Сергей Алексеев - Волчья хватка. Книга 3

На середине она развернулась и поплыла назад, вниз по течению. Несмотря на свою вязкую зимнюю густость, река всё же текла, и довольно стремительно: лодка скоро вошла в поворот и исчезла в буранной дымке, вдруг накрывающей заходящее солнце.

Казалось, там, за поворотом, открывается иной мир, параллельный…

Собаки на берегу тоже провожали Милю, покуда чуткая Гейша не выскочила на берег и не подала голос. Вся свора ринулась в кусты, и гулкий лес опять наполнился лаем.

Однако даже этот сигнал тревоги не сразу вывел Ражного из состояния, сходного с нокдауном, когда удар соперника, словно тень, гасит реакцию на окружающую действительность. Он поднялся на берег и только тут вспомнил, что лишён вотчины, на него ведётся облава и до темноты надо что–то предпринимать с имуществом, собственностью, нажитой многими поколениями…

И исполнить поруку, уходить в Дивье рощенье, где его ждёт соперник.

Некоторое время собаки кого–то облаивали в кустах, однако потом разом смолкли и скоро одна по одной прибежали назад, и опять сцепились кобели. Верная примета — по берегу шёл кто–то свой, хорошо знакомый и, с собачьей точки зрения, совершенно безопасный для вожака стаи. Поэтому Ражный

продолжал стоять открыто, лишь отступив в сторону от калитки и готовый к самому неожиданному повороту.

Ладно, лишили вотчины, волю Ослаба можно было принять и исполнить, во имя неведомых ему целей повиноваться судьбе, дабы остаться в лоне воинства; но над его родным местом, над отеческой землёй, которая у араксов считалась храмом, беспощадно поглумились, изнахратили, осквернили, и за всё это душа требовала мести, жёсткой и неотвратимой. Он не мог уйти просто так, не поквитавшись, это всё равно что бежать с ристалища при виде грозного соперника, всё равно что оставить в беде близкого, родного человека, дабы спасти свою шкуру.

По древнему ещё уставу Сергиева воинства ему запрещалось напрямую вступать в единоборство с властью, с княжескими людьми, проще говоря, с миром, ибо всякий аракс — инок, монах, призванный и давший обет защищать этот мир независимо от того, нравится он тебе или нет, справедлив ли, разумен ли с твоей точки зрения или вовсе неприемлем. Ражный понимал, отчего преподобный заложил такой принцип в существование Засадного полка: мир на то и мир, что сохраняет за собой право заблуждаться, жить в потёмках, порой бесцельно, дурно, беспутно, то и дело меняя вкусы и пристрастия. Воинское иночество лишено этого напрочь. Засадный полк на то и засадный, что вынужден сидеть и ждать решающей минуты, никак не обнаруживая себя, не обращая внимания на то, что происходит в это время на поле брани.

Иногда ждать, скрипя зубами.

Но тут складывалась совершенно иная ситуация: над его родиной, над его храмом надругались, даже надгробие увезли с могилы отца, и спускать это было недостойно для аракса. И можно было бы оставить после себя гору трупов, однако убийство мирских людей так же было под запретом, как и их оживление. И следовало ещё придумать месть, причём такую, которая бы преследовала обидчиков всю жизнь, например обратить противника в паническое бегство,

опозорить, посеять вечный страх, чтоб его существование превратилось в ожидание наказания.

Ещё через пару минут в голых по–зимнему и светлых зарослях показался знакомый длиннополый дождевик и совсем уж яркая деталь — краснеющие в мутном закате, большие очки на белесом, аскетичном лице. Профессор шёл пешим, без велосипеда, и можно было лишь гадать, что занесло его на берег, в сторону, противоположную от дороги, по которой он уехал несколько часов назад. Самоуглублённый и чем–то сильно озабоченный старик даже не заметил Ражного, прошёл мимо, в калитку, и вздрогнул от окрика.

— Вячеслав Сергеевич? — шёпотом воскликнул он и заозирался. — Вам нужно бежать! Вас ищут! Хотят арестовать!

— Кто ищет? — невозмутимо спросил Вячеслав. — Милиция?

— В том–то и дело — нет! КГБ!.. То есть ФСК! Точнее, ФСБ или нечто подобное. В общем, ЧК, ГПУ!

— С какой стати?

Профессор сглотнул трепещущий страх.

— Сами судите, расскажу по порядку!.. Меня поймали на дороге, остановили люди в масках и униформе. С оружием!.. Велосипед отняли, очень грубо схватили и поволокли в лес. Там, в машине, сидел человек, в гражданском. Узнал его, мы и раньше встречались, я грибы собирал… На самом деле это полковник Савватеев. Точнее, теперь генерал. Но по повадкам совсем не тот, сильно переменился… Сначала дотошно расспрашивал, потом предложил мне организовать встречу. Чтобы я уговорил вас уделить ему полчаса времени. Чтобы вы не сопротивлялись, сказал, с благими намерениями, обоюдно полезными.

Ражный пожал плечами.

— Я готов. Где и когда?

— Ему нельзя верить! — задышал предчувствием ужаса профессор. — Обманет! Бегите, Вячеслав Сергеевич. Только не по дороге, там засада… Встречаться с этим генералом нельзя!

— Что он хочет конкретно?

— Будто бы разобраться, понять, что вы за человек. Говорит, не сделает ничего дурного, но я ему не верю.

— Почему?

— Генерал в глаза не смотрит, значит, лжёт. Хочет заманить на встречу и арестовать. Я знаю, почему они не смотрят в глаза, когда лгут. У них природа противится, всё–таки люди же…

— А где предлагает встретиться?

— В том–то и дело — на базе! Чтоб как в ловушке! — Старик задрал рукав дождевика, выцарапал часы из–под одежды. — Сорок минут осталось!.. Говорит, придёт один, без оружия, но это неправда!..

Он говорил, но сам часто косился вниз, на причал.

— Езжайте домой, — посоветовал Ражный. — Я разберусь тут сам.

— На чём ехать? Они велосипед забрали! Савватеев сказал, отдадут и отпустят, если устрою встречу. Беспредел!

Собаки вновь насторожились — в лесу кто–то был…

— Добро, я встречусь. Пойдите и скажите это генералу.

— Но вас схватят?!

— Посмотрим… Спешить надо, времени не осталось.

Профессор кинулся было в кусты, но вернулся.

— А это что… там? — и указал на причал.

— Там?.. Дети.

Он догадался, чьи это дети.

— Жалко её, — проговорил озабоченно. — Я несколько раз беседовал… Она не воспринимает реальности.

— Я тоже, — отозвался Ражный.

Старик не понял, но не стал вникать в суть.

— Жалко будет, если вас арестуют, — добавил с состраданием. — Получится, я предал, заманил в ловушку.

— Вы самый верный человек, — Вячеслав приобнял его. — И я вам благодарен… Ещё одна просьба — заберите собак себе.

— То есть как… заберите?

— Чтоб не превратились в бродячих. Гейша вон загуляла, пока не покроют, всю стаю водить будет.

— Всё–таки вы решили… сдаться властям?

— Пока ещё не решил. Но в любом случае собакам потребуется приют. И вожак стаи.

Он наконец–то уловил отзвук некой безысходности положения Ражного и отнёсся к этому, как родственник, услышавший смертельный диагноз близкого человека, — с сострадательным мужеством.