Наталья Колпакова - Лучший из миров

А потом ее просто не стало рядом.

Вхождение в ритуал было почти завершено. Символы, прорисованные вокруг камня и на теле узника его же собственной кровью, обозначили место, прямо над которым откроется над поверхностью земли Проход. Тэмма накладывал словесную формулу, активирующую последний знак, когда не столько услышал, сколько почуял какое-то движение у входа. Запретив себе спешить, чтобы не сбиться (только древние знали доподлинно, чем чревата ошибка в подобном случае, и Тэмма как-то не тянуло познавать это на собственном опыте), он тщательно выговорил последние слова формулы и лишь тогда не без раздражения повернулся узнать, что стряслось. Вошедший ловчий был явно встревожен, и это обеспокоило куратора. Он неоднократно убеждался, что его подчиненных крайне трудно выбить из колеи.

– Куратор, – поспешно начал ловчий, презрев формальное приветствие. – Что-то затевается. Прибывают аристократы. Канас и еще несколько высших уже во дворце. Похоже, они стягивают силы.

Тэмма, порядком умотанный, с отяжелевшим языком, вяло поблагодарил ретивого служаку за информацию. Особенного волнения, впрочем, он не почувствовал. Пить хотелось сильно – это да. Поколебавшись самую малость, – не уронит ли себя? – отправил гонца за водой. В конце концов, он без пяти минут правитель этого мира, ему ли тревожиться о таких пустяках! Стыдно признаться: что-то мешало чудотворцу принимать пищу в чужом присутствии, он вообще стеснялся всякого рода физиологических проявлений, даже рот старался открывать лишь самую малость – отчего речь выходила тихой и весомой. М-да, придется с этим что-то делать, император – фигура публичная… Впрочем, на то и император, чтобы самому устанавливать правила!

Тэмма скосил глаза на пленника. Вон тот значок над нижним ребром – не кривоват ли хвостик? Ах, нет, все прекрасно, это монстр пыхтит неровно, грудная клетка так и ходит ходуном… Силы, значит, собирают? Занятно! Неужто Канас решил сыграть по-своему? Впору зауважать, кабы не тупость его беспросветная. Тупость и эта нелепая доверчивость, с которой он, тайком замысливший собственный сюжет, полагал тем не менее, что остальные станут играть по правилам. Делясь с генералом пикантной информацией об истинном облике нынешнего правителя, чтобы втянуть оскорбленных военных в заговор, Тэмма преследовал единственную цель – расширить состав своих временных сторонников, являвшихся в то же время противниками друг для друга. А что? Собрать всех пауков в одну банку – и пусть себе грызутся. Но так, пожалуй, даже лучше. Недалекий Канас не подозревает, чем закончится попытка взятия императора под стражу и всего прочего, что он там задумал, этот хитрец. А Тэмма заранее знает исход. И он его устраивает.

Император Саора снова скучал. То есть нет, не совсем так. Скучал он, собственно, вчера. Или сегодня? Уже ведь ночь была, так? Что-то он такое, кажется, учудил, чтобы развлечься. Вот. И пришлось потом принять это новое снадобье, особо забористое. Чтобы успокоиться. С какой такой радости ему понадобилось успокаиваться, он и представления сейчас не имел. Пустота в голове, и все тут. Саора бережно ощупал голову. Она болела. Вот здесь и еще здесь немножко. И была какой-то липкой. Чудеса.

Териса он услал. Недавно, полуочнувшись, хватился своей послушной подружки, той, рыжей с сиськами, имя, конечно, не вспомнить. Но Терис понял. И промолчал. Саора потребовал притащить вздорную девку. Шляться вздумала. Немедленно отыскать и доставить. Терис все смотрел, смотрел на него своими собачьими глазами, грустно так смотрел, непонятно. Наказать бы его, да жаль дурака. Пришлось услать с глаз долой. Чтоб не смотрел. В общем, Терису было строго приказано отыскать и доставить сучку, и он ушел. А теперь он, Саора, совсем один. Ни Териса, ни сучки. Вообще никого.

Почему это, кстати? Обычно лезут ведь отовсюду то с одним, то с другим, теребят, проходу не дают. А тут как повымерли все.

И тихо как-то.

Странно? Интересно?

Саора слез с кровати. Все вокруг, как водится, зашаталось, но постепенно улеглось. Зацепил краем глаза и, повернувшись, долго рассматривал ногу, торчащую из-за кушетки в углу. На алом ковре она казалась очень-очень белой. Саора внимательно изучил находку и счел, что щиколотка довольно изящна. После этого потерял к зрелищу интерес и вышел из спальни в гардеробную. Там тоже было пусто. Подвернулся таз для умывания, Саора долго умывался необычной, темно-бурой водой. Зеркал в гардеробной не было. Саора терпеть не мог своего вида и старался без надобности ни в чем не отражаться. Одернув для порядка одежду, мятую после сна, продолжил исследование опустелых покоев.

Вернее, продолжил было. Потому что уже в следующий зал, довольно большой, служивший для мелких аудиенций, он вошел одновременно с группой энергичных, подтянутых господ, распахнувших двустворчатую дверь в противоположной стене. Саора и вошедшие с разгону сделали несколько шагов навстречу друг другу и разом остановились. Пришлецы выглядели занятно – как сорвиголовы, сунувшиеся в драконью пещеру и вдруг убедившиеся, что в ней и правда живет дракон. Как выглядит он сам, Саора не знал и узнать не стремился. В конце концов, если гости хотят найти хозяина в презентабельном виде, пусть удосужатся заранее договориться о визите. Кстати, и поклониться бы не мешало. Он с любопытством оглядел стоявших противоестественно прямо, будто дрын проглотили, аристократов во главе с генералом Канасом. Генерал, как водится, важничал.

– Доброе утро, генерал Канас, – первым поздоровался воспитанный Саора. – У вас ко мне, наверное, важное дело?

Тот кашлянул, малость обескураженный, но удержался на взятой высокой ноте.

– Имею честь сообщить вам, Ваше Величество, что вы низложены.

Саора приподнял бровь.

– Сопротивляться бессмысленно. Давайте обойдемся без ненужных жертв. Проявим благоразумие, как здравомыслящие люди…

Он сбился, почувствовав, что съезжает куда-то не туда. Император сосредоточенно слушал.

– Поверьте, вам не на кого опереться. Вы слишком многих успели обидеть. Армия, дворянство, маги, даже Орден – все против вас. Кстати, не пытайтесь применять Силу, вас нейтрализуют. Вы один, поймите же…

Рука Саоры сама собой потянулась к волосам, ухватила жесткую слипшуюся прядь и принялась вертеть, накручивать на указательный палец. Скверная, жалкая привычка, проявление слабости, отец опять шкуру спустит, если увидит… Впрочем, что это я? Отец умер, отца больше нет. Он умер. Совсем. Его больше нет…

– …по доброй воле стать женой истинно достойного человека. – Тут Канас чуть заметно поклонился, попутно оглядывая, не без содрогания, лицо и фигуру невесты в брызгах засохшей крови.