Юлия Шолох - Рисунок шрамами

Секунды текли, превращаясь в минуты. Не верилось в страшное, потому что страшного в последнее время было слишком много. Сколько же можно?

Нет! Я пойду и проверю сама! Выход должен быть.

Дёрнувшись в сторону, я споткнулась, и Янис меня подхватил под руки.

- Нет! Я не верю! Отпусти меня – я пойду и посмотрю…

- Прости.

Однако держал он крепко.

- Ты просто не заметил его, проход. Просто не увидел! Отпусти и я найду выход.

- Прости, Лили.

Его руки разжались, отпуская меня, и именно этот покорный жест вдруг сделал его прежние слова совершено реальными. Он позволил мне пойти и убедиться лично, что сказал правду. Проверить самой.

Значит… выхода действительно нет. Впереди только пустота, темнота и вечный сон.

Не знаю, сколько времени мы стояли друг напротив друга, в тишине, в трепещущем зеленоватом свете и думали каждый о своём. Только дыхание… только шорох одежды и еле журчащая вода неподалёку. И больше ничего.

Теперь никто не увидит, кто я есть на самом деле. Никто не узнает. Вот чего стоит моя хваленая верность? Теперь, когда не перед кем выделываться, нет никого, чьим мнением дорожишь и кто запомнит тебя лучше, чем ты была. Да и бог с ним. Какая сейчас разница? Моя жизнь должна была быть долгой и счастливой, а оказалось, судьба распорядилась иначе и отвесила мне времени в обрез. Несколько дней… и всё. Зато с человеком, который меня любит. Никому не станет хуже, если смертница позволит себе немного приоткрыть дверь и глотнуть свежего воздуха. Я хочу знать, чего лишаюсь. По сути, перед лицом закона я чиста – свадьба была фарсом. А уж по некрогерским меркам...

Если я немного побуду любимой, кому от этого станет хуже? Никому. Но наши последние дни скрасятся. Да, я знала… с самого начала знала, что Янис не по доброте душевной мне помогает. Не от жалости. Я видела в его глазах своё отражение – слишком зыбкое и сказочное, приукрашенное, которое не могло быть настоящим. Однако было.

Но он не знал… не подозревал одной простой вещи, которую удалось скрыть благодаря моему неприятию некромантии.

Он точно так же мог вертеть мною…

- Ты молчишь… Тебе страшно? – испуганно спросил он. Человек, который совершенно спокойно говорил о своей смерти, теперь беспокоился о том, что чувствую я. Который спас мне жизнь… Который вызвал своими словами в моей души этот цветной вихрь радостного возбуждения, жажды жизнь. Обожания…

Неужели я не могу подарить ему нечто столь же прекрасное? Добровольно, не оглядываясь на великую честь и т.д. и т.п.? Просто потому, что хочу?

- Всё хорошо, Янис, - прошептал мой голос.

- Ты поняла, что я сказал?

- Да.

Он вздохнул.

- Мне жаль. Если я…

- Ты можешь.

- Что я могу?

И его глаза – как поминальный шелк – гладкие, ровные, неимоверно спокойные.

- Я не хочу умереть девственницей.

Молчание.

- Подыграй, мне, пожалуйста, - попросила я, подходя вплотную.

- Я сделаю всё, что ты захочешь.

Пальцы сжались на его плечах – силой не оторвёшь.

- Сегодня ничего не произошло. Не было никакой свадьбы. Она произошла сейчас, здесь. Ты мой настоящий муж, Янис. Свет в моём окошке. Моя звезда. Я люблю тебя.

Я сглотнула, хотя во рту стало сухо. Сможет ли он… Найдёт ли слова?

Одна секунда… две… пять.

И твёрдый, уверенный голос:

- Да. Сейчас мы с тобой муж и жена. Не было прежде ничего, что могло расстроить тебя или нас разлучить. Назначенные всегда находят друг друга. Ты мой огонёк в ночи. Моя мечта. Я люблю тебя больше жизни.

- Да.

Мои руки на его плечах дрогнули – потому что Янис вздрогнул. Но нет, я не стану ждать решения – вперед, туда, где его тепло… где руки обнимают его шею, скользя пальцами по гладкой коже, а его губы ждут, пока их поцелуют. Хотя нет... не ждут, они быстро решают, что намерены целовать сами.

Если бы мне позволили выбрать последние дни своей жизни, я бы выбрала его… близость с ним. Но о таких вещах не говорят перед смертью, их не преподносят в моменты, когда слишком многое должно случиться. Пусть просто случится.

Сейчас.

Объятия Яниса оказались крепкими, как густой некрогерский чай, и такими же необычными. И сомкнулись за спиной горячими обручами.

Я его торопила. Нужно быстрее, как можно быстрее понять это главное, ощутить это главное в единении мужчины и женщины – ну же, Янис, ну пожалуйста, пожалуйста…

Я почти вертелась в его руках, требуя действовать быстрее.

Он, словно в наказание, прикусил мою губу, подхватывая меня на руки и опуская на кровать. И вес… тяжесть мужского тела, которая прижимает тебя к постели – непередаваемо! А потом стал быстро распутывать шнуровку платья на груди. Я знаю, конечно, что перед занятиями любовью люди раздеваются, желательно полностью, но он оголил только мою грудь, а я всего лишь расстегнула его рубашку – и времени на большее попросту не осталось.

Его губы прикоснулись к моей груди всего на несколько мгновений, мягко и завораживающе, но я хотела быстрее, поэтому сбросила эту негу, дёрнувшись в сторону.

В ответ он усилил объятия и снова закрыл мне рот поцелуем, одновременно сжимая грудь, сминая сосок, крепко прижимая меня к кровати и не давая вертеться. Но стоило ему расслабиться и слегка отодвинуться, как я принималась вертеться снова, не зная, что делать, как успокоить эту бурю, шквал эмоций и ощущений. Тогда он на секунду освободил губы, беспорядочно целующие моё лицо, и быстро спросил:

- Ты правда этого хочешь?

Я протиснула руку между нашими телами, прижимая ладонь к его животу, а после опуская ниже. Вызов.

- Да!

К счастью, он не стал затягивать, потому что не знаю, чем бы тогда всё закончилось. Я бы свернула себе шею или позвоночник, или вывернула суставы – что угодно, только бы ослабить эту неожиданную жажду, которую столько времени скрывали, и теперь она бьёт из тела неконтролируемым ключом. Бьёт, как током.

Янис дрожал не меньше меня, хотя и не так часто. Неторопливо опустил руку, поднимая мне юбку. Я быстро схватила край ткани и задрала её сама, жалея, что раздевание, оказывается, требует столько сил и времени, никогда раньше не замечала - и снова потянулась к нему – но он слишком сильно ко мне прижимался, не оставляя между нами никакого просвета.

Тогда я положила ладонь на его ягодицы, всё ещё прикрытые штанам, которые он просто развязал, но не сбросил…

И вдруг почувствовала там, под юбкой, тепло. Прикосновение.

И замерла, совершенно неподвижно, как окаменела. Янис на миг отстранился, не отнимая пальца от места, которое гладил – от горячей точки, которая удерживала теперь все моё внимание, и удовлетворенно посмотрел на меня сверху вниз.

Моя голая грудь торчала в вырезе платья, подол задран по пояс, сверху нависает поднимающий мертвых, некромант, в расхристанной рубашке, но есть эта волшебная точка, и его палец, удерживающий на месте, руководящий мною, как музыкант, осторожно подбирающий сложные ноты, чтобы сыграть самое красивое на свете произведение, предназначенное одному-единственному слушателю…