Кирилл Берендеев - Осада (СИ)

Я рванул дверь в сторону, влетев внутрь. Отдавший приказ об отмене огня генерал-майор склонился над рацией и что-то кричал в нее, перебивая сам себя, слова текли рекой, разобрать невозможно было. В ответ рация шелестела обрывками фраз и мрачным шипом помех. Другой генерал-майор, уже из внутренних войск, старательно, как в кино, вызывал по мобильному Широкова, повторяя одно и то же: «Леонид Никитич, как вы, ответьте».

Минута протянулась в тревожном ожидании. Наконец, рация доложила: «Стрельба стихла» – и замолчала. Генерал продолжал вызывать Широкова: «Леонид Никитич, пожалуйста, ответьте». До тех пор, пока из внешнего микрофона не раздался затухающий голос командующего операцией:

– Отставить «скорую». Операцию продолжать в прежнем режиме. Андрей Антонович, вы, как мой заместитель, должны разобраться… – долгая пауза. И едва слышно. – Прессе не сообщать. Сдвиньте шестую роту на исходные, это я проглядел….

На этот раз тишина больше не прервалась. Генералитет медленно встал и обнажил головы. На ватных ногах я покинул «Рено» и вышел на свежий воздух. Тучи медленно наползали на город, собирая грозу. Дождик заморосил, предвещая скорый ливень. Я поднял к небу лицо, пытаясь хоть так охладить его жар. И медленно потащился к БМВ, постоянно оглядываясь. Микроавтобус с генералитетом спешно покинул Таганскую площадь, направившись на восток, я неожиданно почувствовал, как остался один на этом громадном плацу, продуваемым холодным северным ветром. Как в том сне, что рассказала мне Милена. В единственный день, когда мы…

Меня забила дрожь. Еле сдерживаясь, я бросился к машине, Семен куда-то отлучился, возможно, просто пошел перекурить. Я крикнул и немедленно осекся, по пустой Москве пошло гулять эхо моих страхов.

– Семен! – повторил я, уже тише. – Не могу же я оставаться тут один.

Он появился немедля, вынырнул невесть откуда, очутившись прямо передо мной.

– Едем? – просто спросил он. – Назад?

– Нет! – пустота кремлевских коридоров, где каждый заперт в своем шкафу, где шорох шагов скрадывается толстыми коврами, а появившийся вдали человек, немедля свернет, спеша по своим делам, лишь кивнет при неминуемой встрече и бесшумно исчезнет – нет, это безмолвие убивает. Я уселся на заднее сиденье и тревожно огляделся, обшаривая глазами пустую площадь.

– Подайте телефон, – немного успокаиваясь, попросил я. Семен протянул мне кирпич спутникового аппарата. Дениса Андреевича сейчас беспокоить не следовало, у него трехсторонняя встреча. Немного поколебавшись, я позвонил Пашкову. Пожалуй, тот сильно удивился моему голосу в трубке.

Вкратце я повествовал о случившемся. Премьер не перебивал, мне кажется, только лишь потому, что у него перехватило дыхание. Наконец, я услышал знакомый стук – со всего маху хлопнула ладонь о столешницу. Звук был столь ясный, что меня снова сотрясла дрожь.

– Вот ведь… зараза, – скривившись от боли, сквозь зубы произнес он, – ну надо же такому случиться. И именно сейчас. Это был мой последний козырь, последний. Теперь что прикажете, этих жополизов ставить? Его зама или… – он не закончил.

– Виктор Васильевич, Широков просил подождать с назначениями до окончания операции.

– Я понимаю, что просил… – и снова: – Вот, зараза! Ну что за человек. И ведь так глупо погиб. Так невовремя…. Торопец, завтра в три как штык. Будете говорить. Видеть не хочу генштабовских…. Отмазываться будут, паразиты, как два пальца об асфальт, дать бы им по рогатке да в мешанину. Все бы посмеялись….

И оборвал связь. Я подал «кирпич» Семену и попросил отвезти меня в Сивцев Вражек. А сам, уже с мобильного позвонил Валерии.

Мое счастье, она оказалась дома. Не в делах фирмы, не на очередной презентации, просто дома. Операция помогла, даже ее, погрузившуюся в последние дни в дела своей конторы, она заставила отдохнуть день. И принять меня, сдавленно просящего об этой услуге.

– Ты сам на себя не похож, – произнесла Валерия, впуская в свою квартиру. – Весь дерганый, лица нет. Так на работе достают?

– Работа, это как отдушина. Я… понимаешь, последние дни я столько всего пережил. Хорошо хоть ты дома. А не опять по делам фирмы невесть где ездишь. Мир рушится, а тут…

– Но ведь еще не рухнул.

– Ты просто не в курсе. И слава богу, что не в курсе. Я хоть могу немного забыться и отдохнуть.

Валерия улыбнулась.

– Как верно заметил старик Ницше: «Мужчина создан для битвы, женщина для отдыха воина».

– Спасибо, – произнес я, зарывшись лицом в ее волосы.

– За что на сей раз?

– За то, что ты есть. Мне не к кому больше бежать.

– Я одна надежда и спасение. А чем обязана такой высокой роли в твоей жизни? Если не работа, так что?

Я молчал. Не зная, не представляя, как можно рассказать все, прочувствованное сегодня и тогда – утром четвертого, и утром Константина. Когда дважды попрощался с Миленой. Как объяснить ей, что за связь была между нами, как рассказать? Да и возможно ли это – ей, сестре. Любимой девушке, говорить об измене, которая и была, и не была в ту последнюю ночь.

Наконец, я решился. Оторвав голову от ее волос, тихо произнес:

– Твоя сестра.

– Мила? Не понимаю.

– Я сам не понимаю. Не знаю, смогу ли объяснить.

– Нет уж, попробуй, – она насторожилась, но не потому, что ждала шокирующих откровений. Валя просто не понимала о чем может идти речь, и это непонимание и раздражало и тревожило ее.

– Она звонила тебе в четверг, днем или вечером? – Валерия подумала немного, потом произнесла, мелодично растягивая слоги:

– Да, звонила, кажется утром. Говорила, что от тебя. И что у вас что-то было, но ничего не было. И что она просит прощения за все это. Ты об этом мне хочешь рассказать? Я полагала, она уже напилась или в себя не пришла после вчерашнего.

– Нет, она даже у меня пить не стала. Мы говорили, слушали мои записи. Старые романсы.

– На Милу это очень не похоже. Что на нее нашло?

– Не знаю, только я тоже видел ее такой впервые. К сожалению, и в последний раз. И я… знаешь… я тоже хотел бы просить у тебя прощения за ту ночь. Даже не знаю, как сказать…

– Артем, скажи просто, было или нет? – Я покачал головой. – Тогда тебе действительно придется объясниться.

– Я пытаюсь, Валь, пытаюсь. Не знаю, просто в тот день, вернее, вечер, нам было хорошо вместе. И нам не хотелось расставаться, поэтому она осталась до утра. Что до любовных утех, их не было. Ни внезапного секса, ни обычного.

– Тогда что было? – жестко спросила она.

– Мы встретились, как в первый раз. Жаль, что так получилось, ведь первый раз оказался последним, а я… прости, Валь, но я, наверное, хотел бы продолжения. Мне не стоило бы говорить.

– Прости уж ты меня, не совсем понимаю, продолжения чего?

Мила была права. Первый раз была права насчет своей сестры. Валерия не могла понять. Впрочем, я и сам не мог понять ее – тогда.