Евгения Техтелева - Наследие (СИ)

Когда Песнь закончилась и Кровопийца снова степенно расположился на покрывале, отдав с благодарностью инструмент Изилкалю, у всех, кто был в лагере, часто бились сердца. У Бенрада блестели в глазах слезы тоски. Ничего не сказав, он кивнул велийцам, слабо улыбнулся наемнику и вернулся к рыцарям.

— Ты напоила их души эликсиром очищения, — первым нарушил тишину Долнарн, заговорив на эльфийском.

— Им это было необходимо, — вздохнула Джайра.

— Не беспокойся, я подарю им спокойный сон .

Снова зазвучала флейта, переливаясь в нежнейшей эльфийской колыбельной.

Через минуту лагерь начал засыпать.

Джайра, все так же сидя спиной к каравану, спустила повязку, устало вздохнув.

— Очень странный и редкий человек, — произнес Изилкаль, кивнув на вопросительный взгляд Джайры в сторону рыцарей.

— Редкий?

— Да, раньше такие патриоты были не редкость, а сейчас… Ты знаешь это даже лучше нас.

Джайра хмыкнула. «Потому что патриотом быть опасно».

— Впрочем, он вайенец, — продолжал Изилкаль. — С ним нужно быть поосторожнее, особенно тебе.

— Мне? — она отогнала безобидного светлячка, бьющегося о щеку. — Почему это?

— Главная особенность вайенцев — видеть насквозь твою душу. Он увидит тебя, какая ты есть, несмотря на все твои маски.

Джайра издала саркастический смешок, припомнив болтовню Бенрада на дороге.

— Где уж ему меня разглядеть…

— Ты его недооцениваешь из-за его простоты, — тон велийца был серьезен, — а ведь этот рыцарь уже мог заинтересоваться тобой.

Джайра нахмурилась. «Пусть это не будет правдой…»

— Что-то ты сегодня слишком подозрителен, — покопавшись в седельной торбе, она достала сверток с зачерствевшим хлебом и с досадой надкусила ломоть. — Я не думаю, что Бен может прятать карты в подкладке. Он не из таких людей.

— Но он может говорить не всю правду, ведь так? Признайся, ты ведь даже не обратила внимания на то, что он носит бронзовый ясень?

Джайра недовольно скривилась, больше от сказанного эльфом, чем от скверного хлеба. Посмеявшись над ее выражением лица, Долнарн достал из своей сумки ароматный сочень с цветочным медом и подал его девушке.

— Зато он уже выяснил немного о твоем прошлом .

— Это не такие уж важные знания, — отмахнулась Джайра, принимая с голодным взглядом из рук Долнарна желанную пищу.

— И все же. Будь с ним аккуратнее, но не обижай, — с наслаждением откусывая сочень, она только хмыкнула. — Он может стать твоим самым преданным другом .

— Если не поклонником Кровопийцы, — с набитым ртом проговорила наемница.

Эльфы коротко засмеялись.

Колыбельная стихла. В роще запели ночные соловьи. Ворон встрепенулся, услышав треск сучьев, разламываемых рогами неосторожного оленя, и снова положил голову на траву, распугав всхрапыванием облепивших нос кузнечиков.

— Давно ли ты смотрела на звезды?

Джайра взглянула на Долнарна. «Так вы пришли мне что-то рассказать?..»

— Мой день удался, если я не ночую под открытым небом, — она развела руками. — Как видишь, в последние дни удача не дует в мою сторону .

— Тогда у тебя прекрасная возможность поговорить со звездами .

— Ты же знаешь, Долнарн, я не сильна в чтении по звездам, а все предсказания считаю не более, чем внушением .

Эльф вздохнул и поднял глаза к ночному небу.

— Очень жаль, что ты не веришь звездам, а ведь в последнее время они неспокойны .

Когда Эврикида делала предсказания, которые в дальнейшем так или иначе сбывались, она говорила те же самые слова.

— Что ты имеешь в виду? — вся тревога наемницы передалась в одном вопросе.

Предсказатель посмотрел на нее. В его глазах отражались пляшущее пламя и призрачный свет стареющей луны.

— Грядут большие перемены. Начало уже положено. Звезды дрожат и трепещут, их охватывает мрак. Что-то грядет. Что-то, что изменит весь мир.

— И что же это?

Веллиец покачал головой.

Где-то рядом заухал филин.

— Этого звезды не говорят. Ясно только одно: если не произойдет чудо, мир умрет. Вся его история может исчезнуть по прихоти только одного.

Менелнаур предложил брату флягу, и тот сделал большой глоток.

— То есть известно, кто за этим стоит?

В голове Джайры друг с другом боролись совершенно разные предположения. Она надеялась, что все же это не коснется убийцы ведьмы огня, но в ожидании худшего сердце замирало.

— Его образ, светлый при рождении, омрачён страданиями, а деяния осенены смертью. В его руках — сила мрака, оружие хаоса и уничтожения.

От волнения у нее расширились глаза.

— Постой, судя по всему, это темнейший, но… «образ омрачен страданиями»?

Ответил Изилкаль:

— Каждому, кто присягнул мраку, пришлось пережить тяжкие беды, душевные терзания, которые изуродовали душу. Архимаг был братом Драгонусу, так или иначе предательство кровного родства — это очень сильное потрясение, не говоря уже об убийстве.

— Но ведь в преданиях не сказано, что стрелу пустил он.

— По его желанию началась война, — заговорил Менелнаур, — по его злобе и ненависти обе стороны столкнулись в Переломной Битве. Он не мог не понимать, к чему это может привести.

— Тогда мне, да и всему миру, не понять, чего он добивался этой битвой.

Долнарн, оторвав задумчивый взор от догорающего огня, снова посмотрел ей в глаза.

— Что бы хотел получить провинившийся человек?

От удивления Джайра открыла рот.

— Прощение?! Да вы шутите! Войной получить прощение?

На ее громкие возгласы спавшие лошади приоткрыли глаза. Ворон навострил уши.

Долнарн кивнул.

— Окончив войну между двумя сторонами, он бы исчерпал конфликт и остался бы один на один с братом. Драгонус простил бы его и очистил раскаявшегося светом всепрощения, архимаг смог бы все начать сначала. Но у него ничего не вышло, Протектора убили, а его возненавидел весь мир и устрашился его бездушия и могущества. Никому не известно, что он хочет сотворить, но продолжившийся род Драгонуса он ненавидит не менее, чем его — весь свет. Ведь они повсюду возносятся людьми, их почитают как великих героев и спасителей.

Джайра встряхнула головой, приводя мысли в порядок.

— Но ведь каждый из них хоть раз сталкивался с ним. Почему он не просил прощения у них?

— Ему был дорог брат, а не его потомки, изменившиеся за тысячелетие до неузнаваемости — ведь он смог восстановить силы только спустя это время. К тому же, мрак одолевает его, он лелеет только свою злобу. Многие предполагают, что его самого уже давно нет, осталась только ненависть.