Макс Фрай - Жалобная книга [litres]

— Все равно ведь назад дороги мне уже нет? — спрашивает.

— Ну как тебе сказать? По большому счету, нет, конечно. Но это — по самому большому. В том и только в том смысле, что назад дороги нет вообще никому. Все дороги ведут вперед и только вперед. А так… Силой никто не заставит, можешь быть спокойна. Хочешь, живи себе дальше, словно ничего не случилось. Моя обязанность — дать тебе шанс, если уж так вышло, что я тебя встретил и увидел, что ты — одна из нас.

— «Из нас» — это из кого? Из «накхов»? — голос ее звучит настороженно. — А как у вас все устроено? Тайная организация?

— Тайная, да. В том смысле, что явной она никак быть не может. Если бы даже захотели рассказать о себе миру — ну как, интересно, ты себе это представляешь? Разве только роман фантастический написать, на потеху скучающим пассажирам подземки… А вот слово «организация» тут вряд ли не подходит. Что тут организовывать? Узнаем друг друга в толпе, встречаемся изредка небольшими компаниями — ну, как альпинисты на привале. Поболтать о том о сем, рассказать, кто над какой пропастью повисеть успел и до какой вершины добраться. Предупредить об опасности, если вдруг встретилась на пути. Все-таки живые люди. Хочется иногда просто побыть среди своих. Среди тех, кто все понимает . Вот и вся «организация». Если захочешь, познакомлю тебя с товарищами по «масонской ложе». А если не захочешь, не познакомлю. Дело хозяйское.

— «Захочешь», «не захочешь» — это не разговор, — вздыхает Варя. — Ты же сам сказал: по большому счету, назад мне дороги нет. А маленький счет меня никогда не интересовал. Я вон даже когда гадаю себе, если вытащу Младший Аркан, в суть особо не вникаю. Неинтересно.

— Если я тебя правильно понял…

— Ты меня правильно понял. По крайней мере, я хочу еще раз попробовать, — твердо говорит она. — А там поглядим.

Знак — Рак.

Градусы — 12°51′26'' — 25°42′51''

Названия европейские — Атарс, Амарс, Архаам, Альхарф.

Названия арабские — ар-Тарф — «Взор (Льва)».

Восходящие звезды — каппа Рака и лямбда Льва.

Магические действия — изготовление пантаклей, чтобы вредить путешествиям.

— Я, — говорю, — хочу еще раз попробовать. А там поглядим.

Интересно, со стороны заметно, что я сейчас визжать начну от страха, как свинья по дороге на бойню? Дай я себе волю, страшный вышел бы крик. Но нет, молчу. Улыбаюсь даже, кажется. Зоя д’Арк. Жанна Космодемьянская. Ай молодца.

А ведь могла бы…

Я, к слову сказать, крупный специалист в области свиного визга, так уж вышло. Когда-то невероятно давно, еще при советской власти и чуть ли не до Куликовской битвы, мы с сердечным дружочком все лето дачу снимали на окраине большого южного города, за сущие копейки, поскольку до моря полчаса на троллейбусе; кроме нас не нашлось дураков там селиться. Каждый вечер принимали гостей, жарили шашлыки; сухое вино не то что лилось рекой — водопадами грохотало. Часа в два ночи, когда гости расходились, а мы выносили в сад резиновый надувной матрац, покрывали его пестрым, изодранным в сладкой му́ке, пледом и прижимались друг к дружке покрепче, чтобы в траву не скатиться с узкого ложа, мимо нашего дома ехали грузовики с визжащими от обреченности свиньями. У этих «эшелонов смерти» не было выходных, разве что, в ночь с субботы на воскресенье они появлялись пораньше, сразу после полуночи. Потом оказалось, бойня где-то совсем рядом, чуть ли не в трех кварталах от нашего арендованного рая.

Свиньи пронзительно кричали, предчувствуя скорую гибель, а мы, счастливые пьяные дураки, вторили им, кривлялись, заводились от этого так, что притворные вопли то и дело перерастали в подлинный утробный вой. Говорили потом друзьям-подружкам: «Трахаться нужно в состоянии полного свинства», — и загадочно улыбались, не вдаваясь в объяснения. Никто, кроме нас, так и не узнал, что речь шла вовсе не о выпивке, вернее, не только о ней.

Это была наисладчайшая из наших интимных тайн, но мы и сами не догадывались, как много для нас обоих значат эти языческие пляски на костях и копытах. Поздней осенью, когда на даче стало совсем уж холодно, и пришлось разъезжаться по городским квартирам, наша страсть почти сразу же превратилась в нежную, но вполне равнодушную дружбу — такая часто возникает между стариками, которые крутили шашни в молодости, но почти невозможна между бывшими любовниками, если им на двоих едва-едва сорок лет.

Уже потом, годы спустя, я удивлялась, что эти ночные концерты превращали меня в нимфоманку, а вовсе не в вегетарианку. Вроде бы нежная, жалостливая, сентиментальная девица — и на тебе. Как все же причудливо устроен человек…

Господи, о чем я думаю? Что у меня в голове?!

— Одевайся, поехали, — командует тем временем мой рыжий учитель-мучитель. То ли он и правда не заметил моего путешествия в прошлое, то ли просто внимания не обратил. Неинтересно ему.

Ну и правильно, что неинтересно.

— Еще раз попробовать — это святое, — говорит. — Такое дело откладывать не годится. И… Знаешь, я отлично понимаю, что словами делу не поможешь, но ты не бойся, пожалуйста. Самое страшное в любом случае позади. Кайфа от раза к разу все больше, а проблем — меньше. И контролировать ситуацию все легче. Рано или поздно настанет момент, когда будешь очень четко понимать, где заканчивается чужой человек, и начинаешься ты сама. С этого момента вообще сплошное удовольствие, как в кино, только с более полным погружением.

— А что нужно сделать, чтобы этот прекрасный момент наступил «рано», а не «поздно»? — спрашиваю. — Хорошо бы так!

— Ничего делать не нужно. Просто подождать, когда все уладится само собой. Все люди разные, у каждого свой темп.

— А у тебя как было?

— У меня было феерически, — смеется. — Все не как у людей. Поначалу почему-то «кино смотрел», как опытный накх , не забывал о себе ни на секунду. Михаэль надивиться не мог на такое чудо природы. Зато неделю спустя, когда я уже благополучно присвоил чуть ли не сотню чужих судеб, меня вдруг переклинило. После всякого сеанса подолгу путался в воспоминаниях: где мои, где чужие? Порывался звонить каким-то, якобы любимым — добро бы только девушкам, но ведь и мальчикам тоже, — навещать чужих мам, писать письма невесть чьим приятелям… Михаэль, бедняга, едва успевал пресекать мою активность. Вот уж кто никогда меня не забудет! Развлек я его знатно. Но потом все как-то само собой утряслось. Надо было просто подождать, оказывается.

— А где гарантия, что это снова не начнется? — спрашиваю.

— Гарантия? — ухмыляется. — А ты не замечала, что в жизни человеческой вообще нет места гарантиям? Было бы странно, если бы они были в нашем деле — в качестве исключения. С какой стати?