Array Lilian kls - Красное и чёрное[часть 3]

Однажды вечером бывшие мародёры собрались, чтобы решить, кому доверить тайну дома Поттеров. Джеймс уверял, что лучшая кандидатура — это Питер.

— Я бы хотел, что бы это был ты, Сириус, но Дамблдор…

Люпин его перебил:

— Дамблдор — старый манипулятор. Кто знает, что он замышляет на самом деле…

— Ты не прав, Рем, только благодаря Дамблдору магический мир ещё не поглотил хаос, — отозвалась Лили, принеся в гостиную маленького Гарри, — да и почему ты так отзываешься о нём?

— Знаешь, Лили, у меня нюх обострён лучше всех вас, — лукавил Ремус, — и понять, что Дамблдор ведёт свою двойную игру, не составляет труда. Почему бы вам с малышом не уехать из страны?

— А к чему это? Они будут в полной безопасности под заклинанием доверия, — хмыкнул Поттер. — Пусть Он не думает, что мы сдались.

— Этому тебя тоже научил Дамблдор.

Вдруг Джеймс прищурился, пристально заглянув в глаза оборотню.

— А что ты имеешь против него? Я знаю, что иногда он ведёт себя странно и заставляет других плясать под свою дудку, но он всегда делает это во благо. Мы сами не понимаем, что для нас лучше. А он мыслит глобально.

— Да, и во благо всего магического общества подставляет твою семью под удар. Думаешь, я не знаю, кто рассказал обо всём этом Тёмному Лорду? Снейп! Но это не всё, — быстро добавил Люпин, пресекая ахи и вздохи по поводу предательства слизеринца. — Дамблдор завербовал Снейпа шпионом. И теперь тот поставляет ложные сведения Темному лорду. То, что на руку Ордену Феникса. А значит, на руку Дамблдору. Почему же тогда он позволил Снейпу рассказать Волдеморту о пророчестве? Заметьте, это случилось ещё тогда, когда никто не знал, что у тебя, Лили, в июле родится Гарри.

Дамблдор знал, но Джеймс не мог осветить эту информацию, данный Дамблдору обет не позволял ему это сделать. Да он и не хотел, движимый идеей защитить своего родного сына. И если бы Джеймс был в состоянии трезво оценивать слова Ремуса, он бы согласился с ним, но с недавних пор каждое слово оборотня воспринималось им в штыки.

— А что это ты так обеляешь Снейпа?! Он трус и подлый Пожиратель Смерти. Может, ты тоже работаешь на Волдеморта? У него в слугах много таких как ты!

— Парни! Парни, хватит! Прекратите!

Сириус разнимал бросившихся в драку друзей, Гарри заплакал, Лили унесла его в детскую, устав успокаивать не на шутку разошедшихся мужчин, а Питер обхватил голову руками, облокотившись на стол. Сегодня последний должен был стать предателем.

Ремус с содроганием вспомнил то, что произошло спустя неделю. Лили погибла, её муж тоже, Сириус попал за решётку, Питер, как он думал, был убит, Гарри отдали маггловским родственникам Лили. А сам он ничего не мог поделать. С этого дня у него наступила полоса невезения, словно кто — то закрывал перед ним все двери. Он не мог найти ни нормального жилья, ни устроиться на работу. Каждый работодатель, который узнавал его имя, сразу отказывал ему в должности.

Не сложно было догадаться, кто за всем этим стоит. Тот, кто требовал от Ремуса, чтобы он покинул страну ещё до первого падения Тёмного лорда — Альбус Дамблдор. Ведь тогда он мог добиться того, чтобы тайну доверили ему, а теперь, если бы Ремус хорошо устроился в жизни, он мог забрать Гарри, и Дамблдор не имел бы над ребёнком больше власти. Этого мудрый маг не хотел.

Ведь он самолично добивался того, чтобы избранный стал одинок, чтобы некому было о нём позаботиться, и ребёнок оказался бы в его руках, а уж директор Хогвартса, приложив косвенные усилия, воспитал бы из него героя. Пророчества пророчествами, но люди сами составляют свою историю. И, если в основной своей массе люди живут случаем, то самый светлый маг столетия будет направлять их. Во благо всего магического мира. Невилл, вопреки ожиданиям, родился слабеньким. Его магическая аура была тусклой и болезненной. А вот Гарри оказался довольно сильным магически. Вот что значит свежая кровь. Больше в Англии не родилось в нужный день младенцев, подходящих к пророчеству, что очень радовало Альбуса Дамблдора.

Теперь же Рем обрёл всё. Судьба снова подарила ему друзей, возлюбленную, даже Лили вернулась. И Люпин был искренне счастлив за неё, но в одночасье всё рухнуло. Нимфадора, должно быть, заметила, как дрожали его пальцы, когда он мучительно придумывал, как спасти друзей, как потемнели его глаза, когда он услышал, что Лили теперь такая же, как он, как самоотверженно он отдал своё зелье ей и ушёл в лес. Одно радовало его во всём этом, что он не сможет увидеть её превращения. Теперь между ними была такая связь, которую не разорвёшь ничем. Она всегда понимала его и поддерживала, теперь они понимают друг друга без слов. Тёмная мечта овладела им на мгновение, но он смог остановить эти мысли. Теперь он любит Нимфадору, но Лили навсегда останется в его сердце.

Когда бледный свет луны окрасил верхушки деревьев в серебристую краску, Ремус внутренне сжался, ощущая, как с приближением лунного света, его тело горит всё сильнее. Опомнившись, он снял одежду, бросив её на траву, надеясь вернуться утром не в лохмотьях и впервые в своей жизни принимал лунный свет без боязни, а со священным согласием, склонив голову в жертвенном поклоне, думая о том, что в эту же минуту что — то подобное происходит с Лили.

Лили успела поспать не больше часа. В желудке приятной тяжестью лежала овсянка, приготовленная домовым эльфом. Северус уже не выглядел таким бледным и тоже невольно задремал после долгожданной горячей пищи, обнимая своё сокровище. Это всегда происходит неожиданно, сколько его не жди. В окно заглянула луна, и бледный луч медленно подбирался к кровати, когда Лили проснулась, ощутив себя, как в лихорадке. Всё тело пылало жаром и становилось всё горячее. Она поднялась и задёрнула шторы, ненароком разбудив любимого.

Проснувшись, Северус не сразу понял, что происходит, а когда осознал, поднялся следом и прижал к груди свою любимую, которую трясло от сильнейшего озноба. Заглянув жене в глаза, он не узнал их, это были на половину волчьи глаза, с золотым отливом, и лишь где — то в глубине виднелась родная, незабываемая зелень.

— Я… я не могу дышать… — прохрипела она и вдруг закричала, словно её режут изнутри.

Вместо зубов росли гладкие белые волчьи клыки, что доставляло ей нестерпимую боль. Она взглянула на свои руки и не поверила глазам, они покрывались мягкой серебристой шерстью, а из пальцев стремительно росли длинные сильные когти. Всё её тело стремительно менялось, и каждое изменение приносило жгучую боль. Через несколько минут Северус обнимал молодую испуганную волчицу. Вопреки собственным ожиданиям, он не почувствовал ни ужаса, ни отвращения, а лишь щемящую нежность, когда, поскуливая после такой боли, она уткнулась мордой в его рукав.