Анна Кочубей - Душа архонта

Страннице не досталось даже медного гроша, но она и не рассчитывала на великодушие Герванта. В эту ночь она спала урывками, просыпаясь, когда в глубокий сон без сновидений врывался главарь банды, тормоша и таская за собой, как вещь. Сначала она прикорнула на лавке в зале трактира, положив голову Герванту на колени; потом ее везли на лошади, пока, наконец, не оставили в покое. Девушка окончательно проснулась и обнаружила, что осеннее солнце в небе смотрит в сторону заката, а отряд успел протрезветь и отобедать. Страннице также достались остатки вчерашнего пиршества. Девушка ела без аппетита, размышляя, кто она теперь — одна из разбойников или просто игрушка их главаря? Последнее казалось наиболее вероятным…

— Лиандра, а ты всегда такая нелюдимая? Одной по дороге шататься опасно — вдруг, кто недобрый подберет? Я, например? — обратился к ней Гервант.

— И то — правда, — поддакнул главарю пожилой человек с перевязанным лицом, — вот ты что умеешь, кроме как ножики кидать? Что-нибудь женское, полезное: лечить, готовить, одежу чинить?

Разбойник как раз шил, тыча тупой иголкой в грубую ткань.

— Лето сказал, что она даже ножки раздвигать не умеет, — презрительно пропел звонкий тенорок.

Щуплый парень, похожий на подростка, тут же получил от неловкого портного подзатыльник:

— Закрой рот, Тинк, не тебя спрашивают.

— Интересно, когда Лето успел это проверить, — пошло улыбнулся Гервант.

— Я не проверял и не говорил. Она по виду какая-то отмороженная, вот и все, — небрежно оправдался Лето — кареглазый красавец, по всей вероятности, разбивший не одно деревенское сердце. Загар выдавал в парне южанина, а повадки — портовую шпану.

— Зуб мне вылечишь? А, Лиандра? — не терял надежды портной, указывая на свою распухшую щеку.

Девушка отрицательно покачала головой.

— Эх…

— Я тебя вылечу, Довбуш. Обмотаю больной зуб бечевкой, привяжу другой конец к хвосту лошади и рвану галопом. Сразу будешь здоровый, без зуба-то. Давай, попробуем? — предложил Лето.

— Отличная мысль, аквилеец, — согласился Гервант, — давай на тебе пробовать: объясняй, какую часть твоего тела к чему привязать, и в какую сторону дернуть.

Лето рассмеялся.

— Лиандра, я тебе золотой не должен, но могу дать много больше, чем плату за услуги тела… хранителя, — Гервант намеренно споткнулся на этом слове, — я предлагаю тебе место рядом с нами, и не только за столом.

Братия зашевелилась и захмыкала.

— Так ты, Гервант, поделишься? — спросил кто-то.

— Не то вы сейчас подумали, поганцы. Кто носил имя «Лиандра» раньше, знаете? Так я скажу — моя сестренка кровная.

Разбойники рассматривали новенькую, жевали сухие травинки, чистили оружие. Занимались рутинным привальным бытом. Кони перетаптывались в красной глине у небольшой речушки, полные животы настраивали людей на лирический лад.

— Нам пора познакомиться поближе, девочка. Разреши представиться — Гервант, королевский лучник…

Нелюдь давно не был лучником, Эймарское королевство двух столиц кануло в Лету, а имя разбойника красовалось на придорожных столбах, дверях и досках объявлений под жирной надписью «разыскивается». Но как было назваться? «Висельник», «убийца»? «Королевский лучник» благороднее. Левый уголок рта Герванта опустился вниз. Главарь снова издевался, но на этот раз горько и над собой.

— Долго ли, коротко ли… — Гервант перешел на язык сказки, — жил был один охотник, и было у него двое детей — мальчик и девочка. Очень хорошенькая девочка, младшая сестричка. Ее сердце было таким же добрым, как и милое личико…

Когда на Герванта находила редкая блажь рассказывать, разбойники устраивались поудобнее и слушали. Истории нелюдя, часто скабрезные или откровенно циничные, обладали одним достоинством — смыслом. Медлительно растягивая слова под шорох деревьев, роняющих свой последний рыжий наряд, Гервант бродил по дальним тропам своих воспоминаний, куда предпочитал обычно не заглядывать.

— Дело было в Эрендоле. Жена, дети, маленькая хижина и простое огородное хозяйство — вот и все, что нужно было охотнику, чтобы чувствовать себя счастливым. Людская деревня, ближайшая к границе, подкидывала ему деньжат за охрану от лесных тварей и вредных остроухих эльфов. Последние, к слову, в сторону Эймара и не смотрели, но уж так повелось на границах: кто по ту сторону — тот и враг. А сам охотник был не то, не сё — как есть нелюдь, человек наполовину. Вроде меня, но я на четверть.

Гервант рассказывал о своем отце. До и во время войны поселения полукровок на границах Эрендола не были редкостью. Нелюдей свободно пропускали как вглубь страны эльфов, так и в Эймар, но отношение к ним всегда было особенным.

— Эльфы проживали от хижины неподалеку — всего-то день пешком, и к вечеру ты перед запертыми воротами их поселения. Мне-то, конечно, открывали, но смотрели, будто я воровать пришел. Я для всех был едино человек: для эльфов чуть менее противный, чем прочие, а для деревенских парень что надо, но малость подпорченный. Но Лиандра — дело другое, моя сестричка с острыми ушами уродилась — такая «игра крови» у нелюдей-полукровок иной раз случается. Война где-то шла своим чередом, — продолжал рассказ разбойник, — до нашей хижины доносились лишь обрывки красивых фраз о громких победах, а по эрендольским лесам в поисках необычной смерти шатались вшивые дезертиры из обеих армий. Как говорил мой батюшка: «Не будь дураком, не суйся в чащу, как в темный угол, где тебя не найдут. Обязательно отыщут и съедят с удовольствием». Даже я крепче сжимал арбалет, когда шарахался по лесу затемно, а вот сестричку лесные твари не трогали: ни волки, ни вепри, ни другая гадость, что рождается не природой, а магией. Возможно, она была слишком тощая, или секрет какой знала, я и сейчас не понимаю. Но ходила Лиандра в селение к эльфам часто, училась у них собирать всякие травки, вышивать и прочей бабской ерунде.

— Давно надо было все границы перекрыть, еще до войны, хоть одна страна цела бы осталась, — неожиданно зло высказался эльф Хан, перебивая Герванта.

— А ты тогда какого мерина среди нас делаешь? — отчего-то вспыхнул Тас, как только услышал звук его голоса. Лицо мужчины, по самые глаза заросшее черной курчавой бородой, пошло пятнами, выдавая буйный нрав и личную неприязнь к Хану, — туточки — Морея! Вот и катился бы к себе в Эрендол!

— Не твоего ума дело, Тас, кому где быть, — отрезал главарь, — ты в политике разбираешься пуще, чем в грамоте.

— Я грамот не разумею! — запальчиво выкрикнул бородатый разбойник.

— И я к тому. Твое «разумение» и до эльфов не допрыгивает. Разные они. Те, что в Озерном краю, — к людям ближе, покладистей, но и в разы гаже. А эрендольские, как наш Хан — гордые, как демоны. У них магия особенная, шибко для имперских ариев вредная, да и следопыты эрендольцы такие, что поискать.