Аня Сокол - На неведомых тропинках. Шаг в пустоту

Я хотела рассмеяться. А еще чтобы Александр посмеялся вместе со мной. Только вот веселье застряло где-то глубоко внутри. Беговая дорожка и не думала останавливаться.

— Майя, где ты его взяла? — спросила я, подавив желание запустить в стену подушкой.

— В комнате с лицами и телами. — Она мотнула головой.

— А зачем?

Второй вопрос поставил служанку в тупик. Она открыла рот, хлюпнула носом, закрыла, снова открыла.

В дверь постучали. Резко и требовательно. Зубы девочки от неожиданности клацнули. Взгляд, который она бросила через плечо, был испуганным и жалким.

— Хозяйка…

— Тихо, — шикнула я.

К двери я подошла на цыпочках. Совершенно излишняя предосторожность, графитовые стены были не по зубам слуху нечисти. Ковер кончился в полуметре от стены, каменный пол холодил пятки. Засовом моя комната оснащена не была, ночной визитер проявил вежливость и ждал в коридоре. Стоило один раз посидеть во главе стола, и окружающие стали демонстрировать хорошее воспитание. Или все гораздо проще, подумала я, распахивая дверь. Стоящему по ту сторону бессмертнику глубоко наплевать, выйду я из комнаты или забьюсь под кровать от страха.

Иван смерил меня взглядом от растрепанной макушки до голых ступней, его не впечатлила хлопковая ночнушка в горох, за что я мысленно поблагодарила святых. Ноздри бессмертника раздулись, втягивая запах. Майя сидела так тихо, как может только нечисть. Причин скрывать девчонку я не видела, но у нее, видно, были свои соображения на этот счет.

— Быстро к Хозяину, — скомандовал секретарь.

— Одеться можно? — спросила я, растягивая губы в улыбке. — Или так идти?

— Одевайся, — разрешил мужчина, еще раз глянув на мои далеко не модельной формы ноги, — живо.

Я закрыла дверь и вздрогнула, обнаружив за ней Майю.

— Хозяйка, — завела она на этот раз без слез.

Я отвернулась и пошла одеваться.

— Ольга, — тут же исправилась она.

— После моего ухода выжди пару минут и возвращайся к себе. — Я стянула через голову сорочку и бросила на кровать к атаму.

— Без него у вас нет шансов! Совсем-совсем! Пожалуйста, — девочка в считаные мгновения оказалась рядом.

— У меня и с ним их нет. — Я присела на край кровати и стала натягивать брюки.

Вообще юбки мне нравились больше, особенно одна, строгая в серую полосочку, чем те же джинсы. В глубине души я считала, что последние слишком сильно обтягивают попу, в то время как платья стройнили и вытягивали фигуру. Раньше я часто их носила. Но в нашей тили-мили-тряндии, несмотря на то, как начался день, никогда не знаешь, где он закончится, в чьем подвале, на чьем столе, в чьей постели или когтях. Иногда, да что там, почти всегда, приходится убегать, петлять по лесу, ползти, то и дело ныряя лицом в грязь, прятаться, царапаться и кусаться под издевательский смех нечисти. Всякое бывало, и как показала практика, все это сподручнее делать, не запутываясь в подоле и не оставляя куски ткани на ветках кустов.

Люди давно это поняли, пусть и причины были немного другие, индустрия моды давно уравняла и мужчин, и женщин.

Жаль, но те платья, что нашли меня спустя столько лет, так и остались лежать нетронутыми. Я встала и застегнула молнию.

— С обычным ножом — ни малейшего, — согласилась Майя, на этот раз спокойно и деловито. Истеричные нотки исчезли из ее голоса, и на одно мгновение мне показалось, что она старше, чем хочет казаться. И умнее. — А с атамом…

Мы одновременно посмотрели на каменное лезвие. В словах девочки была своя правда. Железным ножом я могла тыкать в нечисть хоть до посинения или пока рука не устанет, или пока «жертве» не надоест. С серебром на лезвии все бы выглядело не так весело. Была бы боль, может, смерть, если очень повезет и нечисть попадется слабая и нерасторопная. Другое дело — жертвенный нож, пьющий саму жизнь. Такому достаточно войти в тело на миллиметр, чтобы лишить жизненной силы. И от того, кто направляет орудие, зависит, быстро это будет или медленно.

Задень я железом бок, и получу в лучшем случае оскаленные клыки и ругательства, в худшем — лапой по морде. Но замени нож на атам, и жизнь покинет тело, для этого необязательно пробивать сердце. Погрузи артефакт в руку, ногу, хвост, и они отсохнут, и больше не отрастут, какова бы ни была регенерация.

Жертвенные ножи для этого и создавали: для причинения боли нечисти, для ее уничтожения. С атамом у меня был шанс, очень маленький, но был.

Я подняла глаза на девочку. Сразу вспомнились слова вестника о неудавшемся покушении, о том, почему оно не удалось. Майя была ребенком, на год или два старше моей Алисы. Что же мы творим со своими детьми?

— Нет. — Я накинула на плечи блузку и стала застегивать пуговки.

— Но, хозяйка!

Я повернулась к девочке, она прекрасно чувствовала мое состояние.

— Мне он не нужен. Забирай! Хочешь — верни на место, хочешь — утопи в болоте, продай или оставь себе. Я эту гадость в руки не возьму.

— Я тоже, — быстро сказала служанка и для наглядности спрятала кисти за спину, снова превратившись в ребенка. — Он жжется, и мысли нехорошие приходят. Нет, мне не надо. Сами топите. — Деловитость сменилась обидой. — Я помочь хотела, а вы… — Она отвернулась.

В этом вся нечисть — раз тебе обожгло руки, отдай соседу. А то чего это у тебя кожа слезает, а у него нет. Слова тратить бесполезно, по сценарию мне положено оружие, оно у меня теперь есть.

В той части цитадели, куда привел меня бессмертник, мне раньше бывать не доводилось. Не в спальню к Седому — а жаль, не в комнату для аудиенций — бывает, и не в столовую — слава святым. А туда, куда уводила длинная кишка коридора, туда, где мерк свет, а слуга в кителе, стоявший у единственной двери, был суров и неулыбчив, графит стен темен, напоминая мокрый и грязный асфальт. В комнате, куда нас впустил брежатый с черными без радужки глазами, не было ни окон, ни бойниц. Места больше, чем в спальне, но много меньше, чем в библиотеке или в том же обеденном зале. Я бы назвала комнату полигоном. Или лабораторией. Или командным пунктом. Смесь всего и вся. Рабочий кабинет Седого. Настоящий кабинет, а не тот, в котором произносили Прекрасные пафосные речи о мире. Сюда посторонних не допускали. Кирилл, Тём, я и бессмертник, слуга с той стороны двери не в счет.

Идеальный порядок на столах, этажерках, полках, ящиках. Два кресла с высокими не для отдыха спинками, стоящих строго на одной линии. В каждой детали этой комнаты я узнавала того мужчину, за которого выходила замуж. Это согревало, может, он притворялся не во всем, может иногда он все же был настоящим.

Длинные рабочие столы, пара ноутбуков со светящимися экранами, приборы, странные переливающиеся и висящие в воздухе плоскости, чаши с колышущейся жидкостью, и каждая на своем месте, везде порядок и идеальная чистота. Даже манекены, по мне — так украденные из витрины магазина нижнего белья, выстроились в шахматном порядке, пластиковая поверхность двух крайних была растрескана, как скорлупа лесного ореха. В ближайшем к выходу левом углу стоял большой блестящий промышленный рефрижератор. Знать о его содержимом, пожалуй, мне ни к чему. Рядом, вплотную к стене — узкий кожаный диван то ли для посетителей, то ли для неурочного отдыха. Сверху что-то звякнуло, и я задрала голову. К высокому потолку крепились цепи, некоторые заканчивались кандалами, некоторые шипастыми ошейниками, некоторые крюками. Никакой ржавчины и пыли, все в действующем состоянии. Сюда не водили гостей, здесь работали.