Гай Юлий Орловский - Небоскребы магов

— Зато ты выпил больше, — утешил я.

— И баб, — сказал он твердо.

— И баб, — согласился я великодушно. — Это ж самое главное.

— Ну да, — сказал он еще тверже, — а что не так?

— Все так, — заверил я. — Бабы — наше все. Даже Господь это признавал.

Он посмотрел на меня исподлобья.

— Ты с Севера?

— Почему так?

— Там эта вера, — сказал он. — Единобожие. Но не везде, а так, кустами. Что еще в этой рыбе?

— Я не рыбист, — признался я. — Возможно, ка–ждая пойманная и есть новый вид, но мне надо, чтобы у нее были рога или громко кукарекала, тогда замечу. Пока ничего особенного.

Он вскинул голову, засмотрелся. Я проследил за его шарящим по небу взглядом, ничего необычного, оранжевый купол неба, похожий на раскаленную полусферу из чистого золота, а чуть ниже тучек проплывает еле- еле монг, темный и неопрятный на фоне такого великолепия.

— Давно не видел, — сказал я. — Что, не слишком развито это дело, верно?

Он пожал плечами.

— Не все доверяют ветру. А если переменится и унесет в другую сторону? Такое бывало. У королевских

мудрецов есть таблицы, где указано, когда восточный ветер, когда северный и сколько дней это продлится… Вот тогда и стараются пользоваться… А в остальное время риск.

Я внимательно наблюдал за этим примитивным средством передвижения. Здесь, в этом мире, где прогресс двигается благодаря редким вспышкам озарения, прогресс идет медленно и не плавно, как было в моем мире.

Вот кто–то что–то придумает, а потом снова столетия юзают эту находку, и никто не делает следующий шажок, пока вдруг где–то кому–то не упадет на голову яблоко.

Фицрой, перевозбудившись от такого обилия уви–денного впервые, к полудню совсем ошалел, устал, сбросил камзол, жарко, и в одной расстегнутой рубашке сперва сел на палубу, а потом и вовсе лег, в блаженной истоме зевая и потягиваясь.

Команда тоже разбрелась группками по интересам, только Грегор продолжал как суетливо носиться по палубе, так и часто спускаться по ступенькам вниз, где присматривался к переборкам и столбам, от которы> зависит жизнь корабля.

Ваддингтон приблизился ко мне, поклонился.

— Глерд Юджин…

— Глерд Ваддингтон, — ответил я. — Ценю ваш) выдержку. Вот уже полдень, а вы ни разу не подоиип ни с одним вопросом!

Он выпрямился, на лице проступило гордое удов–летворение.

— Вы все распланировали настолько верно, глерд что я только дивлюсь и радуюсь мудрости нашего короля, который дал вам такие большие полномочия Примите мои восторги. Как по поводу создания такогс судна, так и вообще… Мы все не можем прийти в себя от изумления, что вот так ничего не делаем, сидим или лежим, а нас стремительно несет вдоль побережья даже быстрее, чем мы бы передвигались на конях!..

— То ли еще будет, — сказал я таинственно. — Мы еще порадуем его величество! Дронтария воспрянет, дорогой мой глерд Ваддингтон. А мы будем открывать новые острова, материки и новые народы… Я рад, что ваши гвардейцы тоже помогают в простой работе на корабле.

Он ответил без улыбки:

— Вам же остро недостает людей, знакомых с мо–рем? Вот я и велел всем вникать во все. Скажу с удов–летворением, им даже нравится. Возможно, кто–то будет проситься к вам на те корабли, что сейчас строятся.

— Буду рад, — ответил я с чувством. — Ведь мало выстроить невиданные корабли, нужны люди, что от природной дикости не бросятся на эти деревянные чудища с топорами!

Он заверил четко:

— Таких у нас нет, но обещаю, ваши ряды умелых моряков пополнятся этими вышколенными гвардейца–ми короля!

Ночь выдалась на редкость темной — в самом деле, только одна луна, да и та за плотными тучами. Корабль легко покачивается на черных как смола волнах, Грегор уже дважды спрашивал насчет остановки на ночь.

Я посмотрел на небо, восстановил в памяти карту Дронтарии. Хотя королевство и выходит к морю, су–зившись от усилий так, что становится похоже на пирамиду со срезанной вершиной, этой вершиной и упирается в берег моря, однако все равно до Гарна еще почти сутки, так что увидим его только завтра…

— Ничего не случится, — сказал я. — Пусть дозорный смотрит внимательно. Напороться на мель или рифы посреди моря вряд ли получится, как ни старайтесь…

Он плюнул в сторону и сделал жест, отгоняющий нечистую силу.

— Вот только и мечтаю напороться и разбить ко–рабль!

— Хорошо, — сказал я с одобрением. — Юмор — признак присутствия духа. Большая часть неприятно–стей подстерегает мореходов вблизи берега. Я пошел спать! И вам бы посоветовал.

Он покачал головой.

— Если и засну, то здесь, на палубе.

— Укройтесь, — посоветовал я. — Ночью бывает прохладно.

— Укроюсь, — пообещал он. — А то, говорят, ночью на корабли залезают всякие…

— Русалки?

— Если бы, — ответил он хмуро, — там я как–то разобрался бы, а вот всякие чудища со щупальцами… Хотя и щупальца ладно, пусть щупают, не жалко, а вот когда с клешнями…

Я еще раз бросил взгляд на море, там в самом деле то зазубренный спинной плавник среди волн мелькнет, то огромная башка высунется и смотрит в нашу сторону круглыми глазами, но пока все спокойно.

Проснулся я от внезапного шума наверху. Торопливо поднялся по ступенькам; небо темное, в тучах, корабль тяжело зарывается носом в волны, а они победно катятся по палубе и уходят через шпигаты.

Ветер налетел резкий, словно ударил кулаком из спрессованного воздуха. Корабль тряхнуло, волна с грохотом обрушилась через борт, тяжелая, как ртуть.

Я хватался за канаты и упорно пер к Грегору, что покрикивает на промокших и похожих на тюленей членов команды.

— Ветерок? — спросил я весело.

Он оглянулся, на лице ужас, прокричал, перекры–вая шум ветра и грохот волн:

— Это страшная буря!

— То ли еще будет, — успокоил я. — Держите ко–рабль на волну, а то опрокинет.

Он не ответил «сам знаю», не до того, напуган так, что уже и сам не знает, что знает, а я похлопал по его спине в промокшей рубашке, самому вообще–то страшно, но изо всех сил улыбался и скалил зубы.

Такие бури сразу топят лодки и опрокидывают ма–ленькие кораблики, с крупными уже сложнее, а ги–гантские вообще идут через любой ураган, почти не обращая на него внимания.

Но у нас хоть и не лодка, а корабль маленький, и если опрокинет, то я не Синдбад, которого после ка–ждой катастрофы выносит на берег, как его предшественника Одиссея, а отсюда даже при хорошей погоде до берега вряд ли доплыл бы…

Корабль бросает на волнах так, что люди то и дело падают, скользят на мокрых досках, вместе с потоками воды их носит от борта к борту.

Я взбежал по ступенькам на палубную надстройку, сюда волны не достигают, но все равно мокро, поскользнулся и чуть не вылетел за борт, но успел ухватиться за натянутые канаты, удерживающие на распорке мачту.