Дарья Снежная - Артефактика. От теории к практике

Без слов рассказывая, как мне сегодня было плохо без него. Как я испугалась. Как нуждаюсь в нем, в его утешении. И как ценю все, что он для меня сейчас делает.

Мужские руки, до того замершие в неподвижности, взметнулись вверх, они сжали меня в объятиях, и через миг мы уже целовались — как сумасшедшие, как приговоренные. Прижимаясь друг к другу. Не в силах остановиться, оторваться друг от друга хоть на мгновение…

Отстранилась. Отдышалась. Развернулась и ушла в ванную. Мне определенно нужно сбавить накал! Иначе я его изнасилую прям тут! И даже — прямо стоя. Интересно, сколько лет тюрьмы мне дадут за изнасилование Макса Шантея, совершенное при полном его попустительстве, но с учетом, что он происходит из влиятельной семьи, а я приезжая, и, в случае судебных разбирательств, у меня не найдется ни связей, ни состояния?

Я разделась, бросив одежду неопрятной горкой на полу, ступила в душевую кабину. Открыла краны, и вода обильным горячим дождем пролилась сверху. Кто бы знал, какой испачканной я себя чувствую! Смыть это и не тащить в близость с Максом.

Душевую кабину заволокло паром. Мысли об оставшемся в спальне мужчине вновь заполнили голову. Какой он… Ур-р!

Вопрос о величине возможного срока занял меня всерьез. Итак, он мужчина, и он сильнее — это можно отнести к смягчающим обстоятельствам. Но он мой начальник, и тогда это должностное преступление. Или должностное преступление — когда наоборот? Тогда обстоятельств, отягчающих состав преступления, в моих действиях не обнаружено! Я возрадовалась и намылила руки — сначала левую, потом правую, безжалостно проигнорировав ванную.

Какая ванная, когда у меня там недораздетый Макс стоит?!

Ой! Уже не стоит…

И это просто возмутительно!

Вошел в душевую, голый — в чем мать родила…

— Макс, так нечестно! Я сама хотела снять с тебя штаны! И вообще, уходи отсюда! Не трогай меня!

Притиснул к стенке, полностью игнорируя трепыхания. Завел мои руки вверх, зафиксировал запястья одной рукой…

— Макс, пусти! И немедленно отпусти мои руки! Боги, да не в душевой же! Макс, мы убьемся!

Поцеловал ключицу. Прикусил. Лизнул. Не обращая внимания на попытки вывернуться, проложил цепочку поцелуев от шеи до ушка. Прикусил мочку. Прижался всем телом, впился поцелуем в шею…

— Прекрати, пожалуйста, прекрати… Ма-а-акс, Макс, здесь скользко! Мы упадем, и точно убье… ох, да что ты вытворяешь! Макс, Макс, Ма-а-а-а-акс…

Он сжал мои запястья левой рукой, правая скользила по телу, губы не замирали ни на секунду… Мне было так хорошо, и так сладко и нестерпимо хотелось обнять его. И струи дробились о его спину, разлетались невесомыми брызгами, и можно было вволю сцеловывать их с широких плеч, чувствовать под губами на его груди и горле…

— Пожалуйста, милый, хороший, родной, пожалуйста, отпусти, ну, пожалуйста, дай я тебя обниму-у-уа-а-а! Хватит! Хватит, пожалуйста… Еще-о-о! Да-а-а! Да, Макс, еще, пожалуйста, любимый, дорогой…

Тело сладко обмякло, руки отпустили, но это уже и не волновало. Мир, кажется, только что прекратил вращаться. Потом подумал и возобновил движение, но уже в другую сторону. Я Нинон Аттария, проживающая по адресу: дом 37 по улице Зеленщиков. Это — Максимилиан Шантей, проживающий… А бес его знает, я адрес не спрашивала! Но провалов в памяти вроде не обнаружено, интеллект понемногу возвращается — это радует. Руки двигаются, ноги… О, ноги тоже уже двигаются! Только трясутся…

Я помотала головой, разгоняя снующие хаотичные мысли, обняла за пояс своего ненаглядного — он, кстати, так и стоял, опершись ладонью о стену душевой над моим плечом с одной стороны и лбом в нее же — с другой.

Он там дышит хоть? Спросить, что ли? Ой, сил нет! Я зевнула и пристроила голову ему на плечо. Пульс по крайней мере есть — лбом чувствую… Я вот тут немножко посплю, хорошо? Усталость навалилась неподъемным грузом, глаза закрывались сами собой, и уже не хотелось ничего — только спать, спать и спать… Ну и можно немножко обниматься.

— И все равно я сама хотела тебя раздеть!

Поудобнее пристроилась на его плече, потопталась на месте, перехватила руки в замок, намереваясь уснуть здесь и сейчас. А что? Здесь хорошо, тепло, здесь Макс…

Мыл меня мой мужчина уже без моего участия. Я, кажется, даже двигалась, когда меня просили. Но не просыпалась.

Парой дней позже

— Ах, Эдора, твой Макс уже не мальчик, ему давно бы пора обзавестись семьей, порадовать мать внуками! — сладко пела Ноэлла Роутест, старинная приятельница, встретившись с Эдорой Шантей за кофе в кондитерской.

— Помяни мое слово, — хмыкнула в ответ на эти слова любящая матушка, — полугода не пройдет, женится!

— Это на ком?! На той безродной соплюшке, что ли? — ревниво ужалила давняя подруга счастливую свекровь. Будущую.

— Почему же безродная? Очень приличной крови девочка, из хорошей семьи. А что не из знатных — так и мы, чай, не аристократы. Так что пусть твоя Ланка приостынет и не позорится! Нечего ей за занятым мужиком бегать, достоинство ронять. — Госпожа Эдора, возвратив собеседнице шпильку, невозмутимо отделила ложечкой крохотный кусочек пирожного и отправила его в рот, запив маленьким глотком кофе.

Ноэлла Роутест последовала ее примеру, про себя подумав, что, пожалуй, сию радостную весть подругам сообщать не станет. Особенно градоправительнице Терезе Вардстон, хвалившейся на днях, что ее племянница на недавнем приеме буквально лишила завидного холостяка Шантея дара речи.

Мне снились струи воды, стекающие по плечам и спине, пар, обнимающий меня невесомым коконом. Сильные руки, беззастенчиво скользящие по всему телу, от головы до мизинчиков на ногах, взбивающие мои мокрые волосы в невесомую пену, одурительно пахнущую яблочным шампунем. Горячий водопад, обрушившийся на макушку. Я отфыркивалась, мотала головой и все равно не открывала глаз.

Мне снилось, как на плечи легло огромное махровое полотенце, и я стояла, закутавшись в него, и терпеливо ждала, пока все те же руки не промокнут вторым, поменьше, мокрющую шевелюру, с которой падали на пол звонкие капли. А потом я стала совершенно невесомой, взмыла в воздух птицей, а спустя несколько мгновений упала в огромное белое облако с неуловимым ароматом жасмина. Другое такое облако накрыло меня сверху, и я провалилась в них с улыбкой на лице. Потому что почувствовала, как моего лба коснулся такой родной, такой знакомый поцелуй. Провалилась под сладкую колыбельную из всего лишь нескольких слов:

«Я люблю тебя, Нинон…»

Проснувшись, я даже не сразу поняла, что уже не сплю. Было, как во сне, очень тепло, мягко, от чистого накрахмаленного белья едва уловимо пахло жасмином, толстое пуховое одеяло накрывало словно снежной шапкой. Я сладко, почти с хрустом потянулась, стремительно забывая, как это часто бывает, что же именно мне снилось, но сохраняя ощущение — что-то очень хорошее! — и приоткрыла глаза.