Дмитрий Всатен - Оридония и род Людомергов[СИ]

Фигура простояла недвижима довольно долго, прежде чем сделала несколько шагов к стене и навалилась на нее. Потом она подошла к другой стене и повторила то, что сделала до этого. Путь к третьей стене был остановлен громким треском.

Ожившее существо замерло и посмотрело себе под ноги. Его ноги, закованные в крепкие сапоги из дубленной кожи в железа, попирали раздавленные на сотни кусочков части скелета. Скелет был огромен. Это был брездский скелет.

Фигура подалась назад. Снова рздался хруст и существо увидело, что опять раздавило кости.

Существо присело на корточки и потянулось к полу. Оно подняло что-то, зажало это в руке, а после сунуло за пазуху.

Внезапно существо замерло и стало прислушиваться и принюхиваться. Не вставая на ноги, они резко повернулось в ту сторону, откуда тянуло свежестью и, резво поднявшись, подошло к стене.

На этот раз твердь поддалась и открылась. В комнату ворвался порыв ветра. Фигура подалась назад и подошла к нише, из которой появилось. Протиснувшись обратно, существо слегка загремело внутри чем-то металлическим и вылезло обратно.

Слабый свет скользнул по двум листвовидным щитам на запястьях существа и двум широким, но коротким — в четыре ладони — мечам. Существо было сокрыто под тяжелым чешуйчатым плащем с прорезями для рук.

Убрав оба меча за голенища сапог, существо еще раз рассеянно посмотрело вокруг себя и проскользнуло в щель.

Существо в плаще уверенно шло по длинному коридору, выдававшему далеко вперед. Казалось, ему не было ни конца, ни края.

Постепенно, пространство заполнялось звуками. Слух ожившего явственно различал скрип повозок, далекие голоса и стук шагов.

Коридор оканчивался стеной, однако существо в плаще не стало толкать стену, но нажало небольшой камень у ее подножия. Справа от него открылась небольшая ниша.

Она претворяла собой узкий и низкий проход, идущий все время под уклон.

Существо быстро прошло в нее и стало спускаться. Кромешная тьма, сгустившаяся поначалу до такой степени, что глаза ожившего перестали видеть, постепенно рассеивалась.

Спуск окончился неожиданно. Существо едва удержалось на ногах, чтобы не скатиться кубарем в воду, плескавшуюся в небольшом прямоугольном колодце-заводи.

Существо остановилось, качаясь и замотало головой так, словно бы снимая оцепенение. Оно снова тяжело задышало и, оперевшись рукой о стену, долгое время стояло, свесив голову и приходя в себя.

Во второй раз оно рассеянно огляделось и отпрянуло. Из воды на него смотрели сотни маленьких глаз. Они внимательно следили за ним.

— Грезры, — прошептал оживший. — Грезры…

Вдруг его дыхание словно остановилось. Существо попыталось издать вопль, но лишь захрипело, как если бы его начали душить. Затем оно снова выпрямилось и смело ступило в воду. Рыбы-жуки расплылись в стороны, давая ему пройти.

Раздался всплеск и вода сомкнулась над головой существа.

Людомар открыл глаза. Серая плоская галька тускло горела под лучами солнца с трудом пробивавшегося сквозь пелену тумана.

Он поднял голову и медленно осмотрелся.

Охотник нашел себя лежащим за большим валуном подле Брездских вод. Река, как и многие века до этого мгновения степенно несла у его ног свои струи.

Сын Прыгуна поднялся на колени и, не удержавшись, упал спиной на камень. К его удивлению, он ощутил у себя за спиной мешок, который сделал его падение мягким. Падая, людомар услышал шелест, от которого душа его оледенела.

"Омкан-хуут", пронеслось у него в голове. Он тут же вскочил и потянулся под ребра за своими кривыми ножами. Там их не оказалось. Продолжая оглядывать окрестности, он словно слепой шарил у себя по торсу. Ножей нигде не было. Наконец, он обратил свой взор на себя и застыл широко раскрыв глаза.

Его взору открылась грудь, закованная в мелкосплетенную брездскую кольчугу с шестью пластинами поперек; живот прикрытый частью кольчугой, частью широким кожанным поясом со множество приспособлений-ножен (все они были пусты); его ляжки были обернуты дубленой кожей, прикрытой все той же кольчугой, а на ногах красовались размякшие охотничьи сапоги, списнутые поножами из холкунской стали, такого качества, что на покупку их у всякого в Синих Равнинах да и Великолесье ушла бы не одна жизнь.

Не веря глазам людомар осторожно дотронулся до себя и резко отнял руку. То, чем он тронул броню само было закованно в кольчужку и кожу, усиленную широкими клепами.

В изумлении подняв руки на уровень глаз, людомар в ужасе подпрыгнул. Его ног коснулось нечто твердое, громко загремевшее. Только тут он заметил, что с локтей его свисают веревки на концах которых болтаются два странной формы щита. Они походили на узкие листья с заостренными кончиками.

Людомар поднял и их, внимательно рассматривая. Прошло несколько мгновений прежде, чем он в изнемозжении опустился на прибрежную гальку. Сидеть оказалось не очень удобно, поэтому он стал снимать с себя экипировку.

Оголив торс, он окончательно впал в ступор. Тела, такого, каким он его помнил — молодым, упругим, легким — под кольчугой не оказалось. Он увидел перед собой не сухопарость охотника, но обрюзглость живота перемежающуюся с чрезвычайно развитыми руками и грудью. Людомар с удивлением ткнул пальцем в одну из грудей. Она походила на камень, сокрытый под небольшим мягким одеянием.

Сына Прыгуна вмиг обуяло то чувство, какое редко кому удается испытать. Он ощутил себя закованным в теле другого существа. Бросившись к реке, он увидел в рябом отражении воды силуэт лица, сокрытого шлемом с железной накладкой, скрывавшей нос, рот и подбородок. Трясущимися руками он развязал шлем и снял его с себя.

Великое облегчение и радость напали на него, когда он увидел свое отражение в воде. Да, это был он. Несколько пополневший, но он!

Лицо изменилось: оно стало тверже и… Он не смог найти описание тем изменениям, которые разглядел в своем отражении.

И в третий раз он потратил много времени, чтобы посидеть, уперевшись спиной в холодный приречный валун.

Мысли роились в голове. Вопросы. Их была целая туча. Подобно падальщикам, беспокойным, но безразличным ко всему, они слетались на труп его сознания и терзали его сравнениями, указаниями и наблюдениями.

Почему он один лежит на берегу? Почему он так одет? Что с его телом? Что с ним вообще такое?

Первая атака очевидных вопросов спала когда начало смеркаться. Но за ней прилетели более осмысленные мысли и вопросы.

Что случилось с ним в Боорбрезде? Был ли это сон? Где холкуны? Где холларк? Его хождения по замку, его заплыв с убийцами грезрами, — все это был сон? Кошмар?

И наконец, когда сон уже смыкал его веки, в голову медленно заползли остатки вопрошений.