Надежда Попова - Инквизитор. И аз воздам

– Я в порядке, в порядке… – с усилием выговорила Нессель. – Я на ногах.

– Что ты чувствуешь? – прямо спросил Ван Ален, нетерпеливо перетаптываясь на месте, явно раздраженный вынужденной задержкой. – Что происходит, к чему готовиться?

– Не знаю, – отозвалась ведьма коротко, распрямилась и побежала вперед первой, на ходу бросив: – Оно просыпается. Я не знаю, что это.

– М-мать… – с чувством прошипел охотник и сорвался с места, догоняя ее.

Курт по-прежнему старался двигаться рядом с Нессель шаг в шаг, дабы снова поддержать ее, если приступ повторится, но ведьма, похоже, с каждым мгновением все более оживала и воодушевлялась – быть может, из-за мысли о том, что происходящее в Бамберге, чем бы оно ни было, наконец закончится и майстер инквизитор, одержав победу над очередным злом, займется поисками Каспара и ее дочери. А в победе Курта ведьма, похоже, не сомневалась, убежденная в его неуязвимости своими выкладками о божественном покровительстве…

До выхода к соборной площади оставалась пара улиц, когда это случилось снова – мир вздрогнул, как вытканный на гобелене рисунок, будто кто-то дернул за край полотна и изображение сместилось, пошло волнами, смялось. Головокружение навалилось внезапно, точно от удара в затылок; охотник рядом споткнулся, ругнувшись, а Нессель снова схватилась за голову, прижав ладони к вискам и болезненно зажмурившись. Мгновенный морок схлынул, будто бы тот самый гобелен попросту сдернули на пол и под ним обнаружился другой – с точно таким же рисунком, на той же ткани, тем же миром вокруг, но неподвижным и точно застывшим, сжавшимся в предчувствии удара…

И удар свершился.

Земля под ногами дрогнула – так, как и ожидал Курт, когда выбегал из дверей Официума, утренняя прохлада в единый миг стала склепным холодом, похожим на тот, что он ощутил несколько дней назад, сидя подле погруженной в транс ведьмы в трактирной комнате; небо потемнело, вмиг насытившись серостью, похожей на застарелую плесень, – именно так, как он себе воображал, выходя на эти улицы, – и там, вдали, над кровлей собора, точно чернильное пятно, расплывающееся по белой простыне, густели и росли даже не тучи, а густые клубы, похожие на каменные валы, готовые сорваться вниз.

Вновь задрожала земля, застонав, как разбуженный раненый зверь, небеса над головой напряженно вздохнули, и Курт вдруг увидел ее – раскинувшуюся над городом сеть.

Она не была похожа на то, что представилось со слов Нессель; в воображении рисовалось что-то напоминающее частую липкую паутину, сплетенную исполинским пауком, что-то вроде стальной проволоки, куполом укрывшей Бамберг, – тёмно лоснящейся, плотной, непроницаемой. Однако в реальности, если это уже можно было считать реальностью, то, что ведьма назвала сетью, выглядело совсем иначе. Нечто тошнотворное, нелепое и вместе с тем зловещее, напоминающее гигантский кишечник, точно город оказался внутри монструозного зверя; влажно лоснящиеся мутно-сизые потроха оплетали небо и улицы, дома и подворотни, содрогаясь и пульсируя, будто проталкивая внутри себя полупереваренную пищу, будто дыша, и где-то там, вдалеке, словно слышалось биение колоссального сердца…

Видение длилось миг или два, тут же исчезнув, растворившись, сгинув, оставив после себя ощущение могильного холода, запах древнего запредельного страха и чувство внутренней пустоты, словно кто-то залез когтистой лапой в нутро и одним махом вырвал душу…

– Матерь Божья… – выговорил Ван Ален сдавленно, и его почти шепот показался криком, оглушающим эхом отдавшимся от невидимых стен. – Ты… видел это?..

– Мы опоздали… – так же чуть слышно сказала Нессель. – Он просыпается.

– Кто? – уточнил Курт коротко, мучительным, нечеловеческим усилием заставив голос не дрожать, складывать звуки ровно, не срываясь в окрик. – Что будет?

Она обессиленно качнула головой, вяло передернув плечами и ни слова не сказав в ответ; глаза ее потускнели, став похожими на подернутые осенним ледком лужи, и Курт всерьез испугался, что сейчас ведьма лишится чувств, рухнув на мелко подрагивающую землю под ногами…

– Ян, веди ее назад, – велел он, все так же с трудом заставляя себя произносить слова внятно и четко. – Я иду дальше.

Нессель болезненно поморщилась, но возразить не успела – мир вокруг вновь задрожал, в нескольких шагах справа, прямо под стеной одного из домов, с оглушительным мерзким скрежетом лопнула земля – именно лопнула, как скорлупа яйца, брошенного в кипяток с ледника, а в небесах снова послышался не то вздох, не то стон…

– Да кого ж эта мразь сюда притащила… – с явным испугом, замешанным на бессильной злости, пробормотал Ван Ален и решительно договорил: – Нет. Возвращаться нельзя. Я тебя одного туда не пущу, и разделяться сейчас идея не из лучших, тем более что безопасных мест, как я чую, в этом городе теперь нет. Будем надеяться, что твоя госпожа экспертус не ошиблась, ты действительно под Господним покровительством и нам с нею тоже чуток достанется…

Очередной толчок оборвал охотника на полузвуке, и где-то через улицу, не видимый отсюда, судя по оглушительному грохоту, плотному облаку пыли и каменной крошки, полностью обвалился чей-то дом. Чернильное пятно туч над собором скрутилось смерчевой воронкой, однако ветра не было ни здесь, вдалеке от него, ни, похоже, рядом с самой каменной громадой – в темный непроницаемый вихрь не затягивало обломки, листья и городской мусор, словно этот невероятный ураган бушевал где-то сам по себе, отделенный от города, от этого мира, вместе с тем непостижимым образом проникая в него и будто высасывая силы, дыхание, жизнь…

– Тогда идем, – не стал спорить Курт и, снова взяв Нессель за руку, двинулся вперед.

Бежать, как прежде, уже не получалось: ноги словно вязли в глубокой тине, воздух обратился в густой кисель и даже в легкие, казалось, пролезал с трудом, как кошка по узкому желобу.

За одним из поворотов на параллельной улице показались вооруженные люди, судя по разительно отличному от местных виду – прибывшие вместе с Райзе бойцы, которых Курт велел направить к собору; о своей просьбе он уже пожалел, ибо все очевидней становилось, что ни десяток, ни сотня солдат тому, что сейчас началось, не воспрепятствует и проблемы не решит, и стоило бы отослать людей обратно, дабы не подставлять под удар, которому они ничего не смогут противопоставить…

– Сюда, – скомандовал Курт, отметив, что голос его прозвучал глухо и сдавленно, словно он говорил в воду.

Охотник молча, без единого вопроса, свернул следом за ним, догоняя бойцов, и так же безмолвно обернулся, проводив взглядом одинокого горожанина вдалеке, что бежал по дрожащей земле прочь; точнее, пытался бежать, так же увязая в плотном тяжелом воздухе и явно задыхаясь… Курт кивнул в ответ на не высказанное вслух замечание: это был единственный человек, которого они увидели с тех пор, как покинули Официум. Что бы ни происходило в соборе, прихожане все еще оставались там, невзирая на земную дрожь и тьму небес, ожидая неведомо чего…