Анна Кочубей - Душа архонта

Ханлейт покинул орден три с половиной года назад. Он не планировал побег и не искал безопасных путей отступления. Однажды он просто поднял оружие…

Утренний лес блестел прозрачной росой и благоухал ароматом весенних цветов, но отвратительные пятна смерти были повсюду: красные брызги на зеленых листьях, затоптанное в траву оружие и ошметки плоти, некогда считавшие себя людьми. Очевидно, они продали свою жизнь дорогой ценой… Перед глазами двух путников предстала картина резни. Мужчина неопределенного возраста и крепкого телосложения покачал головой.

— Все мы всего лишь мусор на празднике бытия, но зачем так портить природу, а, Гвидо? За собой убирать положено!

Его спутник, молодой светловолосый парень, был более практичен:

— Давай, трупы осмотрим, командир! Вдруг дельное что найдем: деньги или оружие хорошее — его продать можно.

Мародеры методично обыскали погибших, заглядывая в карманы, за пазуху и срезая с поясов кошельки. Добыча порадовала — они были первыми стервятниками, прибывшими на этот пир, но старший хмурился. Обойдя мертвых еще раз, он проверил левую руку каждого, показывая спутнику клейма на запястьях в виде перекрещенных стрелы и посоха.

— Смотри, мой мальчик: вся эта погань была из карательного отряд его Величества Императора! Хотел бы я посмотреть на того, кто их перебил. И пожать его холодную руку.

— А нам-то какая разница, Гервант? Убийца убежал давно.

— Оружие карателей отравлено, далеко он не ушел. Ищем еще один труп, Гвидо.

Командир оказался прав. Пройдя по примятой траве несколько десятков шагов, они обнаружили тело, неподвижно лежащее лицом вниз. Гвидо поднял валяющийся рядом меч и восхищенно присвистнул.

— Какая достойная штука! Да еще с узорами! Такая кучу денег стоит!

— Тебе голову оторвут, Гвидо, вздумаешь его оружие на рынке толкнуть. Нельзя!

— Он был важной шишкой? — парень потрогал мертвого носком сапога в плечо.

Гервант перевернул тело и осмотрел повреждения. Смертельных ран не было, но эльф едва дышал.

— Нет, скорее — дорогой игрушкой. Смотри-ка, живой наш мститель! Меч ему самому пригодится, его я понесу, а эльф — твоя ноша, Гвидо! Для меня груз длинноват будет, — усмехнулся Гервант, — валим отсюда и молчим. Негоже кому-то знать, что мы увидели.

— Само собой, командир, — со вздохом подчинился парень, без всякого почтения взваливая находку на широкое плечо.

Ханлейт пришел в себя в маленькой комнате с подслеповатым окошком и такими низкими потолками, что стоящий над ним человек казался великаном.

— Гервант, поди сюда! Он очнулся, но мне его взгляд очень не нравится, — позвал он.

Над Ханом склонилось еще одно лицо, по виду — не совсем человеческое.

— Как? Не видишь слез благодарности? — язвительно улыбаясь, спросил мужчина, названный «Гервантом», — эльф, где слова признательности и молитва Создателю во спасение? Ну?

— Кто вы такие? — слабо спросил Ханлейт.

Он попытался приподняться, но не смог из-за веревок, обмотанных поперек туловища. Эльфа аккуратно привязали к кровати, постаравшись не задеть ни одной раны.

— Мы — армия призраков, — хмыкнул Гервант.

— Что за бред?

— Так сразу и бред! Война стерла с карты деревню этого малого, как и мою хижину, а мы сами имеем честь числиться славно погибшими на поле брани. Но я нахожу эту ситуацию завидной. Знаешь, почему? Для мертвых закон не писан. Как самочувствие?

— Не твое дело. Развяжи меня.

— Нет, мое. Я тебе царапки промыл, перевязал, обеспечил все условия, чтобы ты выжил, и не вздумал повторно наложить на себя руки. Не развяжу.

Гервант с непреклонным видом уселся на табурет у кровати больного и обратился к Гвидо:

— Мой мальчик, пойди, проверь погоду на улице: правда ли светит солнце, как я заказывал.

Парень что-то невнятно пробурчал в ответ и ретировался за дверь.

— Перебить свою же охрану, Хранитель — это самый извращенный способ самоубийства, какой я встречал на своем веку. У тебя богатое воображение или вожжа под хвост попала? Не смотри на меня глазами разъяренной кошки, я прекрасно знаю, кто ты. Дыши ровно и слушай, — приказал Гервант.

Он говорил долго. Что-то о смысле жизни и ценности живого существа, пока оно живо. О полезности и ненужности отдельных представителей рода эльфийского и человеческого и о благах, которыми Создатель одаряет тех, кто умеет тащить из-под его носа все ценное и криво лежащее. Своеобразный слог рассказчика сначала удивил Ханлейта, но по мере повествования у эльфа начали подрагивать уголки губ, обещая превратиться в улыбку. Герванту это понравилось.

— Я вижу, ты оценил величие моих мыслей. Тогда я буду конкретен. Двое с мозгами и без прошлого — страшная сила, способная, если не перевернуть мир, то хотя бы потрясти яблоню, а яблоки, будь уверен, посыплются. Глядя на твою рожу, догадываюсь, что покаянной исповеди не предвидится, но я и не служитель культа. В двух словах: зачем ты это сделал?

— Мне все надоело, — искренне ответил Хан.

— А мне-то как! Значит, пришла пора менять профессию, веру или пол. Что ты выбираешь?

— Первое, — усмехнулся Ханлейт, рассматривая своего спасителя со все возрастающим любопытством.

— Отрадно слышать, что не последнее! Пожалуй, я тебя освобожу, — решил Гервант.

— Ты, случайно, не нелюдь? Полукровка, я имею в виду, — спросил Ханлейт, уверившись в своих подозрениях.

— Ага. Приверженец чистой крови?

— Нет, мне это не важно.

— Эльф без предрассудков? Какая редкость!

Гервант налил в тяжелую глиняную кружку парного молока и подал Хранителю.

— Извини, что не бражка, но ты и так зеленый, как несвежий покойник. Молоко лечит отравления, позже мы отметим знакомство чем-нибудь покрепче, а пока — пей. Как звать?

— Ханлейт.

— Я сжег твою красивую одежку Хранителя, только нагрудные ремни оставил. Ты не против?

— Нисколько.

— Ты всегда будешь со мной соглашаться, Ханлейт?

— Нет, только когда больной или связанный.

Гервант засмеялся. Так началась настоящая, самая долгая в жизни Хана дружба.

— Облей его из ковша, пусть очухается поскорее!

Ледяная вода ударила снизу в лицо и залила Ханлейту грудь. Он закашлялся и открыл глаза. В камере было двое — одержимая и незнакомый человек в богатой одежде, сидящей неуклюже, будто доставшейся ему с чужого плеча. На полу стояла масляная лампа, отбрасывая ровный круг желтого света.

— Вздумал сдохнуть раньше времени, Хранитель? — спросил человек, по привычке засучивая и так короткие рукава бархатного камзола, — пока орден ковыряет в пупках и придумывает достойную казнь для своего выродка, моя задача следить, чтобы тебе не было скучно. Поддай еще воды, рыжая!