Везде светит солнце. Дилогия (СИ)

Сырость и холод, которые настоящий иллар или колдун, не ощущали, Брадо почувствовал сразу как только пришёл в себя. Его руки и ноги стягивали цепи, он лежал на каменном полу в темноте, отсчитывая каждый удар пульсации в ноющей ране на голове. Бесстрашная и хищная натура не позволила Брадо испугаться и запаниковать. Но отсутствие магической силы и молчание рама настораживало. На миг Брадо предположил, что всё ему почудилось: и магический дар, и война, и правление Селией. Но потом он отбросил такое глупое предположение и попытался заставить свой дар проснуться, ведь последнее время он пользовался им, даже не задумываясь. Пустота внутри и тело, лишённое магического тепла, ясно дали понять, что магия покинула его оболочку.

-Гелий посоветовал мне найти этого целителя. Он знал. А я ему зачем-то поверил. От меня легко сбежал пленник, я угодил в ловушку, словно малое и неопытное дитя. Камелия всему виной. Выберусь из этой передряги, плюну на всех баб и набью морду всем шлюхам во всех публичных домах Селии и Илии, а Камелию...а Камелию...,- Брадо не решался произнести, что убьёт её, и это ещё больше вывело его из себя за столь явную слабость перед этой уродливой и слепой женщиной. Но потом он вспомнил её голос, её чистые мысли, которые читались для него легко, словно раскрытая книга, и снова внутри почудилась лёгкость и свобода, которая всё-таки претила его дикому сознанию.

-Сгинь,- махая головой, словно взбалтывая ненужный осадок, который должен был смешаться теперь с трезвым мыслями и раствориться в них, не мешая ему думать, крикнул Брадо.

Железные путы не поддавались его мужской силе, а выбраться из каменной клетки, не освободив хотя бы руки или ноги, не представлялось возможным. И, конечно, он не допускал мысли о том, что его заманили сюда, чтобы распивать хорис и потом отпустить с миром. Тот, кто сумел высосать из него магический дар, был не целителем, а могущественным колдуном. И дверь распахнулась, чтобы показать Брадо хозяина города. В дверном проёме стоял маленький широкоплечий мужичок. Длинные светлые волосы разделяли череп пробором и немного закрывали широкие скулы. Зато длинный нос ничто не помогло бы скрыть его обладателю, как и тонкие влажные губы, словно он облизывал их каждую секунду. Мужичок стоял руки в боки, и широко расставив ноги, одетые в сандалии на босу ногу.

-Попался. Теперь придётся отвечать: кто ты и почему забрался к нам без разрешения?- мелодичным голоском, что не вязалось с его внешностью, спросил мужичок.

Никто не мог заставить Брадо говорить, если он этого не хотел, поэтому бывший маг молчал, с трудом приняв сидячее положение, чтобы получше рассмотреть гостя. Там в коридоре горели факелы и немного ослепляли Брадо, привыкшего уже к темноте, поэтому он не сразу заметил тени на полу. Кто-то стоял за стеной и не показывался взору пленника и им мог быть как раз Гелий, а вместе с ним и Грагара и кто-нибудь ещё. Но тогда было непонятно, почему ему задавали такие глупые вопросы.

-Молчишь. Гентаги не любят, когда их тревожат. Мне всё равно кто ты, главное знать - не придут ли следом за тобой твои дружки. А ну отвечай!

Брадо лишь усмехнулся в ответ, давая себе обещание больше не верить никому, и не искать по Селии никаких целителей, если удастся выбраться целым и невредимым от гентагов, про которых он слышал впервые в жизни.

Мужичок не стал тратиться на слова ещё больше и кивнул тем, тени которых сразу соединились с плотью перед Брадо. Квадратные плечи и кулаки богатырей безмолвно обещали ему трудную и больную ночку. В камеру внесли несколько факелов, и дверь снова захлопнулась. Три богатыря с минуту смотрели на пленника, словно изучая сколько ударов и какой силы он сможет выдержать, чтобы им потом не пришлось виновато докладывать мужичку о несчастном случае...

Рассвет Авион и базан встретили так и не заснув. Задумавшись, Авион так и не очнулся, чтобы продолжить свой рассказ, а клон не требовал продолжения, терпеливо ожидая, когда рассказчик сам захочет поведать ему грустную историю прошлого дальше. Лучик солнца, медленно скользивший по траве, упал в поле зрения охотника и он опомнился, что замолчал до утра, погружённый в размышления.

-Задумался,- как бы извиняясь, сказал Авион.- На чём я остановился-то?

-На том, что получил письмо, но не захотел верить только этому,- ответил базан, стойко удерживая сон подальше от век.

-Ах, да, правда...- согласился Авион и снова задумался на пару минут, собираясь с мыслями.- Верить знакам на присе я не собирался. Моя Мириан была столь безупречной женщиной, что даже такой избалованный и высокомерный муж, как я, не осмелился гневаться без явных доказательств. Но к Фануту в тот день я уже не поехал, а решил вернуться и подумать, что делать дальше.

Оставив коня в саду и побродив немного по аллеям, Аметис (как звали раньше Авиона) направился в дом. Но услышав голоса жены и друга предателя, притаился в углу, где жена посадила куст афлеций, не боясь проклятья и желая доказать, что этим цветкам не под силу разрушить их любовь, как утверждала в обратном легенда о погибших влюблённых. Аметис увидел Фанута, который вёл под руку его жену и мило с ней беседовал о любовных утехах, ожидавших их после рождения ребёнка. Молодая женщина смеялась и даже вскользь спросила:

-Аметис не заподозрит нас? Сегодня утром он уже как-то подозрительно посмотрел на меня, хотя ещё ничего не знает, я уверена.

-Вскоре он вообще не будет тебе нужен. Мы уедем в Селию.

-Мы враждуем, как нас примут там? Да и король разве не разгневается?

-Вергий мне уже разрешил плыть в Селию. Только бы твой муж не наделал глупостей из-за ревности.

-Пусть он узнает, когда мы будем уже далеко. Когда же?

-Скоро, прощай, любовь моя,- сказал на прощание Фанут и поцеловал Мириан.

-Она обнимала его и прижималась к нему, словно её съедала страсть, и, казалось, ей хотелось отдаться Фануту прямо там, на траве,- вспоминал Авион.- И тогда я решил убить их обоих, но по отдельности и не раскрывая того, что мне известно об измене. Я вернулся в дом только поздним вечером. Мириан спала в гостиной. Огонь в камине освещал её прекрасную фигуру, тонкие черты лица и мне не верилось, что это нежное создание предало меня. Но злость, ревность и обида уже замутнили мой разум. Я заткнул её рот тряпкой, и связал по рукам и ногам. Страх и боль отразились в её глазах, она порывалась что-то сказать мне, но не могла выплюнуть кляп. Её хриплое и отчаянное мычание стоит до сих пор в моих ушах. Я не проронил ни слова и лишь посмотрел в последний раз и провёл рукой по густым длинным волосам. Я даже не подумал о ребёнке, которого она носила в своём чреве - я не подумал про своего ребёнка. Огнём я решил мстить и поджёг факел в пламени камина.