Дарья Снежная - Артефактика. От теории к практике

Наконец она облегченно выдохнула и даже чуть улыбнулась, отчетливо-материнским жестом пригладив встопорщенный ежик. После чего поднялась и подошла ко мне.

— Эдора Шантей. А вы?..

— Нинон Аттария, — поторопилась представиться я. — Стажер мастера Шантея.

— Стажер? — Госпожа Шантей изумленно вскинула тонкие брови. — Я искренне полагала, что стажер у него мальчик.

— О да, — невольно вздохнула я. — Он даже меня в этом почти убедил.

Женщина покачала головой с легкой укоризной.

— Он у меня такой шалопай.

Шалопай? Да уж! Пожалуй, это самое верное определение!

— Расскажите, что случилось. — Она опустилась в кресло, и я зеркально повторила это движение. — Меня среди ночи разбудил посыльный от бывшего коллеги, сообщивший только, что в больницу доставили моего сына с ножевым ранением.

— У мастера Шантея с мастером Дайниром был ночной заказ, они остались в мастерской, и…

Только сейчас, когда понадобилось это произнести, я вдруг осознала, что все-таки произошло. Мастер Дайнир пытался убить Макса и взломать его сейф? Наш мастер? Из нашей мастерской? Хладнокровно пырнул ножом ничего не подозревающего коллегу, а потом сам погиб, не сумев обойти все навешанные на шкаф «охранки»?

Это не укладывалось в голове. Я не очень хорошо знала Курта Дайнира, мы проработали бок о бок всего неделю, но он, да впрочем, как и все мастера О’Тулла, казался мне вполне приятным человеком, не способным даже на подлость, не то что на убийство и грабеж.

Слушая мой сбивающийся рассказ, госпожа Эдора лишь качала головой да изредка постукивала аккуратными округлыми ноготками по узорному набалдашнику трости.

— Какой кошмар, — заключила она, когда я закончила. — Я искренне надеюсь, что стража не отнесется к этому делу спустя рукава. Убеждена, с этим мастером что-то нечисто.

— Скажите. — Я бросила косой взгляд в сторону спящего Макса. — С ним ведь все будет хорошо?

— Не волнуйтесь. — Госпожа Шантей тепло улыбнулась. — Придется поваляться несколько дней в кровати — что ему, конечно же, категорически не понравится, — но только и всего. Не думаю, что стоит ждать осложнений.

Я не смогла удержать глубокий облегченный выдох, после которого разом ощутила всю накопившуюся за ночь усталость от беготни и переживаний. Уж если мать, которая за сына наверняка переживает больше всех знакомых, вместе взятых, говорит, что поводов для излишнего волнения нет, то мне и подавно стоит наконец успокоиться.

Госпожа Шантей коснулась моей руки.

— Вам и самой, Нинон, стоит уже лечь и отдохнуть. Дальше уж я сама.

По правде говоря, уходить мне не хотелось. Я бы и в кресле прекрасно подремала, но поводов для возражения особых не находилось. В конце концов, кто я такая по сравнению с ней, чтобы настаивать на своем присутствии?

— Да, вы правы, — пришлось с сожалением кивнуть. — Пойду домой…

— Домой? — громким шепотом возмутилась госпожа Эдора. — Что значит домой?! И думать не смейте! Чтобы я позволила юной девушке бродить по улицам в третьем часу ночи? Сейчас мы вас здесь устроим. Пойдемте-ка со мной.

Она стремительно поднялась и направилась к выходу. К звуку шагов добавлялся мерный негромкий стук трости. Возле поста дежурной сестры милосердия она задержалась:

— Тиа, не подскажешь, где я могу устроить на ночь эту милую девушку?

— Ваша родственница? — сочувственно спросила та.

— Нет, ученица моего сына. Очень толковая барышня, вовремя подняла тревогу, а потом не отходила от постели Макса после операции, пока я не смогла приехать и сменить ее…

Госпожа Эдора так расписывала мои сегодняшние подвиги, что я того и гляди сама поверила бы, что действовала так разумно и ответственно, как это звучало. А на самом деле я сначала просто уперлась, как глупый ослик, а после, увидев раненого Макса, перепугалась до икоты. Но вмешиваться и восстанавливать справедливость не стала. Хватит, мой лимит глупостей исчерпан до конца года.

— Ох, не тревожьтесь, целительница Эдора! Я сама все сделаю, идите к сыну и не волнуйтесь о нас — все будет замечательно.

Отзывчивая сестра тепло улыбнулась матери Макса и, встав из-за своего стола, поманила меня за собой, как оказалось, в одну из пустующих палат.

— Присаживайся. Жди меня здесь, я сейчас принесу постельное белье и одеяло. Это быстро! — ободряюще произнесла она и вышла.

Вернулась и впрямь быстро. Принесла стопку белья, тонкое шерстяное казенное одеяло со штампом-эмблемой больницы в углу. Помогла застелить постель, попутно болтая обо всем на свете — о распоясавшейся преступности, несомненном таланте целителя, оперировавшего Макса, и былых заслугах госпожи Эдоры:

— Целительница Эдора, она, знаешь, какая? Строгая — жуть! Правая рука главного целителя больницы была. При ней все целители и сестры милосердия по струнке ходили. Но больных самых сложных вытаскивала. Великий талант! — С таким непередаваемым чувством она это произнесла, что я поняла: для нее Максова мама — как для меня Макс. Сияющий идеал, к которому надо стремиться.

Я присела на застеленную постель и приготовилась дальше слушать. Тиа, видно, и самой уходить не хотелось — дежурство (слава богам!) скучное, а тут возможность поболтать и благодарный слушатель. Она встала в проеме так, чтобы видеть свой пост и ряд дверей в палаты вдоль коридора, и продолжила:

— У нас в больнице о ней легенды ходили. А потом ее муж, военный вроде бы в каких-то немалых чинах, умер. Она тогда здорово сдала — все-таки годы уже не те, и мужа, говорят, очень любила. Поседела в неполные два месяца. Практику целительскую ей пришлось оставить — проблемы с сердцем начались. Тогда и сын ее в родительский дом вернулся — матушку поддержать, так-то он давно отдельно жил. Ну, это ты, наверное, и так знаешь.

Я неопределенно угукнула, а Тиа бдительно высунулась в коридор, оглядела — нет ли нуждающихся в ее профессиональной помощи — и, не обнаружив таких, вернулась к разговору.

— Здоровье целительнице Эдоре поправили, все хорошо сейчас, только трость напоминанием осталась. Но ей даже идет — она с тростью еще величественнее. Теперь представляет Гильдию целителей в городском Совете, — закончила она с нескрываемой цеховой гордостью.

И спохватилась:

— Ох ты ж! Что ж ты молчишь — я совсем тебя заболтала! А у тебя глаза слипаются, я же вижу. Давай ложись — ночка-то сумасшедшая выдалась!

Вот с этим я не могла не согласиться. Тиа ушла, погасив свет, а я легла и укрылась одеялом по самые уши. Думала, уснуть не сумею — ведь успела подремать в палате, и стоит мне теперь закрыть глаза, как перед ними снова встанет видение раненого Макса, но тело решило иначе. Тело вспомнило, что оно сегодня намерзлось, перенервничало, устало — и все, хватит с него. Разговор с молоденькой сестричкой милосердия замечательно успокоил растрепанные нервы и обнадежил. В сон я провалилась как в омут.