Жанна Лебедева - Сиреневый Чёрный

— И что же?

— Припоминаете историю о бедняке и святом?

— Я вырос в Апаре, там детям рассказывают совсем иные истории. Так что будет лучше, если вы меня просветите, господин сыщик, — не без интереса заявил некромант, стерев с лица усмешку.

— А я рос в Королевстве, где в моде все эльфийское, и детские сказки не исключение. Так вот, ночью мне на глаза попался текст про Святого с Запада. Притча о том, как бессмертный человек с Запада пришел в Королевство и встретив в лесу бедного юношу, сделал того своим слугой. Он открыл пареньку тайну своего бессмертия и наказал следующее: «Настанет время, и я уйду, а ты будешь ждать моего прихода, чтобы в нужный час открыть мне врата мира ключом всеотпирающим. Присягнешь мне на верность, и получишь силу, равную моей и власть, равную власти Короля». В знак договора святой дал юноше окровавленный белый камень нинквесар и принял с того клятву верности.

— Занятная история, — выжидающе кивнул Ану, — что же было дальше?

— Ничего. В том то и дело, что ничего, — с волнением ответил сыщик, — но суть не в этом. Мое внимание привлекло иное. Камень нинквекар, это полудрагоценный белый опал, который в простонародье называют «кроличьей башкой». А еще, — сыщик не дал некроманту вставить очередную сомнительную реплику, — название истории — «Святой с Запада», я ради интереса перевел его на квэнья, забытый древнеэльфийский, и получилось, вы не поверите….

— Поверю, не томите, — вытягиваясь в седле, насторожился Ану.

— Айре-Дун.

— Айре-Дун, — с сомнением протянул некромант, — дайте угадаю: вы решили, что Айре-Дун, это Ардан из первой легенды, так?

— Я лишь предположил подобное, — тут же подметил сыщик, — может быть, я притянул историю за уши, но согласитесь, было ведь за что тянуть.

— Знаете что, господин сыщик, — внимательно взглянув Францу в глаза, произнес Ану, — если ваше предположение верно, то нам необходимо одно — выяснить имя второго героя сказки — юноши-бедняка. Тогда мы, возможно, узнаем имя нашего доброго господина Хапа-Тавака.

— Я отправлю гонцов в Ликию и снова попрошу помощи у Моруэла, — решил Франц.

— Чем скорее, тем лучше, — согласился Ану. — И молите своего Центру, пусть ниспошлет нам удачу на предстоящей охоте….

Впереди горел слабый свет. В тусклом освещении угадывались очертания массивного стола и обитого черным бархатом кресла. За креслом на стене висела шкура леопарда, ставшая фоном для композиции из двух перекрещенных сабель. На столе кипами лежали бумаги и свитки, торчало в чернильнице позабытое гусиное перо, перекошенный огарок свечи свесился вбок и оплыл, закапав желтым воском белесую медь узорчатого подсвечника.

Помещение, длинное, словно коридор, давно использовалось в качестве кабинета. Холодный полумрак при полном отсутствии окон не смущал владельца, также как и не смущали его вечная сырость и смрад. Серая плесень, пробивающаяся сквозь сколы и трещины глиняных стен, и мерзостный запах разложения не причиняли здешнему завсегдатаю больших неудобств, ведь и плесень и жуткая мертвая вонь давно стали неотъемлемыми частями его ежедневного существования.

Мрачный интерьер помещения не ограничивался креслом и столом. Вдоль стен рядами стояли огромные клетки с массивными прутьями из посеребренной стали. Над дверью каждой из них висела деревянная табличка с именем обитателя. «Эльфийский Принц», «Гордость Сиур Парма», «Белый Витязь», «Императрица», «Красавчик Перси» — гласили вырезанные и залитые золотой краской буквы.

Те, кто носил эти гордые имена очень мало подходили на благородных принцев и принцесс. Но такова была прихоть их владельца — Тхашира, в прошлом некроманта, а ныне — анатомиста. Питомцы его, запертые в клетках на огромные засовы, были никем иными, как лумбуками — жуткими мертвыми тварями, созданными из останков людей, перешитых и перекроенных для подпольных боев.

Правда, эти лумбуки, любимцы Тхашира, уже не сражались в ринге. Старики, ветераны, они давно утратили былую силу и пыл, но благодарный хозяин относился к ним с любовью и заботой. Когда-то эти престарелые ныне монстры принесли Тхаширу немало денег и славных побед, чем заслужили спокойную пенсию и пожизненный, а вернее посмертный пансион с ежедневной сытной кормежкой и надежной крышей над головой.

Тхашир лелеял и холил своих верных бойцов. Больше них он любил лишь собственную дочь. Она — его вечная боль и скорбь, стала заложницей злой судьбы. Девочка росла без матери, заброшенная и не по годам самостоятельная. В двенадцать лет над ней надругались проезжие негодяи, и она понесла. В тринадцать родила малыша, который стал для Тхашира отдушиной, отрадой. После рождения сына юная Лавиша выглядела счастливой, и словно забыла обо всем произошедшем. Она жила под крылышком отца и самозабвенно растила ребенка. Для нее, с детства привыкшей к мрачному обиталищу Тхашира, тихая семейная жизнь в окружении мертвых чудовищ казалась беззаботной и спокойной….

Эльфийский Принц взволнованно поднял голову и потянул воздух гнилым носом. Раскрыв мощные медвежьи челюсти, прикрепленные ржавыми болтами поверх человечьих, вывалил набок язык, ожидая еды. Гордость Сиур Парма, ловкий и гибкий, словно горный лев, заметался по клетке, то и дело подбегая к решетке и высовывая наружу длинные руки, вооруженные мощными когтями.

В дальнем конце кабинета-коридора открылась маленькая, обитая кожей дверь. Вошла девушка. В левой руке она несла большое ведро с костями и мясной обрезью, правой прижимала к себе толстощекого румяного карапуза, который беззаботно гулил и, смеясь, тыкал пальцем в приплясывающую за грязными прутьями Императрицу.

Поставив на пол ведро с провизией, Лавиша вытянула из-под ближайшей клетки кормовой поддон, кинула туда пару ребер и кусок коровьей кожи. Перехватив ребенка поудобнее, передвинулась к следующему питомцу.

— Здравствуй, Эльфийский Принц, как же ты протух, придется снова мыть твою клетку, — зазвучал в тишине ласковый девичий голос.

Огромный лумбук не ответил, так как говорить не умел. Искореженные винтами челюсти могли рвать врагов, но совершенно не годились для дружеских бесед, хотя, Эльфийский Принц, как и все другие лумбуки, относился к девушке дружелюбно. Странными особенностями этих невероятных существ были спокойное отношение к людям и невиданная агрессия к любой другой нежити. Пока девушка вытаскивала поддон, он неподвижно стоял в углу своей клетки, смиренно ожидая заслуженный ужин.