Стивен Эриксон - Сады Луны

Девочка подняла глаза. Над ней склонился одетый в чёрное мужчина, его лицо скрывала тень низко надвинутого капюшона.

— Он же её ударил, — сказала детским голосом девочка. — А нам надо сети плести — мне и папе…

— Давай-ка поставим тебя на ноги, — сказал мужчина и подхватил её под руки. Он выпрямился и играючи поднял девочку, так что прежде, чем он поставил её на землю, ножки в сандалиях некоторое время болтались в воздухе.

Теперь она увидела второго человека — пониже ростом, но тоже в чёрном. Он стоял на дороге и смотрел вслед ушедшим солдатам.

— Эта жизнь немногого стоила, — не оборачиваясь, сказал он голосом, тонким, как у камышиной дудочки. — Щепоть таланта, да и в той Дар уже едва теплился. Нет, возможно, она и смогла бы ещё кое-что, но теперь мы этого не узнаем, верно?

Девочка нетвёрдой походкой подошла к мешку Ригги и подняла свечу. Затем выпрямилась, взгляд её вдруг стал тяжёлым, и девочка демонстративно сплюнула на дорогу.

Голова низкорослого резко обернулась к ней. Под его капюшоном, казалось, были только тени. Девочка отшатнулась.

— Это была хорошая жизнь, — прошептала она. — У неё были эти свечи, видите? Пять свечей. Пять для…

— Некромантии, — перебил низкорослый.

Высокий, который всё ещё стоял рядом с девочкой, тихо сказал:

— Я вижу, дитя. Я понимаю, что они значат.

Второй мужчина фыркнул.

— Ведьма собрала пять слабых, безвольных душ. Ничего особенного. — Он склонил голову набок. — Я их слышу. Они зовут её.

Слёзы навернулись девочке на глаза. Казалось, бессловесная боль истекает из чёрного камня в её сознании. Девочка вытерла щёки.

— Откуда вы пришли? — вдруг спросила она. — Мы вас на дороге не видели.

Человек рядом с девочкой чуть развернулся к покрытой гравием дороге.

— Мы были на другой стороне, — ответил он с улыбкой в голосе. — Ждали, как и вы.

Второй хихикнул.

— Вот уж точно — на другой стороне. — Он снова обернулся к дороге и поднял руки.

Девочка ахнула, когда опустилась тьма. На секунду воздух разорвал громкий треск, а потом тьма рассеялась, и девочка изумлённо раскрыла глаза.

Теперь вокруг человека на дороге сидели семь крупных Псов. Глаза зверей светились желтоватым светом, и все были устремлены в ту же сторону, что и сам человек. Она услышала, как он прошипел:

— Не терпится, да? Тогда вперёд!

Псы бесшумно помчались по дороге. Их хозяин повернулся и обратился к мужчине рядом с ней:

— Теперь Ласиин будет о чём подумать, — он снова хихикнул.

— Зачем ты всё усложняешь? — устало ответил второй.

Коротышка словно окаменел.

— Они уже видят колонну. — Он склонил голову набок. Издалека донеслось отчаянное ржание лошадей. Он вздохнул. — Ты принял решение, Котильон?

Второй весело хмыкнул.

— Только что ты назвал меня по имени, Амманас, а значит, принял решение за меня. Мы же теперь не сможем её здесь оставить, не так ли?

— Разумеется, можем, мой старый друг. Только бездыханной.

Котильон посмотрел на девочку.

— Нет, — тихо сказал он, — она подойдёт.

Девочка закусила губу. Продолжая крепко сжимать свечу Ригги, сделала ещё один шаг назад, испуганно переводя взгляд с одного человека на другого.

— А жаль, — заметил Амманас.

Котильон, казалось, кивнул, а затем откашлялся и сказал:

— Потребуется время.

В ответе Амманаса прозвучала весёлая нотка:

— А есть ли у нас время? Настоящая месть требует, чтобы жертву выслеживали долго и тщательно. Ты ведь не забыл, какую боль она однажды нам причинила? Ласиин и так уже прижали спиной к стене. Она может пасть и без нашей помощи. Разве мы получим от этого удовлетворение?

Котильон отозвался сухо и холодно:

— Ты всегда недооценивал Императрицу. Поэтому мы и оказались в этом положении… Нет. — Он указал на девочку. — Она нам понадобится. Ласиин вызвала гнев Семени Луны, и уж это — настоящее осиное гнездо. Время выбрано идеально.

За ржанием лошадей послышались приглушённые крики, которые разбили сердце девочки. Её взгляд метнулся к неподвижному телу Ригги у обочины, а потом обратно к Амманасу, приближавшемуся к ней. Она хотела убежать, но ноги ослабли и задрожали. Мужчина подошёл вплотную и, казалось, внимательно изучал её, хотя тени под капюшоном оставались непроницаемыми.

— Рыбачка? — заботливо спросил он.

Она кивнула.

— Есть у тебя имя?

— Довольно! — зарычал Котильон. — Она не мышка у тебя в лапах, Амманас. К тому же это я её выбрал, и я выберу для неё имя.

Амманас сделал шаг назад.

— А жаль, — снова сказал он.

Девочка умоляюще подняла руки.

— Пожалуйста, — попросила она Котильона. — Я же ничего не сделала! Мой отец — бедный человек, но он отдаст вам все деньги, какие есть. Я ему нужна, и бечева тоже — он ведь ждёт! — Она почувствовала, что между ног стало мокро, и быстро села на землю. — Я ничего не сделала! — Мучительный стыд обжёг девочку, и она положила руки на колени. — Умоляю.

— У меня не осталось выбора, дитя, — сказал Котильон. — Ты ведь уже знаешь наши имена.

— Но я их никогда прежде не слышала! — воскликнула девочка.

Он вздохнул.

— После того, что сейчас происходит там, на дороге, тебя допросят. С пристрастием. Есть те, кто знают наши имена.

— Видишь ли, девочка, — добавил Амманас, подавив смешок, — нас здесь быть не должно. Имена именам рознь. — Он обернулся к Котильону и ледяным тоном сказал: — С её отцом нужно разобраться. Послать Псов?

— Нет, — ответил Котильон. — Пусть живёт.

— Что тогда?

— Я полагаю, — сказал Котильон, — когда этот лист станет чистым, алчность возьмёт своё. — В следующей его реплике прозвучал сарказм: — Уж такое чародейство тебе под силу, не так ли?

Амманас хихикнул.

— Бойтесь теней, дары приносящих.

Котильон снова повернулся к девочке. Он широко развёл руки. Тени, которые прежде скрывали лицо мужчины, теперь потекли по его телу.

Амманас заговорил, и девочке показалось, что его слова звучат откуда-то издалека:

— Она нам идеально подходит. Императрица никогда не сможет её выследить, ей это даже в голову не придёт. — Он возвысил голос: — Не так уж это и плохо, девочка, — быть пешкой бога.

— Не кнутом, так пряником, — быстро пробормотала девочка.

Котильон на миг смутился от этого странного заявления, но потом пожал плечами. Тени рванулись вперёд и окутали девочку. От их холодного касания сознание её рухнуло вниз, во тьму. Последним ощущением был мягкий воск свечи в правой руке, который словно проступил между пальцами её сжатого кулака.

Капитан поёрзал в седле и бросил взгляд на женщину, которая ехала рядом.

— Мы перекрыли дорогу с обоих концов, адъюнкт. Здешнее движение перенаправили подальше от моря. Пока что ни слова не просочилось. — Он утёр пот со лба и поморщился. Жаркий шерстяной подшлемник натёр голову.