Кирилл Берендеев - Осада (СИ)

– Если только они способны на это. В любом случае, выставят стражу.

– А когда прилетит вертолет, как мы Манану будем поднимать? Надо что-то придумать, пока есть время; может, мне веревку поискать?

– Важа, угомонись, – неохотно произнес Бахва. – Скинут люльку.

– Ну правильно, мы ж поднимемся первыми, а потом…

– Я сказал, замолчи.

Пройдя все кабинеты первого этажа, они поднялись наверх.

– Держатся, – сообщил довольный Важа. – Ни царапины, только следы от камней. Так, пока скребут без толку. Как нас завидят, просто бросаются кидаться. Жуткое зрелище, – он нервно рассмеялся и затих. В тишине грохот камней о стекло стал невыносимым. Кажется, он усиливался с каждой минутой. Может, так и было, ведь подходили все новые мертвецы, на фоне вызвездившегося неба их число уже не поддавалось подсчету. И почти все кидали, по крайней мере, несколько первых рядов. Да, теперь они стояли рядами и равномерно кидали камни в окна, выбрав для штурма несколько во дворе. Когда камни у одних заканчивались, они шли собирать свои, низко пригнувшись, а другие, не переставая бросали и бросали увесистые булыжники в дрожащие, но не сдающиеся стекла. Покрывшиеся уже плотной пеленой следов от бесчисленных ударов.

Зомби не были точны, некоторые попадали в себе подобных, так что их число уже подсократилось. Если группе придется задержаться здесь на несколько дней, а все может быть, то предстоит пережить еще и жуткую вонь разлагающихся тел и все проблемы, связанные с этим.

– Стекло продержится не так много, как нам того хотелось бы, – внезапно произнес Иван. – Надо бы поразмыслить о защите второго этажа.

– Как ты предлагаешь, дверь спилена с петель. Сестра, подожди, я хотел бы узнать мнение человека, очевидно, больше всех нас бывавшего тут.

Бахва понял, что снова ляпнул не то. Манана дернулась, словно эти слова коснулись ее. Важа куснул губы. Куренной повел плечами.

– Нет, тут я был всего дважды. И всего на несколько минут. Меня заводили орлы, вроде вас. Ваша госбезопасность никогда не доверяла нашей, равно как и наша вашей…. Да, неважно все это. Дверь действительно закрыть не удастся, а вот на чердаке мы можем укрыться.

– Днем там дышать будет нечем, вентиляции нет. А на крыше торчать несколько дней, сам понимаешь, – возразил Бахва, но тут же замолчал, услышав неприятный звук. Очередной камень глухо бухнул в стекло. Значит, оно поддалось. Сколько у мертвых на это ушло времени? – почти четыре часа. Быстро. Или отыскали с дефектом? – Ладно, собираемся, у нас еще есть много времени, чтобы забаррикадироваться как следует.

Ждать мертвых пришлось еще три часа. Пролом стекла им дался с большим трудом. И все же рассвет еще не забрезжил, когда группа услышала первые неровные шаги живых трупов, поднимающихся по лестнице. Потом глухие удары в железную дверь, обшитую для красоты деревом. Больше трех человек ломиться в нее не могли, так что она продержится еще ой как долго.

Вопрос в другом, сколько продержаться они. На тридцатиградусной жаре, а на чердаке она поднимется еще и повыше, без еды и всего с одной бутылкой воды. Скверная получается арифметика.

Так что вся надежда на вертолет. Бахва к идее Важи, поначалу отнесся скептически. Но ведь во что только ни поверишь, когда другого шанса на спасение уже не остается.

Солнце поднялось к зениту, и на чердаке стало нечем дышать. Почему его не оборудовали проточной вентиляцией? Хотя бы какой-то. Нет, эта проклятая безопасность. И безветрие. Город расположен в низине, а сейчас полный штиль, ни единый лист не шелохнется. Только неугомонные удары в дверь, ставшие фоном для ночного бдения и дневных кошмаров. И снова ночного бдения – на крыше слишком холодно, на чердаке просто нечем дышать, – и новых дневных кошмаров. Важа весь день, до боли, до рези в глазах всматривался в небо, пытаясь углядеть вертолет, но без толку. Ни на первый, ни на второй день заточения он так и не появился.

Сестре стало плохо на третий день. Манана потеряла сознание, ее пришлось вытащить на крышу. Прикрыть листом фанеры от прямых, испепеляющих солнечных лучей, нагревших железо так, что можно было готовить глазунью. В час пополудни Манану вырвало, у нее начался сильный озноб, продолжавшийся до двух, или даже чуть дольше. Температура резко повысившись, так же внезапно упала, теперь она едва могла пить. В четыре Манана смогла заснуть, но ненадолго, около шести начался новый приступ, сотрясавший тело еще около получаса. Бахва все это время находившийся рядом, не сводил с сестры глаз и медленно качал головой.

– Малярия, – тихо произнес он в ответ на безмолвный вопрос Ивана. – Переболела в детстве, лет в десять. От этой заразы не избавишься. А тут еще солнечный удар.

Иван молча смотрел на Манану, осторожно прижимая к себе.

– Я думал, с малярией ее бы не взяли.

– Она никому не говорила. А карточку подробно не изучали. Раз так захотела. – он замолчал и опустил голову. – Ей надо много пить, она ведь сильно потеет. Надо очень много пить, чтоб жар выходил… – и снова замолчал, на этот раз надолго.

А мертвые все ломились, и кажется, дверь, уставшая сопротивляться за семьдесят часов непрерывной атаки, стала потихоньку поддаваться им. Надежда осталась лишь на этот невозможный, иллюзорный вертолет. Из-за которого уже и Бахва до боли всматривался в белесое небо, пытаясь расслышать шум мотора, увидеть черную точку в небе. Нет, не черные круги.

Важа поскользнулся и едва не скатился к краю крыши. Иван, вот уж на что крепкий организм, ничего не берет, сидел на самом солнцепеке рядом с Мананой, бережно овевая ее листом картона от разорванной папки с грифом «Совершено секретно». Девушка тяжело дышала, то и дело пытаясь облизнуть шершавым языком пересохшие, потрескавшиеся губы. Иван смочил их водой, в бутылке оставалось на донышке. Но и этого оказалось много, Манана выхаркнула воду и снова потеряла сознание.

Бахва подошел и присел рядом. Лекарств не осталось, да и какие лекарства, разве что физраствор, могли бы ей сейчас помочь хоть чуть-чуть. А вода кончилась, даже эта мертвая из холодильника, которой Иван периодически смачивал губы Мананы. Все закончилось. И медленно наступал вечер новой черной, непроглядной ночи.

Бахва недвижно смотрел на сестру, Манана не шевелилась. Только грудь порывисто вздымалась и опадала. То часто, то очень редко. Начинало сбоить сердце. Брат медленно поднялся и спустился на чердак, кроме него крышу никто не оставил.

Поставив карабин рядом, он сидел у самой двери, слушая размеренные удары мертвецов и пристально наблюдая за железным массивом, ограждающим их от вторжения. Сложив ноги по-турецки, ждал, тяжело дыша, не замечая, как начинает ломить затылок и давить на переносицу. Наконец, он медленно, через силу, поднялся и выбрался на крышу. Свежего воздуха не было, только жар, один лишь жар повсюду. Странно, кажется, даже на чердаке легче дышать, хотя бы потому, что нет солнца. Совсем нет солнца. Очень темно.