Сергей Гончаров - Сихирти (СИ)

Больше он не произнёс и слова.

После завтрака у старика прихватил живот. Вместо работы ему пришлось отправиться в Тоннель Последней Мысли. Никите осталось лишь валяться на китайском матрасе и ждать.

Мысли сами собой переключились на Ларису. Он даже задумался, как она там сейчас? Как бизнес? Страшно представить какую вакханалию устроила бывшая жена, пытаясь оттяпать кусок побольше, да пожирнее. Мысли сами собой вернулись к помощнице. Вспомнил, какой её видел последний раз: в облегающем белом костюме с распущенными волосами, в больших солнцезащитных очках. Мужское естество моментально и требовательно захотело близости с женским телом. Рука непроизвольно потянулась к промежности. Попытался вспомнить, когда последний раз занимался сексом. Попытки у сихирти не считались. Рука тем временем принялась совершать возвратно-поступательные движения. Перед глазами возникла картинка, как Лариса в кожаном кэтъюсте подошла к шесту и…

— Долго валяться и ялду гонять будем? — Туди остановился на пороге и с ухмылкой наблюдал за человеком. — Работа ждёт.

— Проклятая работа, — проворчал бизнесмен и сам удивился отсутствию стыда.

— Последний раз я пил водку где-то в пятьдесят третьем, — поднял белёсые глаза на потолок Туди. — Да, где-то тогда. Может в пятьдесят втором. В общем, Сталин ещё жив был. До сих пор помню это мерзкое состояние!

Уже несколько дней Никита рисовал лошадей в Тоннеле Спящей Лошади. Обычном жилом Тоннеле, где туда-сюда сновали сихирти. Гоги дал задание разрисовать его бегущим табуном. Работа плёвая, но донельзя однообразная.

— Я тоже уже лет десять не пил водку, — зевнул бизнесмен. — Мне вообще удивительно, как люди могут потреблять эту гадость!

— Да как-как?! Легко, — хмыкнул Туди.

Он, как всегда, сидел, опёршись на стену, и наблюдал за работой человека. В последнее время у него появилась привычка без устали болтать, вспоминать прожитые годы.

— Я как-то видел мужика, который вылил в глубокую тарелку бутылку водки, покрошил в неё хлеба и ел ложкой. Представляешь, какая зависимость?!

Никита представил, как ест водку ложкой. Передёрнуло.

— Я даже не представляю, как нужно ненавидеть собственный организм, чтоб заливать в него яд, — он почувствовал на губах привкус водки. Затошнило немного.

— Ладно, кончай о мерзости, — бизнесмен услышал и в голосе дедка отвращение. — Ты видишь, вообще, что рисуешь, Шершень?! Или языком чешешь?

Никита сделал два шага от стены, пристально посмотрел на переднюю половину лошади: голова, на удивление с первого раза получилась удачно: красивая грива, частично нарисованный мускулистый торс, передние ноги…

И тут увидел, что нарисовал коленные суставы не в ту сторону. Улыбнулся — ноги перерисовать проще всего.

— Ну… бывает, — пробормотал он. — Отвлёкся.

Пока смывал краску со стены, Туди рассказал историю, как перед войной мужик из его села пахал на тракторе поле. Отвлёкся и сбил ЛЭП.

— Он клялся и божился, что был трезв, а так же, что в тракторе отказали тормоза. Но больше его никто и никогда не видел. Детей его: двух малолетних сыновей и старшую дочь фашисты, кстати, в лагерях убили. Жена пропала без вести вскоре после него самого.

— Знаю, знаю, — отмахнулся хозяин «Схватишек». — Солженицын с Шаламовым много об этом рассказали.

— Шершень! — округлил глаза Туди. — Ты меня иногда удивляешь! То тупишь, как сто тупиц, то называешь фамилии, о которых знать не должен! — Никита хотел ответить что-нибудь колкое, но в последний момент смолчал. Надсмотрщик не относился к тем, с кем стоит спорить. — Солженицын многое недоговорил, а многое и переговорил, — продолжил старик. — У него правда где-то посередине. А с Шаламовым я как-то встречался на Колыме. Не похож этот человек на того, кто мог причинить какой-нибудь вред Советской власти. Видимо по глупости попался, а дальше попросту намотало на колёса.

— И Солженицын не такой и Шаламов тоже плохой, — обернулся Никита. — Ты вообще их читал?!

— Я читал. А ты, Шершень, скорее всего от кого-то просто фамилии услышал.

— А на что спорим, что читал?! — хитро прищурился Никита. — Давай, если я выигрываю, то ты мне показываешь выход из этих катакомб? Давай? Чего молчишь? Чего блымкалками блымкаешь? — бизнесмен почувствовал, что блеф удался и пусть выхода ему никто не покажет, но он хотя бы даст отпор этому много о себе мнящему аборигену.

Но хозяин «Схватишек» недооценил надсмотрщика.

— Шершень, ты меня точно сегодня решил удивить! — восхищённо кивнул Туди. — Я даже на секунду подумал, что ты действительно читал. Хорошо. Я принимаю твой спор. И покажу тебе выход. Но если выяснится, что не читал, то ты засунешь палец себе в зад, а после его оближешь.

— Ты с ума сошёл?! — вытянулось лицо человека. — Ты, старый, дожил до такого возраста и ЭТО у тебя на уме?!

— Ты же читал, — хитро прищурился подземный житель. — Тогда тебе не придётся ничего облизывать, а я попросту покажу тебе путь наверх. Прямо сейчас. Просто скажи мне, сколько частей в «Архипелаге ГУЛАГе».

— Эту книгу я как раз и не читал.

— Хорошо, — легко согласился Туди. — Сколько тогда дней проходит в «Иване Денисовиче»?

— Ты называешь какие-то странные и малоизвестные произведения, — буркнул Никита.

— Будь по-твоему, филолох, — улыбка на бородатом лице старика росла с каждой секундой. — Просто назови его самое большое произведение.

— Я сказал, что читал Солженицына, но не сказал, что всего.

— Хорошо, филолох, — снова легко согласился Туди. — Как называется то, что ты читал?

— Не помню, — Никита повернулся к стене и продолжил рисовать.

— Понятно. Спрашивать о чём было то, читанное тобой, известное произведение Солженицына, спрашивать не стоит?

— Я вообще занят, — буркнул хозяин «Схватишек». — И ты меня отвлекаешь своими глупыми вопросами.

Долгое время молчали. Никита даже забыл, что за спиной сидит старик. Когда тот заговорил, бизнесмен вздрогнул.

— Думаешь наверно, что я придумываю? Чего молчишь? Думаешь, думаешь. Многие мне не верят… Да что там многие. Все не верят. Всем вам, человекам, почему-то, кажется, что не может сихирти жить среди людей. А почему не может?

— Да потому, что выделяются сихирти, — буркнул бизнесмен. Но именно он верил каждому слову, сказанному стариком. Не мог понять, что вызывало эту веру, но развитое бизнес-процессами чутьё подсказывало — старик всегда говорил правду.

— Вот, — вздохнул Туди. — Никто не может раскрыть глаза и увидеть, что всем вокруг всё равно, кто живёт рядом с ними. Убийцы? Пусть будут убийцы. Воры? Пусть будут воры. Жулики, проститутки и прочие отбросы общества? Пусть живут. Никто им не мешает. Даже поощряют их житиё! Как это у вас там называется? Либеральные взгляды? Демократия? И ты думаешь, что среди такого безразличия не сможет жить сихирти? Сможет. И даже больше. Живут. Не думай, что я один такой. Много там живет из подземного народа. Проститутка ярче выделяется, чем сихирти. Цвет кожи, через пару месяцев под солнцем, становится почти нормальным, для глаз можно очки или линзы приобрести, а длина рук так вообще несущественна, достаточно лишь не распрямлять. Ты даже не представляешь, сколько сихирти в Москве. Уверен, что никто из них не работает с тобой бок о бок?