Денис Лукашевич - Тёмный гном

Огр лишь скромно потупился.

Только когда колония светлячковых грибов на потолке жилой пещеры стала постепенно гаснуть, отмечая начало ночи в этом подземном царстве, стали появляться остальные каторжники, усталые, изможденные и отнюдь не такие жизнерадостные, как давешняя троица. Но у заключенных не хватало сил даже на выражение своей завистью более удачных сокамерников, лишь бы до койки — выдолбленной в каменной стене ниши — добраться. К тому же многие уснут голодными, так как не смогли выполнить дневную норму. Но и это еще было полбеды. Гораздо хуже, если каторжан решит прошерстить сам Сломанный Клык.

Видимо, у кого-то возникла схожая мысль, чем он все и сглазил. Дикий хохот, рык и хрюканье возвестили о приближении вождя орков-каторжан, великого и ужасного Сломанного Клыка и его свиты. Те редкие разговоры, что еще возникали среди уставших заключенных, тут же стихли. И чем громче были звуки, тем угрюмее становилось молчание, словно накапливающееся в ожидании настоящей бури. У входа в барак заметались отблески факелов — процессия была уже совсем близко. Даже Шмиттельварденгроу чуть-чуть скукожился, но тут же одернул себя и выругался сквозь зубы. И словно в ответ на его ругательства возник глухой рык, сложившийся в более-менее осмысленные, но донельзя грубые слова:

— Где эти, гхырлы?! Где эти бездельники, привыкшие лишь жратву лопать в три горла?! Сломанный Клык покажет вам, как следует работать!

В жилую пещеру ввалилась гурьба орков, размахивавшая факелами, а во главе ее важно шествовал крупный побуревший орк. Желтые клыки выпирали из-под нижней губы, сплюснутый нос сморщился, словно от вони давно немытых тел, под кожаной безрукавкой проступили бугры перекачанных мышц, а за пояс был заткнут бич.

Клык постоянно касался его то левой, то правой рукой, словно не мог приноровиться под неудобное оружие, для обращения с которой необходима была немалая сноровка. В голове у цверга возникла странная мысль, что он-то вполне справился с бичом, руки помнили то, как когда-то давным-давно, словно в другой жизни, Шмиттельварденгроу гнал пленных-людей в симгарские копи.

— Ах, вот они где! — Вывернутые губы растянулись в довольной ухмылке. Но такая улыбка возникла на косорылой физиономии Клыка лишь в те моменты, когда кто-нибудь мог серьезно пострадать. Шмиттельварденгроу со всей ясностью помнил эту ухмылочку, когда принимал отравленный самогон из рук орка. Впоследствии гном искренне поклялся разбить эти ненавистные губы в кровь и повыбивать все орочьи клыки ко всем дхарам. — Сборище грязных свиней, поедателей помоев и шахтерской пыли! Клянусь Прохвесаром, вы у меня будете так работать, словно сам Пьютер за вами гонится! Копыто! Череп!

Верные прихлебатели Свиное Копыто и Раскроенный Череп подскочили к своему вожаку и замерли в ожидании дальнейших приказаний, по-собачьи преданно уставившись в воспаленные зенки повелителя.

— Этих и этих, — когтистый палец ткнул практически наугад в толпу каторжников, выбирая очередную жертву, — в комнату воспитания.

Орки с радостью бросились выполнять приказания главаря. Бедняги, которым определили комнату воспитания — пещеру, в которой Клык «воспитывал» с помощью бича заключенных, — отнеслись к этому со спокойствием фаталистов и практически безропотно подчинились происходящему. Всех все равно не накажешь, но каждый из запуганной толпы каторжан понимал, что на следующий день такая участь могла постигнуть и его.

Но даже после позорной порки Шмиттельварденгроу не боялся Сломанного Клыка, просто их конфронтация перешла в фазу позиционной борьбы. Заставить что-то сделать цверга и его подельников орки все равно не могли, но и гном не мог уже активно выступать против них: шахтерка хоть немного скрашивала жизнь в этом филиале Бездны в Эратии. И тем более Шмиттельварденгроу удивился, когда Сломанный Клык удостоил своим вниманием его скромную персону. Но более всего цверга поразило то, что орк пришел не с угрозами и ругательствами, а с предложением:

— Шмитти! — Цверга передернуло, волна темной ярости клокочущей волной поднялась в черной как уголь душе. Но запредельным усилием воли он себя сдержал, лишь сжались пудовые кулаки. — Клянусь Прохвесаром, мы так долго обретаемся вместе, но нам так и не получилось пообщаться без… эээ… отягчающих обстоятельств. — Из-за чудовищного произношения последняя фраза выродились в почти бессвязный набор букв: «ощагщающих обшаяельштв», но последовавшее за ней слово Клык выговорил почти правильно: — Поговорим?

Вопреки распространенному мнению об умственных способностях орков Сломанный Клык был далеко не глуп. Он, как говорится, был умным орком. Очень умным по мнению своего народа. Ни особой силой, ни ловкостью Клык никогда не отличался, но, главное, он научился быть изворотливым и хитрым. Дварфы захватили его еще в голопузом детстве, и с тех пор орк воспитывался, если здесь применимо такое слово, в строгости каторжного рабства и подчинении вышестоящему начальству в лице суровых и скорых на расправу гномов.

Но подчиняться хотелось не очень.

Такой дуализм смущал лишь поначалу, во время горячей юности. Со временем постоянный конфликт внутренних и внешних интересов лишь развил заложенный природой потенциал орка, превратив его в весьма скользкого типа, мыслившего с гибкостью змеи и быстротой атакующего тигра. Недостаток образования с лихвой компенсировался живостью мышления.

И только благодаря своему уму Клык достиг того, что имел: стал практически единовластным главарем ганалийской общины орков. Дварф смотрел на все это сквозь пальцы: гномов постоянно не хватало, и лучше иметь собственного ручного орка-надсмотрщика, чем нанимать на работу ленивых людей, любителей выпить и побуянить.

Четвертый забой превратился для Клыка в некое подобие штаб-квартиры: далеко от хозяйского взгляда, большое количество соплеменников и фактическая безнаказанность и всесильность в этом отдельно взятом отделе ганалийского филиала Бездны Эратии.

— Ты отлично поработал, гноме! — Орк благожелательно оскалился. Но, все равно, улыбкой эту гримасу можно было назвать с трудом. — Я наслышан, клянусь Прохвесаром! Ты и твои кореша выполнили самую большую норму на сегодня. Ежели есть еще разногласия между нами, то хотелось бы послать их всех к проклятому Пьютеру. Ну так как, цвергушка?

Уж чересчур тон Клыка был милым и дружелюбным. Цверг растянул тонкие темные губы в довольной ухмылке, а сам напряг остатки серого вещества. Явно чего-то замышлял хитроумный орк. Но и опять ссориться с ним было не с руки. Шмиттельварденгроу не мешало бы заключить и такое перемирие. Поглядеть, что задумал зеленокожий.