Евгения Техтелева - Наследие (СИ)

— Нет. Иначе бы не послала Зайна в каретный двор.

Как по зову, с крыш спустился ассасин и немедленно подошел к аль-мусиальду.

— Ну, что?

— Забавную метку вы придумали, — засмеялся Зайн. — Конюхи проклинают все на свете, пытаясь разогнать кошек.

— Экстракт валерианы? — в догадках неуверенно произнес Фарен. Джайра кивнула.

— Мне не удалось разговорить кого-либо из них, но я видел знак на карете. Это алмаз, который держат в пастях две серебряные змеи.

— Это знак королевского казначейства и монетного двора, — мгновенно ответил Фарен.

Джайра повернулась к виконту.

— Ты знаешь, как зовут казначея?

— Увы, нет. Он сменился пару лет назад. Такие люди, обычно не разглашают всему народу свое имя.

Досада вернулась с двойной силой. Заведя Ворона в конюшню, Джайра поднялась к Хакиму, усевшись перед ним, терзаемая угрызениями за утренний спор. Хецин тихо переговаривался с сидевшей рядом Ксией, поэтому, когда к ним присоединилась Джайра, она стала свидетельницей их разговора.

— Не понимаю, как вы можете это курить каждый день.

Ксия изо всех сил разгоняла руками окутывающие ее вихрящиеся облачка дыма из трубки саета.

— Это мое лекарство. В ардонском воздухе слишком много влаги для хецинских легких. Молодое тело еще может приспособиться, но старому уже не хватает сил, — беззлобно ответил старик.

— Шестьдесят семь лет — не такой уж и старый, — осмелилась подать голос Джайра. — Кстати говоря, Сальмоней Нар Атив тоже страдает этим недугом.

Хаким обдал ее дымом.

— Ну, да, тебе ли говорить о старости. Да и у Фарена та же история.

— По-моему, — усмехнулся некромант, подперев спиной деревянный столб, — у меня другой случай.

Почему-то подобные темы всегда задевали Джайру.

Она недовольно посмотрела на него:

— Ты хотя бы знаешь причину. А я своего проклятия не знаю.

— В тебе эльфийская кровь, — произнес Фарен, — это даже так заметно. Человеческая и эльфийская природа вместе — это совершенная красота.

Джайра бросила на него косой взгляд. Отчего-то среди разговаривающих повисло неудобное молчание.

— Не все люди так снисходительно относятся к полукровкам, — наконец нашлась с ответом наемница, молясь про себя, чтобы не покраснела.

— А жаль, — пожал плечами молодой человек.

— Твоими сладкими речами да уши куртизанок бы услаждать, — фыркнула она. Фарен отвернулся в сторону, чтобы не выдать своего смущения.

Немного набравшись смелости после этой словесной баталии, глубоко вздохнув, Джайра обратилась к саету:

— Хаким, мне нужно воспользоваться «Ловцом мыслей».

Он достаточно долго не отвечал, глядя ей в глаза. Ее намерения были тверды, поэтому она глаз не отводила.

— Ты с ума сошла! — всплеснула руками Ксия. — Это же сильнейший дурман!

В надежде найти союзника она взглянула на Фарена. Тот развел руками:

— Я уже ничему не удивляюсь.

— Все настолько запутано? — тихо спросил Хаким.

— Почти как с заговором в Китране.

Хецин не отреагировал.

— Ты только подумай, — понизила голос Джайра, придав ему таинственности, — если в опасности Октава, значит, и вся Ардония тоже…

— Не прячь за добродетелью свое возмездие, — отрезал сает. Джайра сникла. — Я подготовлю для тебя часовню, — она слегка улыбнулась. — Но это лишь только потому, что я не хочу, чтобы Гильдия имела такой весомый союз с темнейшим. Нам тогда с ними не справиться.

Он кивнул молчаливо стоявшему рядом Зайну. Слуги принесли все необходимое, и спустя малое время все было готово.

Вьющийся словно змей сиреневатый дымок занимал собой всю часовню, не смея распространять свой дурман за пределы предоставленной опочивальни. Джайра уже не раз подчинялась власти «Ловца мыслей» и знала, каков его характер. Чтобы не вызывать болевых тисков, нельзя торопиться, тогда это будут мягкие объятия, дающие полную ясность рассудка и бесконечное время для рассуждений, на которые в реальности пришлось бы потратить целую вечность. Успокоив дыхание и почти расслабившись, Джайра медленно вошла в полумрак часовни, преодолев всего лишь две ступеньки так, будто это была высокая лестница. Дымок, уже клубившийся легким полупрозрачным туманом, мгновенно окружил ее. У «Ловца», в отличие от других дурманов, всегда была одна особенность: сколько помнила Джайра, у него каждый раз был разный запах и разный вкус. Она почувствовала, как его аромат сгустился под нёбом. В этот раз это был запах вечернего леса — хвоя, сочная листва, древесина и почему-то ежевика. Осторожно опустившись на ковер, она проделала обычный ритуальный жест ассасинов: собрав мысли и напряжение с лица, открыла ладони, положив их тыльной стороной на колени, открываясь миру. Зрение уже слабело. Вход, находившийся в паре шагов, казался далеким туннелем. «Ловец мыслей» вырисовывал из дыма странные очертания лиц, предметов, слышались знакомые голоса и обрывки важных разговоров. Сидя в самой возможной неподвижности, Джайра сделала глубокий вдох, последний шаг в подсознание, и, медленно выдыхая, закрыла глаза.

Наблюдавший за ней вместе с Ксией Фарен, словно тот же дурман, разгонял туман противоречивых мыслей у себя в голове. Больше всего он не понимал, почему Зайн и Хаким так спокойно чего-то ждут. Даже слуги и люди из общины старались вести себя тише, поглядывая на часовню. Наконец, он не выдержал:

— Чего она этим добивается? Дурман сносит голову не хуже палача.

— Это если ты не умеешь с ним говорить, — мягко перебил его Зайн.

Реальный мир почти исчез, растворился в дурмане. Перед Джайрой на застеленном бордовым ковром полу были разложены карты: факты, события, имена, изображения лиц. Оставалось только начать игру, сложить пасьянс.

«С чего начать?..»

«… Грядут большие перемены. Начало уже положено. Звезды дрожат и трепещут, их охватывает мрак. Что-то грядет. Что-то, что изменит весь мир …»

Все началось с Мортоса. За его черной картой тянутся оборванные нити заговоров, сделок и предательств. Они настолько призрачны и спутаны, что не видно ни начала, ни конца. Тут же вслед за ним трепещет карта смерти Эврикиды.

«… Очень жаль, что ты не веришь звездам, а ведь в последнее время они неспокойны …»

Совсем рядом послышалось бормотание ведьмы, такое же, как во сне. Только было не разобрать, о чем же она рассуждает.

Почему-то среди всех прочих горят суровым холодом разноцветные глаза Амниса. «Похожи на глаза Хамелеона Акуна…»

«…мне кажется, что турнир организуется непросто так. Он служит прикрытием для чего-то. Уже очень давно самые сильные воины мира не собирались вместе… Будь внимательнее — этот капкан поставлен на кого-то очень большого и сильного…»

Радостное лицо Бенрада, голубые глаза которого скрывают тихую печаль.