Сергей Алексеев - Волчья хватка. Книга 3

Игумен вздумал в тот же час осадить бахвала:

— А ведомо ли тебе, послух, что, ступив в пределы обители и заполучив благословление и поруку братии, придётся тебе давать обет безбрачия?

— Так я жениться и не собираюсь, — попытался вывернуться оборотень.

— Один месяц с Белой Дивой у любовного костра затмит целую супружескую жизнь. Видел я кормильца, знаю, как в браке живут. Венец — это же цепь, на коей кобеля держат, а он оттого лишь злее делается. Но спусти, так шалавый…

— Ежели обет безбрачия, то и всяческие прелюбодеяния неприемлемы, — назидательно вымолвил игумен. — Всю силу плоти след переливать не в утехи с девицами либо женой — в доблесть воинскую.

— Эх, как татар побьём, так уйду я из твоего воинства, — заявил он сокрушённо. — И дня более не пробуду. Матушка велела служить, покуда Русь от супостата не избавим. Потом меня никакой обет не удержит. Я волю люблю.

— Нескорое это дело, гоноша, — осадил его Сергий. — Надобно такую силу поднять, с которой ворог не сладит. И Русь позрит да встрепенётся, веру обретёт. Сам видел, в боярстве раскол и предательство, иные удельные князья московскому не повинуются, смущённые Ордой да латинянами. Без Божьей помощи нам и войска не собрать, и не победить.

— На что же монахи у тебя? Молельники? — нашёлся ражный. — Напрасно хлеб едят? Пускай Богу молятся, просят, коль им оружия в руки брать непотребно. А Засадный полк пускай ратному делу учится.

— Скажи–ка мне, от кого ты про Засадный Полк слышал? — наконец–то спросил Сергий, давно держа в голове этот вопрос.

— Да я нетопырём–то покружил окрест твоего монастыря, прежде чем явиться, — признался он. — Да и над тобой полетал. Мысль, она ведь не только зряча, но и слух имеет. И всё тайное слышит. Вот ты, отче, всё горюешь, поединщика нет у тебя в полку. Некого вывести супротив ордынского богатыря. А ведь напрасно печалишься, теперь есть у тебя богатырь.

Игумен замер на миг и спросил осторожно:

— Ужель ты знаешь, о чём я думаю? В сей миг?

— Думаешь спросить про небесный огонь, — и глазом не моргнув заявил чуждый. — Но всё вертишь вокруг да около. Хитростью норовишь выведать, кто его принесёт. И по всему выходит, я должен.

Сергий справился с замешательством и с желанием перекреститься и почураться: речь оборотня звучала как наваждение, ибо разум противился. Быть

того не могло, чтоб чуждый отроческого возраста, случайно забредший в местные леса, конокрад рассуждал о святая святых, о таинстве великом из пророческой книги!

— Кто ты будешь, гоноша? — голос игумена дрогнул. — Не ангел же небесный, человек во плоти…

— Да ражный я, — просто отозвался тот. — Отшельник ваш сразу признал, потому новым именем нарёк. Красного коня дал и матушку искать отпустил.

— А как ты с араксами справился? Как побил и чем? Пламени я не позрел…

— Не было пламени…

— Ужель ты и впрямь должен принести огонь небесный? И в тебе сердце ярое?..

— Нет, отче, не чудотворец я и не Божий посланник. Но ражный воин, коего ты ищешь. Должно, ты в откровении прочёл про огонь небесный.

— В каком откровении? — насторожился игумен.

— Откуда мне знать, в каком? Но ты так думаешь отче. Так скажу прямо, не по силам мне управлять стихиями небесными. Со своими, с земными сладу нет. Летать вот не могу научиться, и всё тут.

Сергий и вовсе обескуражился.

— Да кто же ты? Оборотень? Коль клыками рвёшь?.. Ангел ли во плоти?.. Не знаю, что и думать. Откуда про откровение ведомо?

— Да от тебя ведомо! — засмеялся тот. — Ты ведь беспрестанно мысли сии треплешь в голове.

— А кто же тогда огонь принесёт? — совсем уж нелепо спросил игумен.

Гоноша легкомысленно плечами пожал.

— Никто не принесёт, и не жди, отче.

— Так ведь в пророчестве писано!

— Верно, писано. Только что его приносить? Когда он в каждом человеке от рождения, природой даден.

— Как это — в каждом? И во мне есть?

Гоноша воздел свой взор к потолку.

— Есть в тебе. Да яркий такой, аж слепит.

— В душе огонь, сие понимаю, — согласился игумен. — Да и то не во всякой. Иные вон словно мертвецы живут, холодные… Я ведь про небесный огонь толкую, божественный!

— Ведь и я тоже! — воскликнул ражный. — Иное дело, вызволить его из нутра своего доступно не всякому. Трудное это дело, огонь извлекать. А ещё труднее назад загонять. Матушка всю ночь учила да наставляла. С огнём я быстро управился, но не всякий раз удаётся даже мыслью взлететь. Сама–то небось ровно птица порхает, и без помела. А я и на вершок оторваться от земли не могу, обратно влечёт. Во сне соколом кружу, наяву только мыслью. И знаю отчего, что греха таить…

Сергий встрепенулся.

— Нет, лукавишь ты, гоноша. С помощью огня ты и араксов победил, и келью мою разрушил!

— Немтырей бить легко и разрушать дело нехитрое. Стоит в раж войти да ломать что ни попадя… Летать бы научиться! Вот где огонь божественный нужен!

Игумену опять горячо сделалось. Многие годы он, словно чётки кожаные, Засадный полк собирал по листику, нанизывая на нить монастырского устава. Отбирал самых отважных храбрецов, кто умел сражаться, не щадя живота своего и толк в воинском деле знал. Оттого и не смотрел на прошлое иноков, даже разбойный люд принимал, брал всякого, кто мог пополнить монастырскую боевую казну редкостным и превосходным видом борьбы. Кто мечом в совершенстве владел, кто булавой, колычем, наручами и засапожником, кто в кулачном бою преуспел–всякую науку делал достоянием каждого аракса. Ровно рачительный скопидом, собирал по зёрнышку, скапливал и совокуплял смелость и удаль, хитрость и умение, но всё одно чуял, недостаёт Засадному полку только мужества и сил человеческих, дабы наголову сокрушить татар. А удар по Орде следовало нанести такой сокрушительной мощи, чтоб земля содрогнулась под пятой супостата, чтоб небо с овчинку сделалось, чтоб время его власти на Руси остановилось и покатилось взакат.

Не обойтись было без Божьего благоволения, без огня небесного, без исполина…

Ожгло Сергия словом ражного, ощутил: вот чего не хватает!

—Погоди летать! — подавляя неуместный внутренний трепет, промолвил он. — Ты, гоноша, ещё полетишь. А сейчас научи витязей моих в раж входить да супротивника сокрушать. И сего будет довольно. Научи огонь вызволять, когда надобно! С меня и начни!

—Научить–то можно, да ведь опять скажут–сила нечистая…

—Нечистой силы не бывает, — повторил игумен слова Ослаба. — Всякая от Бога! Научи!

—Тебя, отче, научу, иных–нет.

—Отчего же так? Сам подумай: что станет на бранном поле, коль целый Засадный полк в богатырей обратится? Вот уж потрясём супостата!

—Потрясти–то потрясём, — согласился гоноша. — Такого страху наведём, на многие века в Русь дорогу забудет.