Array Semenoff - Вжиться и выжить[СИ]

Когда пришли сборщики дани, а жителям оказалось нечего отдать, тогда и выяснилось, что Успешный к Гато никакого отношения не имел. Хотя, может люди что–то и подозревали, но пожаловаться им все равно некому. Они пытались обратиться к Гато, но тот никаких жалобщиков не принимал — прогнал их, даже не выслушав.

Деревенька Сидзуоки делилась на две части: жилую и заброшенную. Дела под гнетом очкарика шли плохо, вот некоторые крестьяне и ушли в поисках лучшей доли. В заброшенной части оказался дом прошлого старосты. Его–то и превратили в барак Сусуми и его люди.

К счастью, бандиты из местных в моей сборной солянке были, так что долго искать никого не пришлось. Впрочем, я бы и прогулялся, потому что по дороге я накручивал и убеждал себя, что не надо бояться столкновений, крови и убийств. Потому что я не людей иду убивать, а озверевших от собственной безнаказанности ублюдков, которых надо остановить, иначе они так и будут убивать и калечить невинных. Да и не так все страшно оказалось, как в художественной литературе описывать любят. Скорее уж все обстояло так, как говорил сосед дядя Толя, «афганец»:

Ну убил и убил… Никаких мальчиков кровавых нет, и сплю хорошо и спокойно.

Вот так и я, убил того джонина из Дождя, и ничего, мир не перевернулся. Все осталось по–прежнему. И даже совесть не мучила. Ха, а ведь это даже забавно. Когда я был мелким — не верил, что так может быть, что не будет ни угрызений совести, ни кошмаров, ни прочего в этом духе, если кого–то убить.

Мы остановились перед плетнем из серых от времени прутьев и веток. На этот раз внутрь пошли мы все, правда, пришлось сделать крюк, чтобы забрать отдыхающих. К Горо прибавились и другие недовольные командиром рожи. Такая конкретика эмоций меня изрядно напрягала.

Поставил работников ножа и топора на место, а они теперь посылают мне лучи «добра»… Мда, с этим надо что–то делать.

Нам не обрадовались. Ни побледневший мужичок, выполнявший роль бармена, что попытался прикинуться ветошью, ни два десятка праздновавших внутри бандитов. Впрочем, их главарь, здоровый мужик лет тридцати с почти нержавой катаной, несмотря на явный испуг, отчетливо ощущаемый в эмоциях, держался достаточно храбро. Вальяжно встав со стула, он сказал:

— Кто из вас главный? Я буду говорить только с ним, а остальные — отошли в сторону!

Я вышел вперед, перед этим незаметно мазнув рукой по столешнице около входа, поставив на нее метку Каварими. Эта техника не имела никакого отношения к телепортации. Простенькая иллюзия, плюс некоторое ускорение движения за счет дзютсу, которое просто накачивало чакрой ноги и позволяло шиноби двигаться несколько быстрее, плюс ускорение за счет кинетической энергии того объекта, что заранее был отмечен и будет «примагничен» чакрой к месту, где был создатель дзютсу. Многие предпочитали перед боем или даже во время него прятать в укромных местах распечатанные из свитка чурки. Или помечать чакрой отдельно стоящие валуны, лежащие небольшие стволы или иные объекты, как естественные, так и созданные из чакры конструкты. Дзютсу весьма эффектное и эффективное против обычных людей, но, увы, по ряду причину малополезное при столкновении с сильными шиноби.

Ускорить себя чакрой все более или менее серьезные шиноби могли и без Каварими. Большинство сильных ниндзя чуяло оппонента тем или иным способом и простенькое гендзютсу их не обманывало. А терять время и тратить чакру на целое дзютсу ради маленького кинетического ускорения для движения на короткую дистанцию (а на длинную притянуть объект было очень тяжело)… А смысл?

Окинув презрительным взглядом вожака местных «крышевателей», я холодно произнес:

— Ты забрал то, что принадлежит Гато.

— И чо? — дал отмашку главарь деревенских, своим людям. — Чо ты нам сделаешь, попугай очкастый?

Деревенские повставали, порасчехлили свое плохенькое, местами ржавое, оружие.

Покрутившись на месте, словно искал кому нажаловаться, я деланно обижено пролепетал:

— Дяденька, а чо вы обзываетесь? — и наивно глазками похлопал, как это Сакура обычно делает.

Позади послышались смешки и «привкус» страха практически перестал ощущаться. Трусили мои бандиты, их–то со мной 16, а этих 21 и Сусуми. В сумме — 22. Даже чисто визуально нас было сильно меньше

— Чо? — офигел главный, гневно топорща усы похожие на щетку.

— Гы, — расплылся я в гадостной улыбочке. — Пойдем выйдем, главнюк. Или боишься меня?

— Нет, — настороженно посмотрев, сказал бандит, — но мы решим все здесь и сейчас.

— Хорошо, — широко, дружелюбно улыбнулся, — здесь, так здесь. Вы украли деньги Гато. Вы вернете их прямо сейчас либо умрете. Попытаетесь еще раз ограбить людей, забрав налоги — умрете. Увижу вас в Стране Волн через 3 дня — умрете. Вопросы? — весело хлопнул в ладоши и развел руками. — У матросов нет вопросов!

Судя по багровеющей от гнева физиономии Сусуми, у него вопросы были. Даже более того — возражения. И от его кодлы тоже фонило недовольством, но, удивительное дело, они молчали

— Ты совсем сбрендил, сопляк? — бандит оглянулся точно играл роль в театре, даже ручкой обвел свое «войско», — нас тут 22 бойца, и мы на своей земле, а вас тут… меньше. И при этом ты смеешь мне угрожать?! Пошел вон, дурак, пока жив! И можешь передать своему хозяину, что это наша земля, и ни рье он отсюда не получит! Не свалите отсюда, мы ваши…

Мда. Неадекватный какой–то главарь, и с математикой у него плохо. Или решил, что успеет смыться, пока сюда не подойдет, этак, рыл 50 от Гато и не вырежет их всех?

— Слушай сюда, недоумок, — прервал я бахвальство этого пока еще живого идиота, — вы не на своей земле. Вы на земле Гато. Вы украли его деньги. У тебя в банде — 20 бывших крестьян и рыбаков с ржавым хламом против семнадцати неплохих бойцов.

Ну, приврал я немного. Все равно пересчитывать сейчас будет поздно. Что своих, что чужих.

— Не хочешь сдохнуть прямо сейчас — верни деньги и вали отсюда подальше. Про поединок говорить, как я вижу, смысла нет, — ты струсил.

— Слушай, ты, ***, ты совсем ***, ты сейчас на *** отсюда свалишь, пока живой, и забудешь сюда дорогу, понял, ты, ***! — наконец–то выдохся главарь.

— Ты закончил? — демонстративно ковыряясь в ухе сказал я и вытер «находку» об ближайший стол. А на самом деле поставил еще одну метку для техники.

Сусуми опешил, беззвучно открывая рот. Не привык бугай, что к нему столь пренебрежительно относятся. Может, это из–за внешности? На первый взгляд Сусуми выглядел устрашающее из–за кучи когда–то криво заштопанных шрамов. Они были на лице, на волосатых руках и на почти лысом, с жалкими пучками бледно рыжих волос, черепе. Он чем–то напоминал мне Морино Ибики. Вот только за редкими исключениями серьезные бойцы не имеют таких покореженных морд — это ведь они другим оставляют шрамы, а не наоборот.