Надежда Попова - Инквизитор. И аз воздам

– Вопрос задан с подвохом.

Куно Гроссер, ландамтманн Швица. Единственный, кто не мечет взорами громы и молнии, если не считать швицского же фельдхауптманна; но если парень смотрит на наследника с интересом, то этот – с холодной, расчетливой враждебностью… Опасный человек. Самый опасный из присутствующих. Решить может, что угодно, и поступить непредсказуемо…

– Вопрос задан просто, – возразил Фридрих. – Он прям и бесхитростен. Если да – принимайте мое предложение. Всё будет забыто; единственное дополнительное условие – выдача тех, кто поднял руку на наместника и на служителя Конгрегации и его людей. Ко всем прочим не останется никаких претензий, никому не будет предъявлено никаких обвинений, разойдемся миром.

– А их семьи? – уточнил фельдхауптманн Швица, и, когда взгляд наследника переместился на него, Штайнмар с расстановкой повторил: – Семьи тех, кого вы требуете выдать. Что будет с ними?

– А разве они кого-то убивали? – не ответив, спросил Фридрих невозмутимо, и тот едва заметно одобрительно кивнул. – Старые договоры никуда не делись, и позволю себе напомнить, что первым их нарушил тот, кто убил имперского наместника. Вторым – тот, кто начал бунт. И третьим – тот, кто поддержал первых двух. Так почему же сейчас вы говорите так, будто соблюдать их отказываюсь я?

– Вы говорили такие слова на прошлой встрече, – хмуро сообщил Шильбах, и Фридрих качнул головой, одарив ландамтманна Ури укоризненным взглядом:

– Неправда. Я сказал, что вскоре все изменится. Всё . Не договоры Империи с Сотовариществом или с каждым из ортов в отдельности, не я изменю своим словам – изменится всё, даже сама Империя. Все будет иначе.

– Не слышал, чтобы собирался райхстаг по такому поводу, – с сомнением возразил ландамтманн Швица, и Фридрих кивнул:

– Да. Никто не слышал. Потому что еще не собирался.

– И откуда нам знать, понравится ли нам ваша изменившаяся Империя? – осведомился Йост Штайнмар. – Вы предлагаете нам купить мешок с неизвестным содержимым, обменяв его на самих себя.

– Я сказал все, что мог, – качнул головой наследник. – Все, что было возможно сказать вслух, я сказал еще в прошлый раз и не вижу смысла повторяться. Предполагалось, что сегодня я услышу ответ. И надеялся, что он будет «да».

– А коли «нет»? – угрюмо уточнил Шильбах.

Фридрих коротко переглянулся с молчаливым сумрачным фон Тирфельдером и сухо ответил:

– Тогда будет война. Если вы так жаждете войны – вы ее получите. Бог свидетель, мне этого не хочется, это ни для кого не лучший вариант, но такой ответ не оставит мне выбора. Буду говорить прямо. На территориях Сотоварищества будут имперский закон и имперская власть, с вашим участием или без него. Я, – продолжил он, получив в ответ лишь молчаливые испепеляющие взгляды, – готов дать вам время, еще несколько дней. В последний раз. Если на эту встречу вы явились для того, чтобы убедиться в неизменности моих слов – да, только это я и могу вам предложить, ничего нового сказано не будет, и условия остались прежними. Если вы надеялись услышать что-то другое, должен вас разочаровать. Только так, как я предлагаю, или никак. Вы дадите ответ сейчас или воспользуетесь отсрочкой, которую я даю?

Молчание тянулось еще несколько мгновений – напряженное и глухое; собравшиеся по ту сторону упавшего дерева люди переглядывались, и по этим красноречивым взглядам Курт понял, каким будет ответ, еще до того, как ландамтманн Швица кивнул:

– Да. Мы будем думать еще раз.

– Последний раз, – уточнил Фридрих. – Больше отлагательств не будет. В следующий раз мне нужен ответ, и его отсутствие будет расценено как ответ отрицательный. Надеюсь, мы друг друга поняли… Последние же минуты нашей встречи, – ровно продолжил Фридрих, не услышав в ответ ни слова, – я бы хотел посвятить делу, по которому в эти края прибыл майстер Гессе. Как я уже говорил, одного только его имени должно быть достаточно, чтобы понять: дело это нешуточное. Далее – пусть лучше скажет он сам. Майстер инквизитор? Прошу вас.

Курт благодарственно кивнул, старательно игнорируя все более напряженные и неприязненные взгляды переговорщиков, и, выждав секунду, произнес:

– Доброго вечера, почтенные ландамтманны. Оговорюсь сразу: я не политик, а посему не умею и не вижу смысла петлять, подбираясь к главному окольными путями. Я скажу как есть; это сбережет и мне, и вам время и душевные силы: вам явно не слишком уютно здесь находиться, а мне неприятно вынуждать вас затягивать это пребывание. К тому же, вынужден признать, то самое дело, в связи с которым я оказался здесь, и без того затянулось, и мне бы хотелось разрешить его поскорее.

– Так будет хорошо, – снова сказал Куммер, одарив майстера инквизитора очередным хмурым взглядом, и выразительно повел рукой: – Говорите.

– В иное время, – продолжил он, исподволь отслеживая оттенки во взгляде каждого, – я бы просто вошел сюда, лишь поставив вас в известность о своем пребывании, и на том все возможные проволочки были бы исчерпаны. Вам не было бы до меня дела, и я исполнял бы свою службу спокойно, ни на что не оглядываясь, как и в любом ином уголке Империи. Однако в нынешней ситуации мне бы не хотелось соваться на земли ортов по вполне понятной причине: если со мной что-то случится, в дело вмешается Конгрегация, которая очень неприязненно относится к убийству своих служителей, а мне бы не хотелось стать причиной нагнетания обстановки. Посему вместо того, чтобы вслепую бродить по холмам и деревням, я обращусь к вам с вопросом, на который прошу вас ответить искренне. Это в ваших интересах, хотя с первого взгляда может показаться, что это не так.

Во взглядах напротив отразилось недоверие, однако никто не произнес ни слова, и Курт, помедлив, продолжил:

– Дабы стало ясно, насколько серьезно дело, приведшее меня сюда, я вкратце перескажу то, что вскоре вы услышите сами: молва придет быстро, однако, как водится, случившееся обрастет подробностями, коих никогда не бывало, я же изложу лишь то, что произошло на самом деле. В городе Бамберге, далеко отсюда, около трех недель назад тайные малефики совратили к ереси епископа, который, в свою очередь, вовлек в эту ересь почти весь город. Последствия этого, мягко скажу, крайне досадны: половина города разрушена, более трети жителей мертвы, епископ мертв, местное отделение Конгрегации мертво в полном составе, город пребывает в смятении. Но все могло быть хуже, если б мне, исключительно с Господней помощью, не удалось предотвратить худшее.

– Еретики вырезали треть города и разрушили половину? – с явным скепсисом усмехнулся Йост Штайнмар, и Курт подчеркнуто благодушно улыбнулся ему в ответ:

– О нет, что вы. Они всего лишь пробудили к жизни тварь, запертую по ту сторону человеческого мира, а уж она разрушила дома и убила горожан. Вообще говоря, в ее планах была прогулка с теми же целями по всей земле, однако мне посчастливилось вовремя найти способ остановить ее.