Вероника Мелан - Ассасин

— Обещаешь?

— Не зли меня.

— Ладно-ладно… — Пистолет на подлокотнике все еще пугал. — В общем, понимаешь, я забыл о том, что она должна прийти, заработался. А потом поднялась вся эта буча: донесли, что ты убил моих сотрудников, что Комиссия начала за мной слежку, и я понял, что дела скоро совсем разладятся. Какие там витражи, какие девки и альбомы? А она пришла. Пришла и услышала мой разговор с начальником охраны, которого я в этот момент просил убрать тебя.

— Ты называл мое имя?

— Называл. А она, блин, стояла под дверью. Я не знал. Я не собирался с ней ничего делать — случайный ведь свидетель. Я бы вообще про нее не вспомнил, если бы моя охрана в какой-то момент не заметила…

Марк продолжал говорить, но Рен уже не слушал — в его висках пульсировало, а по позвоночнику расползался жар.

Элли… Получается, она всегда говорила только правду. Всегда, с самого начала. Она никогда не состояла ни в каких отношениях с Марком — не спала и даже не встречалась с ним, она просто пыталась помочь. Услышала тот разговор, решила, что речь идет про него, про Рена, и набрала номер… Элли… Элли… А он, дурак…

— Декстер? Ты меня слушаешь? — Стэндэд неверно растолковал нервную реакцию киллера и поспешил уверить: — Я бы не стал ее убивать! Я просто предложил ей деньги за молчание, но она даже не успела ответить, потому что в этот момент как раз ворвался ты и начал палить. А когда все кончилось, она просто исчезла. И все. С тех пор я не видел ее. Веришь мне? Веришь?

— Верю, — выдохнул Рен хрипло.

Он все понял не так, все истолковал по-своему. Слова ей не дал сказать, передал Комиссии. А потом увидел ее бесцветные глаза… Сразу после жара Рена кинуло в холод. Дурак. Не просто дурак, полный идиот. Поспешил поверить в ее рассерженную ложь, когда она съязвила насчет себя и Марка, когда сказала, что лишь игралась с ним… Да она же просто мстила — обиженная и униженная. Что еще она могла тогда ответить? Просто признаться ему в любви? Она и призналась позже, под тем деревом, а он…

О том, что он сделал, вспоминать не хотелось — разум жгло.

Он предал ее. Они все ее предали — суд, Дрейк, Комиссия — все.

В голове шумело. Он уничтожил ее, раздавил, поставил на колени…

— Зачем тогда она искала тебя?

— Что?

Марк, до того что-то говоривший, моментально притих.

— Кто искал? Кого?

— Элли. Она искала тебя, хотела о чем-то поговорить, мы ехали сюда вместе.

— Я не знаю. Честно. Я рассказал тебе все, что знал. Если бы не шторм в горах, я провел бы там еще несколько дней, а потом двинулся назад.

— Кто-то был в твое отсутствие дома?

— Эмма, моя экономка.

— Где она? Позови ее!

— Да не кричи, сейчас позову.

Стэндэд поднялся с кресла, кликнул прислугу, а после того, как в комнату вошла немолодая женщина, спросил:

— Эмма, кто-нибудь приезжал в мое отсутствие?

Экономка нахмурилась и чопорно произнесла:

— Да, мистер Стэндэд. Вас искала молодая девушка.

Рен подался вперед:

— Светловолосая, на черной машине?

— Именно так. На черной машине. Мне еще показалась, что она слишком большая для нее…

— Где она?

От резкого тона экономка попятилась назад.

— Машина?

— Девушка!

— Она… Она уехала. Я сказала ей, что хозяина нет, и она уехала.

— Черт! — прорычал Рен и повернулся к Марку. — У тебя есть машина?

— Есть. Джип.

— Ты ведь одолжишь мне его на недельку?

— Что?

Стэндэд хотел было возмутиться, но вдруг понял, что согласиться куда проще и выгоднее — в его гараже все равно стоит вторая машина, а если Декстер получит тачку, то покинет наконец-то дом. Марк с легким сердцем нащупал в кармане ключи от джипа и протянул их Декстеру.

— Бери, пользуйся. Вернешь, когда станет не нужен.

— Верну.

Я все-таки успела в Канн.

Вот только зачем? Зачем я торопилась сюда, для чего спешила, почему так старалась успеть? И что, собственно, успеть — умереть?

Я улыбнулась одними губами — пусть даже и так. Я не успела сделать самого главного — спасти себя, но вот последние минуты я желала провести именно здесь, в любимом месте, где прожила так долго.

К моменту, когда солнце поднялось над горизонтом, страх вдруг покинул меня, и чаша души, переполненная отчаянием и болью, успокоилась. Затихла, будто и не было терзаний, будто не обливалось кровью сердце. Я перестала в тысячный раз задавать себе вопрос «Когда именно это произойдет, когда смерть настигнет меня?» и отдалась на волю судьбы — просто поблагодарила Всевышнего за возможность увидеть рассвет. Последний рассвет моей недолгой жизни.

Да здравствует двадцать первое сентября!

Не слишком много мне удалось успеть, не слишком.

Проезжая по тихим улицам, я размышляла о прошлом. Линдер не ошибся насчет пятнадцати дней, я действительно чувствовала себя хуже и хуже — тело постепенно наливалось свинцом и тяжелело, но я старательно удерживала руль, так и не определившись, где сделать последнюю остановку.

Дома? Нет, только не там. Одиночество не страшило меня — я давно свыклась с ним, как свыкается тяжело больной человек с неизбежным, но мне было противно лежать на постели и ждать ее, повелительницу конца с темными печальными глазами. Не нужны мне четыре стены, где тесно и душно, не хочу укрываться от солнца, которое пусть и не греет, но все еще светит для меня. Хочу воздуха и ветра, хочу в полной мере насладиться каждым отведенным мне вздохом перед тем, как сойти с тропы.

Я вздохнула. Вот только где же оно, это место? Куда направить автомобиль, чтобы оказаться там? Думать становилось все тяжелее.

А может, просто остановиться и ждать? Не метаться, не думать, не страдать? Я обвела глазами салон.

«А сколько сидеть? Минуту? Десять? Несколько часов?»

Нет, я не смогу… Не смогу равнодушно смотреть, как секундная стрелка с каждым мгновением укорачивают жизнь.

Пересиливая удушливую слабость и желание опустить руки, я переключила передачу и поехала дальше. В какой-то момент мне показалось, что если я не сдамся именно сейчас, то стану немного сильнее, пусть это и случится в самом конце, когда никто не сможет этого увидеть, почувствовать и оценить. Но обрадовавшее поначалу наличие силы воли быстро сменилось тоскливой горечью.

Раньше нужно было быть сильной. Распрямить плечи, поднять голову, с несгибаемой волей бороться за себя и свою жизнь, невзирая на насмешки и неудачи. Тогда, быть может, Рену нашлось бы за что полюбить меня. И вместо тихой, невзрачной в словах и действиях, вечно беспомощной девочки он бы увидел перед собой гордую, похожую на экзотический цветок, сильную женщину. Женщину, которую мечтал бы держать в своих объятьях, которую не выпускал бы ни на секунду. Женщину, которую счел бы за честь защищать и оберегать от любых невзгод, которую поклялся бы любить до последней минуты.