Ольга Куно - Шпионские страсти

— Не думаю. Уходим, — решил агент и, напоследок оглянувшись, шагнул к выходу.

Видимо, Нарциссу пришла в голову та же мысль, что и мне: он только что напоролся на своеобразную «мышеловку», специально оставленную здесь на случай появления незваных гостей.

Мы вместе поспешили прочь, но, когда до двери оставалось лишь несколько ярдов, под нами внезапно провалился пол… Вернее, как выяснилось впоследствии, перевернулась одна из составлявших его крупных плит. И мы полетели вниз.

Падение было недолгим, результат — болезненным. Оставалось благодарить собственный профессионализм и отработанные до уровня инстинктов навыки. Сгруппироваться удалось, и, несмотря на многочисленные ушибы, ни один из нас, во всяком случае, ничего себе не сломал. Я, правда, слегка поранилась о собственный вылетевший из руки кинжал, но на общем фоне это была мелочь, не стоящая внимания. По-настоящему важным было то, что мы оказались в ловушке, а именно — на дне глубокого колодца. С самого верха сюда проникал свет фонаря. В действительности довольно слабый, на фоне обступавшей нас густой темноты он слепил глаза. Но постепенно мне удалось разглядеть склонившуюся над проёмом фигуру, облачённую в рясу священника.

— Я всё-таки правильно вас заподозрил, — констатировал он, обращаясь, видимо, к Нарциссу. — В нашем нынешнем богоугодном деле важны осторожность и предусмотрительность.

— Давайте поговорим! — крикнул, задрав голову, агент. — Уверен, вас удовлетворят мои объяснения.

— Объяснения не понадобятся, — возразил священник — Приберегите их для того, кто стоит несоизмеримо выше меня. Я ведь сказал: осторожность превыше всего. Живыми вы отсюда не выйдете.

— Уверен, ваших нанимателей заинтересует информация, которой мы обладаем! — предпринял ещё одну попытку Нарцисс.

— У меня нет нанимателей, — равнодушно произнёс священник, распрямляя спину. Фонарь покачнулся в его руке, свет соскользнул на стенку колодца. — Можете кричать. Здесь вас никто не услышит.

Он отошёл и, видимо, нажал на какую-то одному ему известную пружину. Каменная плита возвратилась на своё место. Ловушка захлопнулась.

Первые несколько часов мы перебирали все возможные способы выбраться на свободу. Дюйм за дюймом ощупывали дно и стены, залезали друг другу на плечи, продолжали проверять стены на этом уровне, пытались забраться выше при помощи ножей и кинжалов. Безрезультатно. Колодец был глубоким, каменные стены — отвесными и неподатливыми. Кричать мы тоже пробовали, но, как и следовало ожидать, это не дало результата. Даже если нас и можно было услышать снаружи, часовня располагалась слишком далеко от жилых домов. Непосредственно же сюда захаживали редко, и, как видно, по большей части сторонники Ромеро. То есть те, кто помогать нам не станет.

От бурной деятельности вскоре захотелось пить. Чувство жажды нервировало, ибо у нас оказалась при себе лишь одна фляга на двоих, да и та наполнена хорошо если на треть. Еды не было вовсе, но это пугало меньше, поскольку навряд ли нам грозила смерть от голода. Смерть от жажды наступает значительно быстрее.

Устав физически, но, главное, осознав тщетность всех предпринятых попыток, мы сели на дно колодца. Отпили из фляги совсем по чуть-чуть, старательно экономя воду. Оба понимали, что надолго её всё равно не хватит.

На ощупь дно оказалось гладким. Никаких следов чьего-либо здесь пребывания или останков предыдущих жертв. То ли мы первыми удостоились права быть заживо похороненными в этом колодце, то ли тела предыдущих жертв исправно выносили наружу. Ни тот, ни другой вариант не добавлял оптимизма.

Постепенно нами овладевало уныние. Мы привыкли бороться до последнего даже в самых безнадёжных ситуациях, но в данном случае все способы борьбы были исчерпаны и признаны негодными. Счёт времени мы потеряли, но его, без сомнения, прошло немало. Вода во фляге успела закончиться, мы вытряхнули в рот самые последние капли. Живот начинало сводить от голода, отчаянно хотелось пить. Сверху по-прежнему не доносилось ни звука, и надежда на то, что нами всё-таки заинтересуются, пусть даже враги, угасала с каждым часом. Вдобавок здесь было холодно, и мы боролись с этой напастью традиционном способом: прижавшись друг к другу, стараясь согреться теплом собственных тел.

Сидя на коленях у Нарцисса, гладя его по щеке, на которой уже пробивалась щетина, я почувствовала, как сердце сжимается от мысли, что он разделит эту участь со мной. Странно, я всегда считала себя слишком эгоистичной для подобных эмоций. Мне казалось, что перед лицом собственной смерти чужая не сможет взволновать меня сильнее. Я и не утверждаю, что тревожилась за Нарцисса больше, чем за себя, но непосредственно в тот момент мне было невыразимо больно именно из-за судьбы того, к чьей тёплой пока ещё коже я прикасалась.

— Знаешь, если бы смерть одного из нас могла вытащить другого… — еле слышно прошептала я в его ухо. Я хотела продолжить, сказав, что готова была бы отдать свою жизнь, и не покривила бы душой. Но подобные слова вдруг показались столь пафосными и оттого неестественными, что вместо этого пришлось отшутиться: —…То я бы приняла эту жертву.

Нарцисс тихонько рассмеялся и погладил меня по волосам. Стало очевидно, что заменённая в последний момент концовка нисколько его не обманула.

— Ты опоздала, — тихо ответил он. — Я уже успел подумать об этом раньше.

Я прижалась к нему посильнее, он крепче обнял меня в ответ.

— Если хочешь, можешь меня съесть, — щедро предложила я, радуясь, что Нарцисс не может видеть слёз, которыми сопровождалась очередная шутка.

— Отравлюсь, — хмыкнул он, ласково отводя волосы с моего лба. — Такую язву, как ты, есть рискованно.

— На себя посмотри, — парировала я, погладив его по лбу.

Под подушечками пальцев пролегли незнакомые прежде морщинки.

Нарцисс перехватил мою руку, перевернул ладонью вверх и поцеловал.

— Знаешь, Дейзи…

У меня комок встал в горле. Он никогда не называл меня по имени.

— …Мне до сих пор не довелось тебе сказать… Удобного случая не было…

Я приложила пальцы к его губам и даже надавила сильнее, чем собиралась.

— Не надо, — попросила я, чувствуя, как непрошеные слёзы опять подступают к глазам. Пришлось замолчать и приложить усилие, чтобы взять себя в руки. — Сейчас и так тяжело. А после твоих слов это будет уже слишком.

Он понял и промолчал. Потом, правда, приоткрыл было рот, чтобы что-то сказать, но не успел произнести ни звука: сверху со скрипом сдвинулась каменная плита.

Мы оба вскочили, задирая головы, испытывая смешанные чувства — от пьянящей разум радости до опасения, что из проёма вот-вот польётся кипящая смола. Я пошатнулась и схватилась рукой за стену, лишь теперь понимая, насколько ослабла за проведённые здесь часы… или всё-таки дни?