Юлия Шолох - Рисунок шрамами

- Вот так-то лучше, - заговорил Янис, приближаясь ближе, почти вплотную, и с жадным любопытством изучая моё лицо, впитывая его выражение, изменения, дрогнувшие губы и блестящие в глазах слёзы. Запоминая навечно.

Пусть даже вечности – несколько дней.

Я прерывисто вздохнула. Хочу… не смогу, нет, смогу поднять руки и прижать так… к его голой груди. Хочется поцеловать, но не достану. И… И снова палец описывает круг, и снова… И его кружение вызывает такие звуки, какие я никогда не стала бы издавать в здравом уме, значит, я больна… Ещё бы…

Вскоре от движений его пальца я снова вертелась, не в силах удержаться на месте.

- Пожалуйста…

- Хорошо.

Не знаю, чего он хотел добиться, но после просьбы больше меня не мучил, снова прижал к кровати своим весом, и теперь вместо пальца я чувствовала совсем другое. Вот сейчас… прямо сейчас… И эта горячая штука вдруг проникла в меня, и стало больно, и странно, и удивительно правильно. Саднило, и слегка жгло, но одновременно я знала, что мне нужно больше, прямо сейчас. Больше движений, больше близости. Лучше его узнать.

- Про… продолжай…

И ещё так – ноги на его пояснице, сомкнутые в замок – так совсем правильно.

- Давай.

Янис не заставил себя упрашивать… он двигался, и теперь я знала, что дёргаться нужно не просто так, а ему навстречу, что вертеться нужно не как попало, а в такт общему дыханию, тогда у наших тел получается замечательный танец, тогда он соединяется со мной так полно, так правильно, что это практически невозможно терпеть.

И когда я не смогла больше терпеть, то запрокинула голову и закричала.

И в серебристом тумане восторга увидела нас со стороны – двое в рваной одежде, на каменном ложе, занимаются дикой, первобытной любовью, быстро и шумно, как животные.

И мне понравилось то, что я вижу.

Магический свет – он совсем неяркий, смотрю на него в упор – а глаза не слепит. Этот небольшой шар в высоте переливается, шевелится и переворачивается, как живой, но, в отличие от всего живого, совершенно беззвучно.

- Наверное, нужно было помыться, - говорит Янис, но его голова на моей груди, поэтому слова звучат глухо и неразборчиво.

- Как хочешь.

Мне, честно говоря, всё равно. На самом деле я всегда отличалась редкой чистоплотностью, Глунка и дюжина служанок за этим пристально следили, но сейчас такие мелочи кажутся совсем неважными. Я продолжаю обнимать его за шею, поглаживая мышцы пальцами. Хотелось погладить Яниса по спине, хотя бы по рубашке, но ему не понравилось – я почувствовала, как он напрягся, и не стала продолжать. Странно… каждая его ласка приносит столько удовольствия, даже жутко… а ему мои прикосновения как будто не нравятся. Хотя нет, не так – нравятся все, кроме этого единственного.

- Не хочу… но нужно идти.

Он поднимает голову, смотри на меня осоловевшими глазами.

Желудок, будто выбрав лучший момент, издает громкое голодное урчание.

Серые глаза Яниса мгновенно становятся жёсткими.

Конечно, я хочу есть. Так сильно, как никогда прежде, но я ему об этом не скажу. Что толку?

- Когда ты ела в последний раз?

- Давно. А ты?

- Вчера вечером, после чаепития. Тогда… я еще не знал, что утром ты выйдешь замуж за моего брата.

Он замолкает, но всю неловкость момента тут же сметает очередной рокот, сердитое требование моего желудка.

- Я искупаюсь и пойду искать выход дальше, - Янис встает, с явным сожалением отнимая от меня руки. Это так приятно, знать, что кому-то не хочется прекращать тебя обнимать. – Запахнись, замерзнешь.

Думает, я стану прикрывать голую грудь руками? Или ноги? Или бедра?

Я с улыбкой забрасываю руки за голову, отчего грудь оголяется ещё больше и подаётся вперед. Ну, что ты на это скажешь?

Янис отводит взгляд, натягивает и завязывает свои штаны.

- Ты меня дразнишь?

- Я играю, Янис. Просто играю… Что ещё остаётся?

Он облизывается и потерянно кивает:

- Я пошёл.

- Иди…

Хочется крикнуть в эту прямую, напряжённую спину, чтобы возвращался быстрее, сразу же, немедленно, что я уже скучаю, что мое тело уже снова хочет его… хочет второго раунда.

А почему бы и нет? Он сказал – выход завален. Конечно, Янис в любом случае будет искать, пока не свалится с ног, но, когда он всё понял и сделал выводы, наша судьба была решена – разве что коридор внезапно откопают сверху, с той стороны завала. Однако взглянем правде в глаза – кто станет это делать? Даже если захочет? Кто знает, что будущую королеву и некроманта завалило в подземелье? Никто.

Всё так плохо, что не стоит думать лишний раз. Представлять, как будешь умирать… Уверена, Янис не стал бы врать. Для чего? Чтобы получить то, что получил? Ну, так не факт, что я отреагировала бы именно таким оригинальным способом, могла, к примеру, впасть в истерику и убежать… в темноту, забиться в уголок и вопить, пока бы не сошла с ума. Да и Янису я верю. Он не стал бы шутить… такими вещами. Шутить смертью. Никогда.

Значит, нам нечего тянуть. Пока есть силы – нужно получить, что можно, пусть отпущенное нам время уйдёт на нечто более важное, чем бессмысленные поиски несуществующего прохода.

Он считает себя обязанным искать – и я готова его отпустить. Чуть позже.

Ведь сейчас ему было так же сложно уходить, как мне наблюдать за его уходом.

Я сползла на пол и запахнула платье – всё-таки прохладно без объятий горячего мужского тела. К хорошему, оказывается, так быстро привыкаешь…

Пойду к воде.

Огонёк, подёргавшись, рывками поплыл за мной, время от времени отставая, но, видимо, глаза привыкли к мраку, потому что и при таком слабом свете дорогу было прекрасно видно. Вот она, между кучками мусора, вдоль которой сохранились скамейки, стены – ширмы… вот белая фигура впереди.

Шаг… ещё шаг…

Янис без одежды, надо же, купается голышом. Будь у нас хотя бы малейшая надежда, я бы улыбнулась.

Но…

Огонёк дёрнулся, быстро догоняя меня, и осветил всё вокруг. Янис тоже дёрнулся, оборачиваясь и пятясь в воду.

Но я уже увидела.

- Стой!

Он замер, а я подняла юбки и пробежала оставшееся расстояние.

- Повернись!

Он молчал. Крылья носа раздувались, то ли от злости, то ли от возмущения.

- Покажи мне, Янис.

Что-то было в моём голосе, видимо, необычное. Описать не могу, но он это услышал и поэтому медленно повернулся спиной – и замер, как белоснежное изваяние, облитый предательским светом собственного огонька.

Спина некроманта была покрыта многочисленными шрамами, но не хаотично, наоборот – они образовывали удивительный, сложный, какой-то противоестественный рисунок, покрывающий всю площадь лопаток, позвоночника, что между ними, и спускающийся почти до поясницы. Два крыла, перья и кольца, углы и дуги. Казалось, кожу обожгли, а потом отрезали, разворачивая, составляя этот жуткий узор из кусочков и лоскутов.