Карина Демина - Внучка берендеева. Второй семестр

Егор нос скребет.

Емельян мизинец в рот сунул, кожу обскубывает. Стало быть, и ему не спокойно. У меня ж на душе не кошки — рыси скребут, а отчего — понять не могу.

И кричать охота немым криком.

И плакать.

И скажи — засмеют же, дескать, самое оно бабье в характере тени своей бояться.

Архип Полуэктович появился, когда небо чуть просветлело. Он по старое привычке был бос. Штаны подвернул под самые колени, как и рукава рубашки. Лысую голову свою под парасолью спрятал. И гляделся до того довольным, что я едва вновь не расплакалася.

Да что ж это такое?

Или я вчерашнего дня взаправду потравилася?

— Чего стоим? — спросил наставник и зевнул широко, всею пастею. — Кого ждем?

— Вас, — ответил Евстигней, взгляд свой от далей отворачивая. — Куда нам без вас?

— И вправду, куда… ну, я туточки. Зослава, ты как?

Я только носом шмыгнула.

— Если дурно, оставайся…

Прежде он такого не предлагал, и согласиться бы, нечто подсказывало, что рядышком с Архипом Полуэктовичем самое мне местечко. Может, парасолью он и не поделится, но и в обиду не даст, пожелай кто…

Кто?

Не знаю.

Но на дорожку идти нельзя.

И на поле.

Возвернуться надобно. Укрыться. Переждать.

— Нет, — я головою покачала. Не хватало слабину показать перед всеми, да и то, ежель там, впереди, неладно, как оно мне чуется, то разве ж имею я право остаться?

А вдруг…

Архип Полуэктович парасолю сложил, голову задрал, лицо дождю подставляя, и сказал:

— Ну тогда вперед… и скоренько, если к завтраку успеть желаете.

Мы желали.

Мысля о завтраке, который уж точно не погодит, на мгновеньице избавила от всех страхов.

— Вот же… — Кирей тряхнул головой, и мокрая коса шлепнула по спине. — И бывает же…

А чего бывает — не досказал. Он взял в бег легко, будто только и ждал, что дозволения. Лойко за ним кинулся. Этот бежал вроде бы тяжко, переваливаясь с боку на бок, плюхая по грязюке так, что брызги во все боки летели. Но сие — видимость одна.

Ловок боярский сын.

Да и сил у него, пусть и фыркает, и пыхает, будто вот-вот свалится, надолго хватит.

Ильюшка был сосредоточен, точно перед каждым шагом всерьез обдумывал, куда ногу ставить. И вновь же мнилось, что ничего и никого по сторонам не видит. Царевичи… Елисей бежал широким волчьим шагом, и Ерема от брата не отставал. А мне было дивно, как прежде не замечала я этой повадки.

— Зося, — из задумения вывел голос Архипа Полуэктовича. — Все нормально?

Я кивнула.

А то… загляделась.

Залюбовалась.

— Тогда пошла. Давай, Зося, шевели ногами…

Шевелю.

И разом успокаиваюся. Да и то верно, дорогу выбрала, назад не возвернусь. А чего бы там ни было впереди… надобно только прочих догнать, а то далеко убегли, пока я кажного выглядывала.

Бегу.

И дождь не помеха.

И дорожка сама под ноги ложиться, если не лентою атласной, то холстиной, что и сподручней. Атлас — скользкий, холстина — оно верней. И слышу я землю, как про то Архип Полуэктович сказывал. Глаза закрою и все одно слышу.

Вот ямина, грязью прикрытая, глядится частью дорожки, а попадет в нее нога — и полетишь кувырком, и хорошо, если только полетишь, а не выкрутишь эту ногу злосчастную. Вот камень выперся горбиком. И корешок протянулся, норовит подножку подставить.

А я через него… и по луже, что лишь глядится глубокою, но на деле — тонка, что твое зеркло. Бегу.

Сзади пыхтит кто-то… а я уж думала, что я последняя.

Игнат?

А и не помню, откудова он взялся. Догоняет.

Хмурый.

Взъерошенный. И злой. С чего бы? С того, что последний? Так не в том задача, чтоб первым быть…

Через ручей я перескочила.

И Еську догнала, если кто и послушает, то он. Тронула за рукав и губами одними сказала:

— Неспокойно мне.

Нахмурился. Глянул вопросительно. А я что? Могла б объяснить, объяснила б, так же и сама не разумею, что не так. А оно не так… впереди ямина и мосток, через нее перекинутый, да и не мосток, деревце тоненькое, по которому пройти надобно.

— Неспокойно, — повторяю. — Будь… осторожней.

А и пущай смеются над бабьими страхами, если они пустые.

Еська кивнул и прибавил… с Евстигнеем поравнялся. Шепнул чегой-то… а тот свистнул по-птичьи… и Елисей же птицею отозвался.

Кирей споткнулся будто бы, замер, прислушиваясь.

И Лойко пыхтеть перестал, подобрался.

Ильюшка руки встряхнул, пальцы закрутил, свивая на них тонюсенькие нити силы. А если все ж таки…

— Стой, — я попробовала перехватить Игната, да руку мою оттолкнул и меня пихнул в плечо. И со злостью такой, что диву далась.

Только ходу прибавил.

Откудова силы взялись? Пролетел мимо Еськи.

И Евстигнея, который попробовал ему дорогу заступить. Через Кирееву ногу перескочил — не зря учил его Архип Полуэктович.

Я крикнуть хотела, а язык будто к горлу прилип.

Игнат же только прибавил.

В жизни так не бегал, как сегодняшним днем. Конем диким взлетел на холмик. А с него — на деревце… и сердце мое обмерло.

Оборвалось.

И вновь забилось.

Ничего. На той стороне уже Игнат обернулся и кукиш скрутил. А еще боярин, воспитанный человек… тьфу.

Елисей к ямине подобрался.

Заглянул вниз.

Ногою опробовал дерево… и отступил. На Ерему же, когда тот полюбопытствовать сунулся, рыкнул и не по-человечьи…

— Зославушка, — Кирей стряхнул с рукава грязную пляшку. — Скажи, о радость очей моих, души отрада, что происходит?

— Не знаю, но… неспокойно.

Яма.

Обыкновенная.

Мы каждый день над нею бегаем. Сперва-то она махонькой была, чтоб, если плюхнешься — а плюхалися частенько — не скалечилися. И что характерно, грязюка в ней завсегда до краев стояла. После то яма стала глубже, ширше, а заместо грязюки на дне колья появилися.

Когда?

Я и не заметила.

Ныне ж подобралась к самому краю, вытянула шею, что гусыня. Гляжу… ровнехонькие, обтесанные, белым белы…

— Иллюзия, — сказал Ильюшка, присаживаясь у края. — Но качественная. И встроенная хлопушка. Заденешь кол, получишь ожог… несмертельно, но неприятно.

— А он выдумщик, — Кирей зашел с другой стороны.

— Ты о ком?

— О наставнике нашем. Он же полосу эту треклятую строит… значит, иллюзия. Подозреваю, что со временем и настоящие станут.

Лойко лишь плечами повел.

— Чего, так и будем стоять?

— Чужой не проходил, — бросил Елисей, присевши на корточки. Он наклонился, выгнув спину горбом, и носом в самую грязюку влез. — Архип был… от него морем несет. Вы вот…

Головою повел со стороны в сторону.

Глаза прикрыл.

— Размыло… но никого чужого не чую…

— Погоди, — Егор рукава подтянул. — Я воду… поговорю…

Он огляделся и, заприметив лужу побольше, сел в нее. Сунул растопыренные руки в грязь…

— Егорка у нас воду хорошо чует, — тихо сказал Еська. — Если кто и сумеет, то он…