Терри Лу - Под крылом дракона

Сегодня для привала была выбрана тенистая роща с неглубоким чистым озерцом посредине, раскинувшаяся в паре десятков шагов от дороги.

Я, как обычно, сразу присмотрела уютное местечко для отдыха: тень раскидистого дерева с выступающими над землей корнями показалась мне довольно соблазнительной. Дерево притягивало взгляд необычной кроной — каждый лист размером с революционный плакат, сочного желтого цвета с толстыми красными прожилками.

Привалившись спиной к прохладному шершавому стволу, я принялась вяло ковыряться в миске, выданной мне крикливым мужиком в засаленном фартуке, отвечающим сегодня за обед. Все те же бобы в жирной густой жиже, из которой одинокими островками торчат куски вяленого мяса. Желудок, до этого требовательно бурчавший от голода, подкатил к горлу. Не уверена, что долго протяну на этой баланде. Еще день, ну два, а потом все — выносите Лиса вперед белыми кроссовками. И — светлая память Фаине Раневской — напишут на моем надгробии: «Умерла от отвращения».

— Эй, что с лицом?

Рядом со мной на один из выступающих корней примостился Фудо. В руках у него тоже была миска с медной ложкой, чья ручка стояла в густом сером вареве, как одинокий часовой.

— А что с лицом? — Я продолжала вяло ковыряться в своем подобии обеда.

— Оно кислое, как моя жизнь! — Фудо вытащил ложку, за ней потянулась неприятная на вид молочная нить. Парень с отвращением принюхался к содержимому миски, вздохнул.

— На свое бы посмотрел… — проворчала я.

— Вот был бы у меня на обед кусок мяса, как у тебя, а не овсянка, да я бы летал от счастья!

— Так это овсянка?! — Серое варево тут же приобрело аппетитный вид, а рот заполнился слюной. Дома я ненавидела эту кашу всеми фибрами души и желудка, но сейчас она казалась мне настоящим деликатесом.

— Ну да… — Фудо покосился на меня с легким недоумением. — Простые слуги ее каждый день едят. Утром, днем и вечером, мне уже лошадям в глаза смотреть стыдно!

— А хочешь, поменяемся? — Я возбужденно засопела, придвигаясь к потенциальной жертве поближе. Если не захочет отдавать овсянку добровольно, придется применить силу!

— Издеваешься? — прищурился парень. — Кто ж променяет мясо на какую-то овсянку?

— Я променяю! Ну? — Водрузив на колени все еще недоумевающего музыканта миску с бобами, я выжидательно уставилась на парня. Тот безропотно протянул мне свою порцию.

— Странный ты все-таки… — заметил Фудо, с наслаждением принюхиваясь к содержимому своей миски.

— Ничефо ты не понимаеф, — с набитым ртом пробубнила я. — Оффянка! Пиффя богоф!

Некоторое время мы ели в полном молчании. Шелестел ветер в кронах деревьев, остро пахло лошадьми, сеном и костром, от близкого озерца веяло прохладой.

— Ох, я словно в Тафийской роще Создателя… — Фудо развалился на корнях, как на кресле, сыто поглаживая живот. — Блаженство!

Я согласно угукнула. В животе появилась приятная теплая тяжесть.

Голод и боль, терзавшие желудок вот уже несколько дней, прошли. В дорогу мы отправимся еще не скоро, а значит, час или, если повезет, даже два можно поспать в прохладной тени… Казалось бы, совсем неплохой расклад. Но отчего-то на душе скребли кошки и выли болонки.

— И чем вашество снова недовольны? — Фудо встал, с хрустом потянулся, поглядывая на меня с любопытством в хитрых, с бесовскими искорками глазах. — Или милсдарь соскучился по графским хоромам, слугам и изысканным кушаньям?

Я фыркнула, не удостоив зубоскала ответом.

— О сиятельный Лис, позвольте подтянуть ваши носки и панталоны! — продолжал соловьем заливаться Фудо. — Чего изволит ваш нежный желудок? Заливные эльфийские уши, паштет из печени химеры, сахарная вата из гномьей бороды?

С этими словами Фудо отвесил мне глубокий шутовской поклон.

Махнув рукой, я звонко расхохоталась. А отсмеявшись, снова скорчила кислую мину. Не знаю почему, но меня вдруг потянуло на откровенность.

— Знаешь, Фудо… я так долго мечтал вернуться домой… А теперь мне кажется, что именно там я буду не на своем месте. Странное чувство.

Фудо снова пристроился рядом, легко хлопнул меня по плечу.

— Ты всегда будешь на своем месте, Лис. Люди не бывают не на своих местах, запомни это.

— Думаешь? — От слов этого легкомысленного оболтуса, сказанных так уверенно, словно Фудо был лично знаком с госпожой Истиной-В-Последней-Инстанции, неожиданно стало легче.

— Уверен. Вот взять меня, например. Неужели ты правда считаешь, что мне нравится такая жизнь? Что я с пеленок мечтал выгребать навоз, развлекать немудреной песней немытых мужланов и подтирать задницу кому-то, вроде этого торгаша Баруха? Вот уж дудки! Уж поверь, я еще буду играть во дворцах и замках! Мои песни услышат в каждом уголке Гаррадуарта, а слухи о менестреле Фудо из Бунмы доползут до самых ледяных берегов Ользара, клянусь душой своей матери, которая хоть и была шлюхой, но доброй, что Туанская дева!

Я слушала, разинув от удивления рот. Однако сколько же бахвальства скрывается за этой растрепанной, как пшеничный колос, шевелюрой и грязными ушами…

— Но! — Фудо со значением поднял палец. — Я точно знаю, что мое время еще не пришло. Прежде чем обрести богатство и всемирную славу, мне предстоит вынести еще множество испытаний. И подтирание жирной задницы Баруха — одно из них.

Я хмыкнула. Житейская философия Фудо была простой и незамысловатой. Но, возможно, он прав — стоит смотреть на вещи проще. Что должно, то непременно случится. И если нам с Джалу суждено встретиться, то рано или поздно это произойдет. По крайней мере, в глубине души я могу лелеять такую надежду…

— Фудо, а почему ты служишь Баруху? Он, кажется, не самый приятный человек во Вселенной. И, помнится, ты говорил, что был лютнистом при тальзарском дворе…

— Ну, откровенно говоря… — Фудо смущенно почесал кончик носа, — я немного приврал. Один раз пригласили сыграть на свадьбе одного мелкого барона из Думката, к слову, пятой по счету. А невеста у него какая была… ммм… — Фудо мечтательно зажмурился и почмокал губами, — пятнадцати весен, кровь с молоком, что тростинка на фоне этого лысого борова. Грустное зрелище!

Меня передернуло. Видимо, здесь в ходу браки по расчету. Хотя, к чему лукавить, на Земле даже в наше время индустрия продажи души и тела процветает не хуже, чем в самое темное Средневековье.

— И кубок с вином мне поднесли. Правда, не сиятельная Антина, а старшая дочка барона — страшная, как верблюжий зад: рябая, толстая и с двумя во-от такими клыками, — Фудо скорчил рожу, приставив два согнутых пальца к губам. — Упырица, словом! Пришлось, конечно, выпить. С тех пор вино не пью — душевная травма!

— Врешь, поди, — хмыкнула я. — Просто не наливает никто, халявщик.