Роджер Желязны - Козыри судьбы

Но не нашла. Левая рука вновь сорвалась. Я висел на одной правой и судорожно шарил по кромке, ища, за что бы зацепиться. Но, кроме комьев осыпающейся земли, толку не было никакого. А тут еще начала соскальзывать моя правая.

Темная тень надо мной — сквозь пыль и над залитыми слезами глазами.

Правая рука сорвалась. Я оттолкнулся ногами в последней попытке выбраться.

И вдруг почувствовал, как мое запястье перехватили и тянут вверх. Могучей хваткой меня держала чья-то широкая ладонь. Мгновением позже к ней присоединилась вторая, и меня быстро и ровно вытащили наверх. Я перевалил через край и наконец-то ощутил под собой твердую почву. Запястье освободили. Я прочистил глаза.

— Льюк!

Он был одет в зеленое, и носить клинок для него, должно быть, было не таким муторным делом, как для меня, потому что на правом боку у Льюка висело нечто мечеобразное вполне приличных размеров. На спине взамен рюкзака — скатанный плащ, а пряжку он носил слева на груди, наподобие отличительного знака; на пряжке было изображение золотой птицы — интересно, что это могло значить?

— Сюда, — сказал он, развернулся, и я поспешил за ним.

Мы двинулись, забирая влево, по касательной к той траектории, по которой я входил в долину. Почва, пока мы шли, делалась все устойчивее, и скоро мы с ним взобрались на низкий холм, который, похоже, толчки ничуть не задели. Мы остановились и посмотрели туда, откуда только что выбрались.

— Ни шагу дальше! — громыхнуло оттуда.

— Спасибо, Льюк, — пропыхтел я. — Не знаю, откуда ты здесь взялся и почему, но…

Льюк поднял руку.

— Сейчас мне больше всего хотелось бы выяснить одну вещь, — сказал он, потирая короткую бороденку, которой совсем недавно у него вроде бы не намечалось, и открывая моему взгляду кольцо на пальце с камнем синего цвета.

— Какую?

— Как это так получилось, что говорили сейчас твоим голосом? — спросил он.

— Ой-ей-ей. Вот и мне показалось.

— Кончай! — сказал он. — Ты должен об этом знать. Когда ты выкрикивал эти свои угрозы, а в ответ тебе приказывали возвращаться домой, каждый раз это делали твоим голосом… Как эхо.

— И сколько же времени ты за мной следишь?

— Прилично.

— Эти дохлые твари у щели, где был мой лагерь…

— Я убрал их, чтобы они тебе не мешали. Скажи мне, куда ты направляешься, и что у тебя там за штука?

— Знаешь, как раз сейчас у меня появилась одна догадка по поводу всех этих дел, но история это довольно длинная. А ответ лежит там, вон за той грядой.

Я махнул рукой в сторону зарева над холмами.

Льюк всмотрелся, куда я показывал, потом кивнул:

— Пошли.

— А как же землетрясение? — спросил я.

— Похоже, оно ограничивается только этой долиной, — сказал он. — Обогнем ее и пойдем дальше.

— Не знаю не знаю. Может, оно захочет встретиться с нами еще.

Льюк покачал головой.

— Сдается мне, — сказал он, — это не знаю что, которое не хочет тебя пускать, истощается после каждой своей попытки, и ему требуется некоторое время, чтобы восстановиться для следующего усилия.

— Но попытки делаются все чаще, — ответил я, — и с каждым разом эффективнее.

— Мы что, близко от их источника? — спросил он.

— Возможно.

— Тогда давай поторопимся.

Мы спустились по дальнему склону холма, поднялись на следующий, потом перевалили и этот. Трясло уже не так сильно, а через какое-то время толчки прекратились совсем.

Мы прошли еще по одной долине; сперва она увела нас в сторону, затем плавно повернула в нужном нам направлении, к последней гряде голых холмов, за которыми под небом с переливами от розовато-лилового до сиреневого на фоне низкого неподвижного, напоминающего белоснежную полосу облаков основания мы увидели мерцание огней. На этот раз все обошлось спокойно.

— Льюк, — спросил я чуть погодя. — Той ночью в Нью-Мексико, на горе? Что там тогда случилось?

— Мне пришлось уйти… причем быстро, — ответил он.

— А тело Дэна Мартинеса? Оно куда делось?

— Забрал с собой.

— Зачем?

— Мне не нравится оставлять улики после себя.

— Подробное объяснение, ничего не скажешь.

— Что поделаешь, — сказал Льюк и рванул трусцой.

Я нагнал его:

— И ты знаешь, кто я такой?

— Да.

— Откуда?

— Потом, потом. — Он зашагал быстрее.

Я подравнялся.

— А почему ты меня преследуешь?

— Я спас твою задницу или нет?

— Спас, спас, премного тебе благодарен. Но это опять ничего не объясняет.

— Давай, кто первый до того камня, — сказал Льюк и припустил бегом.

Я — тоже, и скоро его нагнал. Но сколько я ни старался, обогнать так и не смог. Вдобавок мы слишком уж тяжело дышали, чтобы спрашивать или отвечать.

Я поднажал. Он тоже, держась несколько впереди. До камня было еще далеко. Мы шли бок о бок, и последние силы я вложил в финальный рывок. Конечно, это было безумие, но мы столько раз до этого бегали наперегонки. Теперь это было скорее делом привычки. Плюс старое любопытство. Он ли чуть-чуть быстрее? Или я? Или чуть медленнее?

Руки у меня ходили как поршни — туда-сюда, ноги глухо топали по земле. Я восстановил контроль над дыханием и задал себе подходящий ритм. Я обошел его на микрон, и он ничего не смог со мною поделать. Камень вдруг оказался гораздо ближе.

Я держался первым, наверное, с полминуты, а затем он пошел на обгон. Поравнявшись со мной, он вырвался в лидеры. Пора пришпоривать.

Я быстрее заработал ногами. Кровь глухо колотилась в ушах. Я всасывал воздух и нажимал из последних сил. Разрыв снова стал сокращаться. Камень становился все больше и больше.

Я догнал его перед самым финишем, но вперед вырваться так и не смог. Мы промчали мимо камня бок о бок и одновременно повалились без сил.

— Фотофиниш, — выдохнул я.

— Согласен на ничью, — сказал Льюк и, подождав, добавил: — Я всегда тебе удивлялся… чтобы вот так — под конец.

Я прополоскал горло водой из фляги и передал Льюку. Он сделал то же самое и отдал ее мне обратно. Так, передавая друг другу, мы быстро ее приговорили.

— Проклятье, — сказал он, медленно поднимаясь на ноги. — Давай посмотрим, что за теми холмами.

Я тоже встал, и мы двинулись.

Когда дыхание у меня наконец пришло в норму, первое, что я сказал, было:

— Вот ты — ты обо мне до черта всего знаешь, а я о тебе почти ничего.

— Да, — сказал он после долгой паузы, — но очень бы мне хотелось не знать про тебя ничего.

— Ты это о чем?

— Не сейчас, — сказал он. — Потом. Просто ты не читаешь «Войну и мир» в перерывах на кофе.

— Не понимаю.

— Время, — сказал он. — Времени всегда или слишком много, или его не хватает. Сейчас его не хватает.

— Ты меня совсем запутал.

— Если б так.

Холмы приближались, а почва под ногами по-прежнему оставалась плотной. Мы ровно шагали вперед.