Владислав Русанов - Заложник удачи

— Я, Сыдор, странствующий рыцарь…

— Так оно и к лучшему, сладкая бузина! Не присягал никому, значит, и нарушать ничего не надо. Самое то, что надо!

— Не дослушал ты меня. Я — странствующий рыцарь. Я поклялся на клинке защищать справедливость, обиженных, несчастных. Поклялся карать предателей, клятвопреступников, да и простых преступников тоже…

— Ты это…

— А что ты мне предложил, Сыдор из Гражды? Мятеж? Захват корон и чужих королевств силой и обманом, а где и предательским делом — убийством исподтишка? Могу ли я на такое пойти? Имею ли право перед людьми и Господом нашим Пресветлым и Всеблагим?

Главарь насупился. Свел брови, вцепился пальцами в бороду. К счастью, в свою.

— Обидел ты меня крепко, пан рыцарь… Обидел. Не желает, значит, благородный пан с чернью и деревенщиной, сладкая бузина, дело иметь? Замараться он боится! Душу грехами отягчить опасается! — Лесной молодец едва не сорвался на крик.

— Пан Сыдор, — тихонько проговорил загорец. Потянулся, чтобы похлопать разбойника по запястью, но передумал. — Тише, пан Сыдор. К чему все?

— Ладно, сладкая бузина! Довольно ругаться. А то мы и в самом-то деле словно кметки у колодца. Значит, говоришь, что уйти хочешь, пан рыцарь?

— Ну…

— Не «нукай»! После «нукать» будешь, когда отпущу. Тебе напомнить наш уговор про Яроша? Или тебе уже все равно, пан рыцарь?

Годимир содрогнулся. Нет, ну как же он мог забыть? Или все дело в браге? Да нет! Что толку себя оправдывать? Отвлекся на бездонные глаза и картинные брови королевны, на многозначительные ужимки Вукаша, на проникновенные речи Сыдора. Ну, и кто ты после этого есть, пан Годимир? Слизняком назови — улитка обидится. Дерьмом обругай, так его хоть по огороду разбросать можно. А тут!..

— Нет. Не все равно, — твердо проговорил он. — Договор наш в силе остается, если ты сам его не нарушишь.

Сыдор довольно ухмыльнулся. Словно кот, обожравшийся сметаной до состояния «не лезет».

— Хорошо, сладкая бузина. Приятно дело иметь с человеком слова! Но, вижу я, против совести ты идти не можешь, а она тебе подсказывает, что я кровосос, каких поискать. сладкая бузина. Так или нет, а?

Словинец избежал ответа, пожав плечами. Его телодвижение можно было растолковать по-разному. Больше того, сколько б людей ни истолковывали, каждый получил бы свой ответ. Свой собственный и только ему пригодный.

— Ладно, сладкая бузина! Не хочешь — не надо! Неволить здесь никто никого не собирается. После поймешь, что прав я был. А даже если и придется для объединения Заречья чуток крови пролить, так этим мы тысячи жизней в будущем сбережем. И рыцарям, и кметям. Прибежишь после, пан рыцарь, да будет поздно. Не приму.

— Не прибегу я, — глухо проговори Годимир.

— Гордый, сладкая бузина? Я тоже гордый. Разрешаю тебе присоединиться ко мне, когда захочешь. А покамест помоги мне первый шаг по пути к короне сделать, а после ступай на все четыре стороны.

— Какой шаг?

— Да простой! Отвези Аделию в Ошмяны, к батюшке. Ты ж наверняка из тех рыцарей, что на поиск пропавшей королевны выехали? Так или нет?

— Так.

— Вот и отвези. Пора нам за Ошмяны и короля Доброжира приниматься.

— Вот просто отвезти и все? — не поверил словинец.

— Просто отвезти. И передать Доброжиру с рук на руки. А весточку для Божидара она сама уж доставит. После можешь считать себя свободным от обещаний.

— А Ярош?

— Яроша я отпущу, как только узнаю, что Аделия, звездочка моя, у отца в замке.

— Да что ж тебе за резон, не пойму я, королевну обратно отправлять после того… Я так догадываюсь, что и побег ты ей подстроил? Не зря Олешек тебя видел в Ошмянах.

— А это уж, пан рыцарь, не твоего ума дело. Так берешься или нет, сладкая бузина?

— Берусь, — кивнул Годимир. И тут же спросил себя, что подтолкнуло его? Желание спасти Яроша или надежда побыть хоть какое-то время наедине с королевной? Скорее всего и то, и другое. А еще в глубине души он хотел увидеть Олешека и Велину. А еще надежда на рыцарские шпоры, если Аделия расскажет — а она расскажет, что ей стоит? — кто ее от похитителей увез.

— Берусь! — еще раз сказал он и потянулся ладонью к поясу. Туда, где привык находить рукоять меча.

Рябой Озим первым уловил в воздухе запах дыма. Сам Годимир ни за что не обратил бы внимания на подобную мелочь, не говоря уже о королевне. Но лесной молодец, назначенный Сыдором им в спутники то ли из лучших побуждений, то ли для присмотра за не заслуживающим полного доверия рыцарем, внезапно насторожился, принюхался и знаком приказал сдержать коней.

— Что еще? — недовольно выпятила нижнюю губку Аделия.

— Костер, — пояснил Озим.

— Кто бы это? — Словинец проверил — легко ли ходит меч в ножнах.

— Откель мне знать? — Рябой спрыгнул с коня, оттянул большим пальцем воротник гамбезона. — Ох, беда мне с этой одежиной… Говорил же, мне бы по-простому…

— Не трепись, а сходи и выясни! — словно хлыстом ожгла его Аделия.

— Само собой… Само собой… — Озим огляделся — куда бы накинуть повод. Годимир подтолкнул игреневого ближе к его серому, крепкому, но нескладному, коньку, протянул руку — давай, мол.

— А? Ага… Благодарствую, пан рыцарь, — облегченно вздохнул разбойник.

Вот удивительно, он за два дня совместного неспешного путешествия так и не привык, что Годимир разделяет его заботы на ночевках и дневках, наравне ухаживает за лошадьми. Неужели из бывшего кметя даже вольница разбойничьей хэвры не в силах вывести раболепие, присущее их сословию?

— Не за что, — отозвался словинец. — Ты иди, иди! Разведай что к чему.

Озим поправил пояс с мечом и кордом. Шагнул в заросли. По лесу он двигался бесшумно, как, впрочем, многие знакомые рыцарю заречане.

Аделия хотела что-то спросить, но Годимир приложил палец к губам, призывая к молчанию. Сам прислушался — благо, шлема он так и не подобрал, и ничего не мешало навострить ухо.

Но… Слушай, не слушай… Если ты не лесной житель, многого не различишь. Ну, переступают кони с ноги на ногу. Так это же свои кони — их тихонько стоять не заставишь. Ишь, отфыркиваются, с шелестом хлещут хвостами по бокам, отгоняя слепней. Ну, шумит листва в кронах ясеней. Вспорхнула пичуга, затрепетала крылышками, метнулась в переплетение стеблей дикой малины. Бедная… Уж кто всего боится, так это она — ястреб, сорокопут, куница, горностай… Да мало ли еще желающих полакомиться яйцами, птенцами, самой птицей?

Не услышав ничего интересного, Годимир решил принюхаться. Вдруг пригодится в жизни? Благородный пан, конечно, ничего общего с псом не имеет, но если обоняние иной раз способно от опасности предостеречь, значит странствующему рыцарю не грех попытаться освоить собачий способ…