Сергей Иванов - Мёртвый разлив

Прежде Вадим избегал кровавых сцен, хотя даже в размеренном течении Крепостной жизни они встречались не редко: то гоночный колёсник сомнёт зазевавшегося служителя, то блюстители в избытке рвения забьют нарушителя. Однако нынешняя ситуация, увы, опять требовала присутствия Вадима.

Осторожно он стал пробираться сквозь гудящую толпу, изгибаясь всем телом и разворачивая громоздкие плечи, чтобы ненароком кого-нибудь не толкнуть. Если кто-то совсем уж загораживал путь, Вадим бережно отодвигал его, бормоча извинения, и следовал дальше, оставляя за спиной невнятное ворчание. Но и только: по-настоящему возражать ему не решались – всё же у атлетов свои права. А гул вокруг всё нарастал.

– Видали, как её? – возбуждённо тараторил кто-то. – С ума съехать! Разорвали пополам – кошмарная силища!

– Говорят, замешаны билдеры. А чего, запросто: берёт каждый за ногу и… Бугаи-то какие!

– Говорят, от тренировок у них виснет, – хихикнул третий. – Стоило уродоваться, а? Если б я не мог через день, оторвал бы к ядрёной фене!..

Загодя концентрируясь, Вадим наконец протиснулся в первый ряд и увидел. На секунду прикрыл глаза, отстраняясь ещё дальше, затем открыл.

Да, кем бы она ни была, досталось ей крепко. Нетронутой осталась лишь голова, будто нарочно, для пущего устрашения, укреплённая в развилке дерева рядом с тропинкой, – с обескровленным лицом, оцепеневшим на пике ужаса, и жуткими лохмотьями вместо шеи. От прочего и вовсе остались разрозненные члены, обглоданные или измочаленные до костей, словно в припадке бешенства. Большинство мясистых частей отсутствовало: либо с костями, либо попросту сорванные со скелета, – а на уцелевшей лодыжке отпечатался след громадной пятерни с глубоко впившимися когтями, вполне пригодными для подобной работы. И уже знакомый Вадиму.

Стиснув зубы, он окинул взглядом обрызганную кровью полянку, запоминая картину накрепко, словно фотографируя. И хватит на сегодня – пощекотал нервы, довольно кошмаров! Потом, на спокойную голову, можно будет обмозговать.

– Мало гоняют их, сволочей! – встрял ещё один, совсем рядом. – Моя б воля, я бы всех, кто здоровей положенного… А чего выпендриваться, в самом деле?

– Начни с этого, если смелый, – хмыкнули за спиной Вадима, и над толпой вдруг зависло молчание – стало быть, общее внимание переключилось на него. Действительно: надо было ему соваться?

Ощутив, что вокруг стало свободней, Вадим развернулся и окинул отстраняющихся людей внимательным взглядом. Ухмылялись они пока без особой злобности. Чёрт знает, что бередит в тёмных душах такое зрелище – возможно, желание приобщиться к насилию, оправдываясь «справедливым возмездием»? Или это сродни зависти шакала к свирепости и мощи тигра? А может, дело в слепом и безнадёжном страхе, для ублажения которого необходимо расправиться хоть с кем-нибудь? Ведь следующим вполне можешь стать ты… либо кто-то из близких.

Под вопрошающим взглядом Вадима тускнели усмешки зрителей и лица ожесточались, будто бедняг заводило его спокойствие. А на взводе они могли убедить себя в чём угодно, словно та же Лариса. Конечно, вряд ли кто из них сумел прикопить бойцовских навыков, то есть вооружиться хотя бы по первому слою. Любой настоящий крутарь прошёл бы через эту рыхлую массу, как нож сквозь масло, даже и с голыми руками. Её словно выводили как раз для такой растительной дрёмы по тесным клетушкам и однообразного труда, почти не задействующего мозги. Однако в гуртах даже овцы бывают опасны, а тут, похоже, формировалась стихийная стая. Медлить в такой ситуации не стоило – как и отступать. Вадим повернулся и уставился на говорившего, предупреждая тяжёлым взглядом, что в случае заварушки первым пострадает зачинщик.

– Ты чего вякнул, гнида? – спросил он грубым, рыкающим басом, в котором «бряцал металл». – Я не расслышал – повтори!.. Или помочь?

Всё же насколько меняет людей голос! В фильмах актёры иногда заимствуют голоса у других – эффект бывает неслабый. Даже внутренне Вадим преобразился. Не слишком напрягаясь, он уже почувствовал себя крутарём – правда, одетым и стриженным не по форме, небрежно маскированным под спеца. Как ни странно, остальные тоже это ощутили, сразу утратив к нему интерес. Овцы не воюют с волками. Одно дело – скопом навалиться на одиночку, сколь угодно здоровенного. Совсем другое – замахнуться на представителя высшей касты, за которым чудится такая сила!.. Собственно, какая?

Презрительно пожав плечами, Вадим двинулся на толпу, глядя поверх голов, – в полной уверенности, что никто не посмеет его задержать. И в самом деле: тропинка пустела перед ним даже быстрей, чем он наступал. Волк покидал стадо, не пожелав никого прирезать, – и слава всемилостивым Главам!..

Уже загружаясь в транспорт, Вадим увидел, как к месту трагедии подкатили несколько блюстительских патрулей. И перед ними крепостные расступились с той же поспешностью, похоже, признавая за овчарок. Хотя для овчарок блюстители были не слишком поворотливы. Конечно, гонять овечек куда проще, нежели защищать.

На службу Вадим всё же поспел вовремя. И слава богу, потому что надсмотрщики затеяли там очередную массированную поверку и все кабэшные управители, вплоть до последней мелкоты, с самого утра стояли на ушах. А с ними не скучали и остальные.

Вообще, в подобных заведениях спецов (не путать со спецзаведениями) службы надзора пользовались особым почётом. Как правило, в них подвизались те же спецы, ничем не проявившие себя на прежних местах, но тем с большей охотой поучавшие других, как надо работать и чего, собственно, ожидает от них Семья. Помимо почёта надсмотрщикам перепадал усиленный паёк, не говоря об удовольствии поставить на место зарвавшихся умников, бывших своих сотрудников. Справедливости ради следовало заметить, что среди надзирателей (пардон, надсмотрщиков – пока) попадались одарённые организаторы, честно пытавшиеся наладить дела. Но в большинстве туда стремились именно бездари, озлобленные и завистливые, не годные ни на что, – такие, как Оросьев. И недостатка в них не ощущалось, так что Системе было из кого выбирать.

С недавних пор среди надсмотрщиков у Вадима завёлся персональный злопыхатель, чтобы не сказать мучитель. Или, ещё вернее, мучительница. Эта невзрачная тощенькая девица, Руфь, острая на язык и весьма неглупая, принадлежала именно к категории фанатиков дела, отдаваясь спускаемым сверху заданиям с избыточной страстью, наверное, нигде больше не востребованной. Вадима она невзлюбила с первой встречи, накрепко занеся в разряд бездельников, от которых следовало оберегать истинных работяг, – поскольку навязываемые ему ОКР-ы Вадим игнорировал с тем же упорством, с которым бедняжка Руфь за ними надзирала. А может, она вообще не выносила атлетичных смазливцев, питая к ним застарелую обиду либо подозревая в скудоумии. Или девушку раздражала вызывающая внепородистость Вадима – в то время как она бережно культивировала в себе национальные признаки, вплоть до шестиугольной звёздочки на шее (что, кстати, требовало немалой смелости – по нынешним временам).