Терри Пратчетт - Последний герой. Сказание о Плоском мире

На какой-то миг на потрёпанном лице Гарри промелькнуло отчаяние.

— Конечно, а как же иначе! — воскликнул он. — Все эти коэновские речуги… Пустая болтовня! Он не из тех, кто мрет, как мухи. Только не старик Коэн! Я хочу сказать… только не он. Он не из таковских.

Менестрель окинул взглядом раскинувшееся перед ним Пупземелье. Тут действительно были озера, а глубокие сугробы встречались в избытке. Но Орда никогда не одобряла жульничество. За жульничеством — это не к Орде. Ордынцы предпочитали атаковать в лоб. Но, атакуя землю, скорее себе лоб разобьешь.

«Всё так перепуталось, — подумал менестрель. — Правду говорил капитан. Боги, герои, самые невероятные приключения… Но всё кончается, когда умирает последний герой».

Он никогда не любил героев, хотя понимал, что нуждается в них, как в лесе, как в горах… Их было не видно, но они заполняли пустоту в сознании. Пустоту, которая имеется у каждого.

— Всё будет в порядке, — сказал за его спиной Злобный Гарри. — Скорее всего, они будут ждать нас у подножия гор.

— А что это там такое висит? — воскликнул вдруг менестрель.

Вскарабкавшись по скользким скалам, они увидели то, что осталось от колеса кресла-каталки Хэмиша Стукнутого.

— Это ещё ничего не значит, — возразил Злобный Гарри, отбрасывая обломки в сторону. — Пошли, надо поторапливаться. Это не та гора, на которой хочется заночевать.

— Ты прав. Это ничего не значит… — эхом откликнулся менестрель. Сняв с плеча лиру, он принялся настраивать её. — Это совсем ничего не значит.

А ещё, прежде чем уйти, он достал из кармана маленький кожаный мешочек. Он был полон рубинов.

Бард высыпал рубины на снег — по сугробам сразу заплясали алые отблески — и пошёл дальше.

Поле было покрыто толстым слоем снега. Кое-где виднелись вмятины, как будто сверху на поле с огромной скоростью что-то упало, но ветер уже сглаживал края провалов.

Семь всадниц мягко опустились на снег, и вот что было странным в этом снеге: следы от копыт появлялись на нём не там, где лошади касались земли, и не в тот момент, когда они её касались. Эти следы выглядели наложенными на этот мир, словно бы их сначала нарисовали, но у художника не хватило времени, чтобы нарисовать реальность.

Они немного подождали.

— Нет, мы так не договаривались, — сказала наконец Хильда (сопрано). — Они обязаны быть здесь. Они ведь умерли и сами прекрасно это знают.

— А может, мы местом ошиблись? — спросила Гертруда (меццо-сопрано).

— Дамы? Не могли бы вы спешиться? Пожалуйста.

Седьмая валькирия, обнажив меч, мило им улыбалась.

— Какая дерзость! Эй, ты ведь не Гримгильда!

— Нет, но думаю, вас шестерых я легко поколочу, — сказала Вена, отбрасывая в сторону шлем. — К примеру, вашу Гримгильду я одной левой засунула в сортир. Так что будет лучше, если вы сами спешитесь.

— Лучше? Лучше, чем что? — уточнила Хильда.

Госпожа Макгарри вздохнула.

— Лучше, чем это, — сказала она.

Из-под снега выпрыгнули старики.

— Добрый вечер, мадам! — воскликнул Коэн, хватая лошадь Хильды под уздцы. — Ты послушаешься, или об этом должен попросить мой друг Маздам? Правда, он немного… дикий.

— Хур-хур-хур!

— Да как вы смеете…

— Смею, госпожа, всё смею. Слазь, пока я тебя не скинул.

— Но послушайте!

— Прошу прощения? Прошу прощения? — забормотала Гертруда. — Вы ведь… мертвы?

— Вилли, мы мертвы? — спросил Коэн.

— Должны быть мертвы, но я себя чувствую очень даже живенько!

— Я жив! — взревел Хэмиш Стукнутый. — И задам трепку любому, кто посмеет сказать, будто б я мертв!

— От такого предложения невозможно отказаться, — сказал Коэн, вскакивая на лошадь Хильды. — По коням, парни!

— Но… прошу прощения? — повторила Гертруда, принадлежавшая к классу людей, которые страдают неизлечимой вежливостью. — Предполагалось, что мы перенесём вас в великий Зал Павших. Там уже приготовлены медовуха, жареная свинина, предусмотрены даже драки во время перемены блюд! Всё только для вас! Вы же сами этого хотели! Банкет оплачен!

— Правда? — хмыкнул Коэн. — Что ж, большое спасибо. Но, к сожалению, мы не сможем присутствовать.

— Но именно туда должны попадать герои, павшие смертью храбрых!

— А я разве подписывал какое-то обязательство? Что-то не припоминаю, — пожал плечами Коэн и посмотрел на небо. Солнце садилось, уже появились первые звезды. И каждая — это целый мир? — Эй, госпожа Макгарри, ты по-прежнему не желаешь к нам присоединиться?

— Покамест нет, мальчики, — улыбнулась Вена. — Пока я не готова. Но, может, в другой раз?

— Договорились! Ну, что ж, нам пора. Еще столько дел…

— Но… — Госпожа Макгарри оглянулась на заснеженное поле. Ветер заносил снегом… некие формы. Она увидела торчащую из сугроба рукоять меча, чуть дальше — припорошенную снегом сандалию. — Так вы умерли или нет?

Коэн тоже скользнул взглядом по полю.

— Ну, тут дело обстоит следующим образом. Мы себя мёртвыми не считаем, а на мнение других мы плевать хотели. Плевали, плюем и будем плевать. Хэмиш, ты готов? Тогда, парни, за мной!

Вена проводила взглядом бредущих обратно на гору валькирий, о чём-то переругивающихся меж собой, а потом стала ждать. У неё было ощущение, что ей есть чего ждать. Некоторое время спустя она услышала лошадиное ржание.

— Ты за мной? — спросила Вена, посмотрев на всадника.

— Я БЫ ПРЕДПОЧЕЛ ИЗБЕГНУТЬ ПРЯМОГО ОТВЕТА НА СЕЙ ВОПРОС, — ответил Смерть.

— Но ты здесь, — сказала Вена, хотя в данный момент она скорее чувствовала себя госпожой Макгарри.

В отличие от госпожи Макгарри, Вена, скорее всего, убила бы пару-другую валькирий, чтобы впредь ей не перечили, но все они были такими молодыми…

— КОНЕЧНО. ПОТОМУ ЧТО Я — ВЕЗДЕ.

Госпожа Макгарри подняла голову к звездам.

— В старые времена, — промолвила она, — если герой проявлял себя действительно геройски, боги помещали его среди звёзд.

— НЕБЕСА СИЛЬНО ИЗМЕНИЛИСЬ, — пожал плечами Смерть. — ТОТ, КТО СЕГОДНЯ ВЫГЛЯДИТ ВЕЛИКИМ ОХОТНИКОМ, ЛЕТ ЧЕРЕЗ СТО МОЖЕТ СТАТЬ ПОХОЖИМ НА КАКОЙ-НИБУДЬ КОВШИК.

— По-моему, это несправедливо.

— А НИКТО НЕ ГОВОРИЛ О СПРАВЕДЛИВОСТИ. НО ВЕДЬ ЕСТЬ И ДРУГИЕ ЗВЕЗДЫ.

Добравшись до лагеря Вены у подножия гор, Гарри развёл костёр, а менестрель тем временем сидел чуть в сторонке и задумчиво пощипывал струны.

— Я хочу, чтобы ты услышал это, — вдруг сказал он и начал играть.

И его песня длилась целую вечность.

Когда же смолкли последние ноты, Злобный Гарри украдкой смахнул слезу.

— Конечно, над ней ещё нужно поработать… — странным, далёким голосом пробормотал менестрель. — Но скажи, тебе понравилось?

— Ты спрашиваешь, понравилось ли мне? — переспросил Злобный Гарри. — То есть… она может стать ещё лучше?