Эльвира Плотникова - Родственный обман

— Ладно. Но если что — скажи, хорошо?

— Многое изменилось, когда ты появилась, — вдруг призналась Флоренс. — Мартин словно нас заметил. Отправляет Каро в академию. Она уже и не мечтала.

— Что за академия?

— Ты не знаешь? — удивилась Флоренс. — Мне казалось, это ты его уговорила.

— Нет, что ты. Он ничего мне не рассказывал о своих планах. Говорил только, что очень вас любит.

Пришлось приврать, но Эмилии не было стыдно. Мартин любит сестер? Любит. В этом она не сомневалась.

— Правда?

— Угу. А ты о чем мечтаешь?

— Выйти замуж и переехать к мужу. Устала жить по матушкиной указке.

— Есть кто-то на примете?

— Н-нет… Нет.

«Врешь, голубушка, — подумала Эмилия. — Даже если бы твоя подружка не проболталась, у тебя на лице все написано. Эх, молоде-е-ежь…»

— Знаешь, Фло, а я скучаю по маме.

— Наверняка она не такая, как моя.

— Не знаю, какой она стала бы с возрастом. Даже если б и такой… — Эмилия вздохнула, загрустив. — Мама умерла, когда нам было меньше, чем сейчас Каро.

— Сожалею… Нам?

— Да, у меня есть сестра. Младшая. Фло, а что любит твоя мама?

— Мама? Любит? — Флоренс растерялась. — Зачем тебе?

— Хочется сделать ей что-нибудь приятное. Просто так, понимаешь?

— Боишься, она Мартину нажалуется?

— Нет, не боюсь. Но воевать с ней нет желания. Хорошо бы попробовать наладить отношения.

— Цветы. Матушка любит цветы.

— Какие?

— У нас есть оранжерея. Вон там, — Флоренс махнула рукой. — Там для нее выращивают орхидеи. Мартин перенес семена из вашего мира. Специально разрешение получал, представляешь? Принеси ей букет раньше, чем это сделает садовник. Ей будет приятно.

— А садовник…

— Приносит букет по утрам.

— Спасибо, Фло.

Эмилия ликовала. За один вечер ей удалось расположить к себе сестер и их подругу. И теперь она знает, как завоевать леди Айрин.

Мартин вернулся домой к ужину. Эмилии наконец-то прислали первое платье, сшитое специально для нее: простое, приталенное, с отложным воротником. Горчичный цвет хорошо гармонировал с ее волосами.

Эмилия как раз закончила прихорашиваться, когда в спальню ворвался разъяренный муж. В первый момент она испугалась — Мартин всегда держал себя в руках, но сейчас был так зол, что, кажется, собирался ударить. Но нет, он лишь грубо схватил ее за руку и потащил за собой.

— Что ты делаешь?! — Эмилия возмущалась и упиралась изо всех сил. — Скажи, куда идти, я и сама могу!

Он не слушал. Вернее, не слышал. Эмилии казалось, что она физически ощущает исходящую от него злость. Как будто случилось что-то ужасное. Но ведь за ней нет никакой вины. Весь день она была послушной женой, как он и требовал. Так что не так?

Гадать пришлось недолго. Мартин впихнул ее в матушкину спальню. Леди Айрин полулежала в кресле, прикрыв глаза.

— Что это? — рыкнул Мартин, тыча пальцем в букет орхидей, которые Эмилия все же добыла из оранжереи.

Пришлось пробираться туда в сумерках. Хорошо, слуги не помешали, удалось остаться незамеченной, пока она ставила цветы в воду.

— Букет. — Она посмотрела на мужа с недоумением. — Разве леди Айрин не любит цветы? Я хотела сделать ей приятное.

— Любит! — Еще один рык заставил ее сжаться и сделать шаг назад. — Ты хоть понимаешь, что загубила лучшие сорта? Матушка выращивала их несколько лет!

Ах, вот как! Флоренс…

— Н-нет… Я не думала…

— Она вообще думать не умеет! — отрезала леди Айрин, не открывая глаз. — Или ее кто-то надоумил.

— Н-нет… Никто… Я сама.

Нет, она ничего не скажет о Флоренс. Глупая девочка! Этого ей мать точно не простит.

— И это еще не все, — прорычал Мартин. — Я тебя предупреждал, чтобы ты не использовала чудовище?

— Чудовище… Но я не использовала! — возмутилась Эмилия. — Он с мисс Уорнер. И весь день был под ее присмотром. А когда мы играли, он…

— Хватит, Эмилия. Я терпеть не могу вранье.

Из Мартина словно воздух выпустили. Он перестал кричать и смотрел на жену устало и… презрительно? Эмилия поджала губы. Вот уж в чем ее нельзя упрекнуть, так это во вранье.

— Я не вру.

— А это тогда что?

Мартин подошел к окну и тронул штору. Стало видно, что она порезана сверху донизу, на тонкие полоски.

— Откуда я знаю?

— А я скажу, — снова вступила леди Айрин. — Звереныш катался на шторе, пока меня тут не было. Забирался наверх, цеплялся когтями — и ехал вниз. Интересно, кто его пустил ко мне в спальню?

— Не я. Где он? Что с ним? — Эмилия кинулась к выходу, но Мартин не позволил ей уйти.

— Стоять, — приказал он таким тоном, что она не посмела ослушаться. — Ло с няней, с ним все в порядке. И это ты приказала горничной забрать его, около часа назад.

— Нет! Это неправда… это…

— Хватит. Я не хочу слушать оправдания.

Эмилия до боли сжала кулаки. Она поняла — до Мартина сейчас не достучаться. Что бы она ни сказала, что бы ни сделала — он назначил виноватого. Виноватую. То есть ее. Его темные глаза еще больше потемнели — как небо во время грозы. Он смотрел на нее в упор — и не видел.

— Но… — Эмилия все же попыталась еще раз, но Мартин сразу же ее перебил:

— Замолчи. И слушай меня. Ты ведешь себя как ребенок. Поэтому я накажу тебя как ребенка.

Эмилия побледнела и вскинула подбородок.

— Выпорешь? — процедила она, свирепея.

— Нет. Поставлю в угол. — Мартин недобро усмехнулся.

— Иди к черту! — выпалила Эмилия. — Ты совсем ненормальный!

— Милочка, потише, — сказала леди Айрин. — Лично я с удовольствием наказала бы вас розгами. Но, увы, не в моей власти решать.

— Попробуйте меня хоть пальцем тронуть!

— И что? — спокойно спросил Мартин. — Что ты сделаешь?

Это был нечестный удар — неожиданный, под дых.

И возразить нечего. Эмилия и до этого момента знала о своей уязвимости, но сейчас, почувствовав полную беспомощность, пришла в отчаяние. Да, если Мартин захочет — он ее выпорет, как маленького ребенка. И разбираться не будет. Она не виновата! Только в том, что была слишком самоуверенной и недооценила противника. Ее подставили, и ничего нельзя изменить.

— Эмилия, ты будешь наказана. — Мартин подтвердил, что она не ошибается в выводах. — Вопрос лишь в том, пойдешь ли ты в угол добровольно или я тебя все же выпорю.

— Предатель… — прошептала Эмилия. — Где этот… угол?

Ее душили слезы, но плакать сейчас нельзя. Мартин устроил представление при матери, и от этого обида ощущалась особенно остро. Он хочет унизить ее перед всей семьей. Ладно. Пусть. Она сама решила не выдавать Флоренс. Она переживет унижение. Проигранная битва — не проигранная война.

— Пойдем.

Она не позволила Мартину дотронуться до себя. И шла сама — гордо вскинув голову и борясь со слезами. Она предполагала, что унижение будет публичным, но муж привел ее в кабинет, указал на угол и оставил одну.