Эн Варко - Пронзая ветер

Подойдя ближе, Ланетта оценила всю романтику жизни бродячих артистов. Облезлые шкуры на крыше фургона вряд ли могли служить достойной защитой в случае непогоды. Вокруг остывшего кострища в беспорядке валялась кухонная утварь вперемешку с цирковым инвентарем. Среди всего этого важно расхаживали вороны. При виде странников они с возмущенным карканьем поднялись в воздух. Из валяющегося котелка вылезла пара ежей и поспешила в ближайшие кусты.

— Эй, есть кто живой? — зычным голосом крикнул Шут.

Лежащий под колымагой сверток одеял на мгновение перестал храпеть, а потом с новой силой принялся за старое. Зато в недрах повозки что-то зашевелилось. Через пару минут из нее вылез заспанный коренастый мужчина преклонного возраста с добродушным лицом.

— Что вам угодно? — пробормотал он, протирая глаза.

— Принимайте артистов в свои ряды, — самоуверенно заявил Шут.

Из-за плеча мужчины выглянула черноволосая девица, а куча одеял под повозкой зашевелилась.

— С чего вы взяли, что нам требуются артисты? — насмешливо осведомилась циркачка, неторопливо затягивая шнуровку на своей жилетке.

Ее живые черные глаза и постоянно улыбающийся крупный рот должны были производить неизгладимое впечатление на мужчин. Ланетта скосила глаза на Линнока. Но сейчас выражение его лица пыталось донести до циркачей лишь одну мысль: «Просто не представляете, какое счастье вам только что свалилось на голову!».

Тряпье под ногами разлетелось в стороны, и Ланетта отшатнулась. Перед ними предстало обезьяноподобное существо весьма внушительных размеров с бугрящимися мышцами на несоразмерно длинных руках. Ноги, напротив, были довольно коротки и выгнуты колесом. К телу с помощью мощной шеи крепилась маленькая голова со спутанными клочьями желтоватых волос, приплюснутым носом и плотно прижатыми небольшими ушами. Чуть ли не на переносице сидели маленькие налитые кровью глаза. Этот ходячий кошмар был облачен в красную тунику и зеленые штаны. Уставившись на Шута, чудовище сжало кулаки и недружелюбно замычало:

— Уо ааоо?

Тот миролюбиво поднял руки:

— Не нервничай, друг. Мы никого не обидим!

— Уо? — угрожающе переспросил «друг», играя мускулатурой.

— Успокойся, Ужик. Они на нас не нападают, — успокоил его мужчина.

Он извиняюще улыбнулся Ланетте и обратился к Шуту:

— А что вы можете делать?

— Чуть свет будить добрых людей, потом ездить им по ушам, затем, обирать до нитки. Я угадала ваши профессиональные навыки? — сморщив чуть вздернутый носик, поинтересовалась чернявая насмешница.

Но если она думала смутить Линнока, то напрасно.

— Ах, милая барышня, — запылал он искренним возмущением, — грешно огульно обвинять добрых людей. Меня зовут Линь. Я могу веселить толпу. А моя сестра Лани умеет метать кинжалы. Если вам нужны артисты — проверьте нас, нет — так гоните. Но мошенниками и ворами попросил бы не обзывать.

Брюнетка смутилась. Вслед за старым циркачом она соскочила с повозки. Пышная юбка алым куполом взвилась вверх, но была ловко сбита маленькими ручками. По сравнению с юбкой Ланетты, она выглядела коротко и не скрывала изящных лодыжек. Черная замшевая жилетка была расшита бисером, а из-под нее выглядывали пышные фонарики-рукава почти белой блузы.

Старый циркач заправил выбившуюся клетчатую рубашку в провисшие на коленках холщевые штаны, огладил пятерней растрепавшуюся после сна седую шевелюру и скептично поджал губы.

— Ну, показывайте, что умеете, — изрек он.

Шут тот час разыграл пантомиму: поочередно изобразил присутствующих здесь циркачей. Он умудрился в точности скопировать повадки и ужимки каждого из них. Но мастерство заключалось даже не в этом. Каждый разыгрываемый им персонаж свершал какие-то мелкие действия, которые прототип и не делал, но всем было ясно: это обязательно случилось бы, представься такой случай. Выглядело это все очень смешно и совсем не обидно. А вот навыки Ланетты присутствующими воспринялись более скептично.

— Ты сгодишься, — заявил циркач Шуту, — а вот с девушкой придется поработать. Таким народ особо не заинтересуешь. Нужно что-то эдакое, что душу цепляет. В нашем деле ловкости да сноровки недостаточно.

— Она способная, — заверил его Шут и, подмигнув Ланетте, добавил. — Вот научиться, да так цепанет — никому мало не покажется.

— Не знаю, — протянул глава труппы, потирая подбородок. — Просто не знаю. Конкуренция большая, живем впроголодь. Колесить приходится по всей стране. Лошадки еле-еле с нагрузкой справляются…

— Папаша, давай их возьмем, — заступилась за них девушка. — Веселее будет. Что мы все втроем — не цирк, а просто срам какой-то! Да и скучно в дороге. С Ужиком разве поговоришь? Ему бы только народ пугать. А с тобой весело лишь бюджет обсуждать!

— Ртуть, да что ты вечно суешь нос не в свое дело! — рассердился Папаша. — Молчи, пока старшие разговаривают.

Шут сразу сделался солиднее, бросив снисходительный взгляд на девушку. Та в ответ язвительно ухмыльнулась. Ланетта тоже не сдержала улыбки: как циркач не пытался, ему не удавалось выглядеть дельцом. Каким, к примеру, был отец Ланетты.

Папаша не заметил этих быстрых переглядываний. Он важно изрек, обращаясь к Линноку:

— Я буду платить тебе десять процентов с выручки, а с нее (он пальцем показал на Ланетту) каждый месяц брать за обучение серебряную монету.

— Двадцать процентов для меня и никакой платы за девушку, — непреклонно заявил Шут и, заметив возражение на лице Папаши, отрезал. — Я не торгуюсь.

— Ладно, — покладисто и с каким-то облегчением отозвался тот, — по рукам.

Ртуть расхохоталась:

— Папаша Мот, право, ты самый удивительный глава труппы, когда дело касается денежных вопросов!

Тот смутился и излишне суровым тоном приказал своим подчиненным поменьше болтать, а лучше заняться приготовлением завтрака.

Новоиспеченные циркачи мгновенно были включены в процесс. Линнок занялся починкой упряжи, а Ланетте досталось чистить котелок. Ртуть и Ужик отправились в лес: девушка за травами и кореньями, полезными в походной жизни, Ужик — за дровами для костра. Папаша Мот занялся инвентаризацией продуктов, вывалив их у ручья.

Ланетта, пристроившись рядом с циркачом, принялась отчищать прокопченную посудину травой и песком. Корн шуршал где-то невдалеке в траве, и девушка остро ощущала его присутствие. Пока она старательно отдирала с чугунных стенок грязь, то спросила про Ужика. Его внешность разительно отличалась от тех, кого Ланетте уже довелось повстречать в этой стране.

Оказалось, он не урод. Просто родом с Обезьяньего архипелага, где все такие. Рабовладельцы часто устраивали туда набеги, так как их мужчины славились непомерной силой и живучестью. А Ужиком парня сам Папаша Мот прозвал, потому что тот в детстве чуть живой умудрился преодолеть пустыню. Что с ним приключилось, Папаша не знал. У мальчика были перебиты ноги и отрезан язык. Папаша его выходил. Только ноги у парня до сих пор в непогоду болят. И говорить он не может.