Диана Джонс - Зачарованный лес

– Значит, Баннус проделывает фокусы со временем, – сказала Энн.

– Не совсем, – возразил Ям. – Но мне кажется, ему все равно, в каком порядке идут те или иные сцены.

– Ты и раньше так говорил, – вспомнил Чел.

Ему стало интересно, и он почти забыл, что беспокоился о Яме.

– И тогда я тоже не понял, – добавил мальчик.

– Я повторял это много раз, – промолвил робот. – Баннус не способен вносить изменения в мою память. Я знаю, что мы вчетвером обсуждали его здесь и в других местах – наверное, уже раз двадцать. Вполне возможно, что Баннус заставит нас и дальше об этом говорить, пока мы не придем к оптимальному выводу.

– Но я в это не верю! – воскликнула Энн.

Хотя на самом деле она верила.

Мордион отодвинулся от ноги Яма и поправил увеличительные очки. Подобно Энн, он не хотел верить роботу, но не мог избавиться от ощущения, что такой разговор уже действительно был. Легкий холодок крошечного инструмента в руке, пронзительный аромат сосны над головой и резкий шорох ее иголок, накладывающийся на шум реки внизу, казались неуютно, навязчиво знакомыми.

– Так к какому же решению, на твой взгляд, машина подталкивает нас?

– Понятия не имею, – признался Ям. – Может, это вовсе не мы принимаем решения. Возможно, мы просто актеры, участвующие в чьих-то постановках.

– Только не я! – запротестовала Энн. – Я важное лицо. Я – это я.

– Я тоже очень важный, – провозгласил Чел.

– Кроме того, – продолжала девочка, похлопав его по плечу, чтобы показать, что осознает и его важность, – я возражаю против того, чтобы мной распоряжалась какая-то машина. Если верить Яму, это она заставила меня совершить с десяток вещей, которые я совсем не хотела делать.

– Не совсем так, – поправил Ям. – Ничто не в силах заставить человека или машину делать то, что несовместимо с их природой.

Мордион снова принялся за починку ноги робота. Себя-то он вовсе не считал важным. У него словно гора с плеч свалилась, когда он услышал фразу Яма о том, что они, возможно, всего лишь актеры в поставленной кем-то сцене. Но когда робот сказал, что человека не заставят действовать против его природы, Мордион содрогнулся от неожиданно нахлынувшего чувства вины и тревоги. Он даже приостановил починку Яма, чтобы не навредить роботу.

Энн думала о том же.

– Но машины можно переделывать, – заметила она. – Тебя переделали, Ям. И в природе людей есть чудны́е черты, которыми Баннус мог бы воспользоваться.

«Так вот откуда это чувство вины», – подумал Мордион. Он снова взялся за ювелирную работу с ногой Яма. Эта машина, Баннус, завладела каким-то странным и нехорошим уголком души волшебника, когда подтолкнула его к созданию Чела. И вина была вызвана вот чем: когда Баннус сочтет, что правильное решение принято, он наверняка положит конец существованию поля. И тогда Чела не станет. Вот и все. Что же он наделал! Мордион продолжал работать, хотя весь похолодел от ужаса.

Тем временем Энн, взглянув на часы, уверенным голосом оповестила всех о своих намерениях. Она по горло сыта этим Баннусом. Когда она встала и направилась вниз по крутым ступеням, Мордион оставил Яма с торчащей у него из ноги отверткой и поспешил за ней.

– Энн!

– Да?

Девочка остановилась и подняла на мужчину глаза. Она все еще не питала к Мордиону дружеских чувств – в особенности теперь, когда выяснилось, что ее все время запихивали в какие-то сцены с его участием.

– Приходите сюда, – попросил Мордион. – По своей воле, если это возможно. Вы хорошо на меня влияете, как и Чел. Вы все время приближаете меня к истине.

– Теперь это может делать Ям, – холодно ответила Энн.

– Едва ли, – торопливо заговорил Мордион, спеша объясниться, прежде чем девочка спустится к реке и станет недосягаемой для его слов. – Ям владеет фактами, а вас посещают озарения.

– Правда?

Эти слова доставили девочке такое удовольствие, что она так и застыла на полпути к реке.

Мордион не сдержал улыбки:

– Да, особенно когда сердитесь.

Ох, лучше бы Мордион не улыбался. Энн ничуточки не сомневалась: именно эта улыбка заворожила ее и заставила вернуться сегодня днем. Такую улыбку она видела впервые в жизни.

– Он думает, что я смешная, – сердито бормотала она по пути домой. – Воображает, будто я готова плясать под его дудку, стоит ему улыбнуться. Это унизительно !

Из-за переживаний вернулась домой бледная и слегка не в себе. А может, все дело в том, что за ней гнались люди в доспехах, – хорошо еще, они не преследовали ее до самой реки. Или Баннус не позволил ее преследовать. «Или все сразу», – подумала она.

Папа на мгновение оторвался от новостей по телевизору и взглянул на нее:

– Ты что-то переборщила на сегодня, моя девочка. По-моему, ты порядком утомилась.

– Я не утомилась… я разозлилась! – резко возразила Энн.

Потом, осознав, что такой простодушный человек, как ее отец, вряд ли поверит в Баннус или тета-пространство, не говоря уже о мальчике, созданном из крови, она неохотно прибавила:

– Я хотела сказать – разозлилась, потому что устала.

– Конечно, ты устала, кто бы сомневался, – заметил папа. – Ты поднялась с постели только сегодня утром и тут же ушла – пропадала целый день неизвестно где! А завтра ты снова сляжешь с этим своим вирусом. И вообще – ты сама-то хочешь выздороветь? Собираешься пойти в школу в этой четверти? Или нет?

– Понедельник, – напомнила мама. – Мы хотим, чтобы ты поправилась к понедельнику и смогла пойти в школу.

– А до конца четверти осталось всего два дня, – вставил Мартин, который сидел в углу и разрисовывал карту под названием «Пещеры будущего». – Идти на каких-то два дня? Оно того не стоит.

Энн бросила на него благодарный взгляд.

– Нет, оно того стоит , – возразила мама. – Мне вот жаль, что я не слишком хорошо училась в школе.

– Ой, вот только не надо нудить на эту тему, – буркнул себе под нос Мартин.

– Что ты сказал? – переспросила мама, но тут ее перебил отец:

– Вообще-то, если речь всего о двух днях, то нет смысла гнать ее туда, верно? Она с таким же успехом может побыть дома, пока окончательно не поправится.

Энн дала им возможность поспорить об этом. Похоже, выигрывала мама, но девочку это не особенно волновало. Из-за двух дней еще никто не умирал. По крайней мере, в эти два дня Баннус не смог бы использовать ее как пешку в осуществлении чьих-то решений. Было хорошо – более того, было настоящим облегчением – оказаться дома, где спорили на какую-то нормальную тему в нормальных выражениях. Энн села на диван, глубоко и с облегчением выдохнув.

Мартин посмотрел на нее.

– Сегодня поздно вечером показывают «Чужого», – сказал он, предоставив родителям спорить и дальше.