Василий Блюм - Мычка

Дерюга задумался, сказал отстраненно:

— Да-да, бывает, гости перебирают с вином, вот и… — Он шагнул в сторону, но, словно что-то вспомнив, тут же вернулся, спросил с великим радушием: — Может завтрак? Для столь щедрых гостей только самое лучшее.

Вспомнив наставления Зимородок, Мычка произнес с расстановкой:

— Вчера я впотьмах спутал монеты, так что… почему бы и позавтракать, раз оплачено?

Лицо хозяина вытянулось, похоже, за завтрак он рассчитывал получить еще столько же, если не больше, однако спорить не стал, лишь произнес с кривой улыбкой:

— Конечно, конечно. Сейчас все будет.

Мычка проводил Дерюгу взглядом, заметив, как недобро сверкнули глаза хозяина корчмы, однако значения не придал. Сев за ближайший стол, прямо напротив входа, он замер в ожидании. На фоне потемневших стен дверной проем с распахнутой настежь дверью кажется входом в неведомый мир. Вот, совсем рядом, задымленные балки потолка, грязные половицы, серые брусья стены, но стоит сделать шаг, попадаешь в наполненный сочной зеленью, пышущий зноем мир с белоснежными шапочками облаков и пронзительным синим небом.

Замечтавшись, Мычка пропустил момент, как оказался не один, а когда повернул голову, наткнулся на вопрошающий взгляд спутницы.

— Надеюсь, прежде чем попусту таращиться на улицу, ты успел заказать завтрак?

Мычка кивнул, произнес отвлеченно:

— Сколько живу, не перестаю удивляться, насколько мир прекрасен.

Зимородок заглянула в глаза спутнику, перевела взгляд в проем, вновь вернула, спросила с подозрением:

— Никак, девку красивую увидел?

Мычка вздохнул, сказал с чувством:

— Небо, облака, роща… Вроде бы одни и те же, но всякий раз видятся по-разному. Если смотреть из леса — одно, стоя посреди поля — совсем другое, а отсюда, из темного зева корчмы — то и вовсе иначе.

Зимородок некоторое время сверлила Мычку недовольным взглядом, затем улыбнулась, сказала понимающе:

— Это у тебя с голодухи. Я, когда в животе урчит, тоже начинаю цветочками любоваться, чтобы отвлечься. Ничего, сейчас принесут завтрак, поешь, и все наладится.

Зашуршали шаги. На столешнице возникли миски — то же, что и вчера: мясо, похлебка, горстка овощей и ноздреватый ломоть. Мычка пододвинул миску, принялся с аппетитом есть, Зимородок же долго принюхивалась, тыкала мясо пальцем, наконец, откусила кусочек, проворчала с недовольным видом:

— Так и думала, что черствое подсунет. Мог бы и подогреть.

Мычка пожал плечами, сказал с подъемом:

— А по мне, так неплохо, твердовато в меру, а то, что холодное… так и не хочется горячего с утра. Особенно понравилось это, только не могу понять, из чего сделано. — Он подбросил на ладони ноздреватый кусочек.

Зимородок покосилась на спутника, наморщила лоб, словно что-то вспоминая, сказала с запинкой:

— Кажется, это называется хлеб, а готовят из травы.

Мычка забросил кусочек в рот, сказал, будто пробуя на вкус:

— Хлеб… Какое необычное слово! — Спросил пытливо: — Скажи, откуда ты все знаешь?

Ковыряясь в мясе, Зимородок буркнула:

— Что все?

— Ну, о деньгах, о хлебе? И ведь наверняка это далеко не все.

Зимородок с отвращением отодвинула мясо, отщипнув кусочек хлеба, сказала задумчиво:

— Я не всегда жила в лесу. Давным-давно меня привезли в деревню рыбарей.

— Филин? — выпалил Мычка осененный догадкой.

Зимородок кивнула.

— Да, только тогда его звали иначе, и он был гораздо моложе.

Пытливо заглянув девушке в глаза, Мычка поинтересовался:

— А где ты… вы жили до того?

Зимородок помрачнела, глаза заволокло пеленой, а взгляд ушел вглубь, будто девушка созерцала не почерневшую стену напротив, а нечто давно минувшее, невидимое для окружающих. Она произнесла чуть слышно:

— Это было очень давно, и я почти ничего не помню. Высокие здания, просторные улицы, смех и разговоры. Лица размыты, а образы тусклы. Потом крики, шум, долгое путешествие через лес, и, наконец, деревня.

Не желая обидеть подругу неловким словом, Мычка спросил мягко:

— Ты сказала, Филин привез тебя. Почему вы живете порознь?

Зимородок вздохнула.

— Сперва жили вместе. Та изба, где ты меня нашел — его рук дело. Однако, местные дядю жаловали не особо, а он отвечал взаимностью. — Она помолчала, добавила с горькой улыбкой: — Тебе это должно быть понятно лучше, чем кому-либо. Ведь и с теми и с другим ты имел дело.

Мычка передернул плечами, представив, что пришлось бы жить в поселении рыбарей, сказал поспешно:

— Я понял. Он ушел. Но почему не забрал тебя?

Зимородок пожала плечами.

— А зачем? Ушел он недалеко, да и не на совсем. Заходил, проведывал. Сперва часто, потом, правда, все реже. К тому же ко мне деревенские относились гораздо спокойней, не обижали, даже помогали по мелочи.

Мычка произнес с пониманием:

— Наверное, тяжело жить среди чужих.

— Не сладко. — Девушка кивнула.

— Тогда почему ты не согласилась идти со мной?

Зимородок поджала губы, сказала едко:

— Ты ввалился посреди ночи, напугал, начал плести небылицы.

Мычка вздернул бровь, спросил недоверчиво:

— И это все причины?

Зимородок сдвинула брови, сказала недовольно:

— Не все. Но, я привыкла жить, как живу, сроднилась с местными, хоть и ограниченными, но в чем-то милыми людьми. И бросать все, бежать сломя голову неизвестно куда, с незнакомым парнем, пусть даже посланным дядей… Такой поворот событий, уж извини, тогда не показался мне привлекательным.

— А сейчас? — Мычка улыбнулся. — Сейчас кажется?

Зимородок произнесла в раздумье:

— Порой, когда все хорошо, я рада, что ты утащил меня насильно. Сидела бы сейчас в избе, чистила опостылевшую рыбу… — Заметив как Мычка расплылся в улыбке, добавила сердито: — Но, порой, хочется тебя убить!

— И что останавливает? — поинтересовался Мычка лукаво.

— То и останавливает, что леса не знаю. Куда я одна в чаще сунусь?

Мычка сказал мягко:

— Но здесь не чаща.

— Вот и подумаю! — бросила Зимородок с вызовом. — Может и подамся куда. Только до села побольше дойдем, а лучше — до города.

Мычка произнес с убежденьем:

— Лучше до города. А еще лучше до города, что возле горы.

Зимородок сердито сверкнула глазами, но промолчала, взялась за похлебку. Мычка же поднялся, исчез за ведущими в комнаты дверьми. Когда ложка заскребла по дну, Зимородок со вздохом отодвинула тарелку, потянулась за миской с овощами. Крепенький в пупырышках огурчик смачно захрустел на зубах: один, второй. Над ухом негромко кашлянуло. От неожиданности Зимородок охнула, втянув вместе с воздухом огрызки огурца, зашлась в жестоком кашле.

По спине пару раз несильно хлопнуло, послышалось задумчивое:

— И куда торопишься, боишься, отберут?