Кирилл Берендеев - Осада (СИ)

– И что же? – наконец, спросил он. И тут же перебил Кондрата, едва тот произнес первую фразу: – Вот что, о подобном договаривайся с ней, а не со мной. Хотя с ней, я вижу, ты тоже взаимоотношения не поимел. Ну так и оставь ее в покое.

– Не могу, – спокойно, пожалуй даже излишне спокойно, ответил Кондрат. – Это даже не долг, это моя внутренняя потребность.

– Типа других больше нет, – Борис неожиданно пожалел о своей вспышке и вдруг сообразив, заметил: – А что-то ты молод больно для священника. Тебе сколько?

– Я дьякон, – ответил просто Микешин, и судя по тому, что Лисицын не понял его, продолжил: – Но нас обязали исполнять все требы, как если бы мы таковыми и являлись. Согласно решению патриарха, – о коем, кстати, он узнал лишь задним числом, всего-то позавчера. Хотя решение вступило в силу еще с начала сентября, более того, оно избавляло всех подпавших под «случай отца Саввы» от епитимьи, так что Микешин мог со спокойной совестью отправлять свои обязанности, но в то время ему было не до сводок из резиденции владыки. Он и позже не принял бы во внимание распоряжение, если бы не Настя. Если б не ее работа, от которой он старательно отмаливал ее.

Но вот – шанс вроде бы дан, а Настя все равно ускользнула, и Кондрат ничего не смог сказать ей вслед, не остановил, не перегородил дорогу. Даже не сказал слов прощания.

И еще, она сказала, что, скорее всего, ждет ребенка. Микешин… как странно, поначалу порадовался, а потом пожалел, что не является отцом. И то и другое чувство, посетившее его одно за другим казались привнесенными из другого сознания; ведь он так и не мог забыть Кольку, а единственное за всю жизнь соитие с женщиной, с Настей, казалось странным, едва ли не противоестественным. Он никогда не вожделел ее, не домогался, и в мыслях, но не смог устоять. Или не захотел, словно беря еще один грех, на себя, снимая с нее и перекладывая на свои плечи.

Борис предложил сесть за стол и налил чаю. Ставя на стол вазочку с вареньем, спросил как бы между прочим:

– А она плечевая или все еще по вызову? Я заметил, она договаривалась перед уходом с кем-то.

Кондрат кивнул, вздрогнув всем телом. И еще он так спокойно об этом говорит, неужто ничего не видит и не чувствует.

– Как получится, – сухо ответил он, не понимая, к чему тут его слова. – Обычно договаривается.

– Понятно. А у тебя как работа? Много клиентов? – он будто сравнивал их, ставя на одну доску. Кондрат поднял глаза, нет, Борис просто перескочил с одного на другое. Микешину не хотелось отвечать, но рано или поздно пришлось бы сознаться.

– Ты у меня первый. С момента возвращения в Москву, – немедля уточнил Микешин, будто это решало многое. Борис кивнул.

– Значит, она тебя…

– Я не хочу об этом говорить.

– Все равно придется. Хотя бы перед собой.

– Перед собой, – он замолчал на полуслове. – Перед собой я и так все уже выговорил. Я потому и стал ее отмаливать, что…

– Не мог сам клиентов найти, – и тут его прорвало. – Ведь тоже языком работаешь. Решил в угодника поиграть. Очень хорошо получилось. Она на панели, ты ей потом искупление грехов. И все довольны.

Кондрат молчал, ожидая, пока Лисицын прекратит. Наконец, тот выговорился и замолчал, исподлобья глядя на дьяка. Микешин помедлил еще немного, ожидая, может Борис скажет чего. Но тот молчал.

– Тебя она тоже зацепила, – наконец, произнес Кондрат, Борис по-прежнему не отвечал. – Я вижу. Да и слышал, ведь ты ее от меня защищал. Я тоже ее защищал… по-своему. Как умею. Это не оправдание, конечно, – спешно продолжил он, – это… мой шанс, наверное.

– Хоть тут правду сказал, – негромко произнес Лисицын и посмотрел в окно. Кондрат мелко закивал в ответ.

– Именно. Я никому не говорил, в том числе и ей, но… мне это тоже надо.

– Тебе особенно, думается.

– Нет, мне просто. Я ведь тоже грешник. Не буду рассказывать, почему, но дорога наверх мне заказана. Я надеюсь… пытаюсь хоть как-то искупить.

– А раскаяние? – неожиданно спросил Борис. Кондрат снова закивал.

– Сложно. Я и раскаиваюсь и не могу не…

– Похоть одолела, – морщась от самого себя, утвердил он вывод. И вздрогнул. – Прости. Не знаю, с чего я это все говорю.

– Ты хочешь получше узнать меня. Или переубедить себя в чем-то. Или понять, почему ты сделал это, – Борис поднял голову. – Позвал священника. Наверное, хозяину квартиры…

– Леониду.

– Да, Леониду, тоже претило. Но ты все равно решил пригласить. Уцепился за соломинку.

– Ладно, хватит об этом.

– Я ведь тоже уцепился. Это моя первая треба здесь. Но ты позвал и ее, – неожиданно даже для себя продолжил Микешин. – Как будто знал.

– Хватит, я сказал, – однако, сам продолжил. – Да, как будто знал. Или нет… вообще, мне она нужна была для другого. Я, когда ее увидел… не знаю, что на меня нашло. Она и священник… странное, кощунственное сочетание… я почему-то решил, что так и должно быть. И потом….

– Ты захотел ее. Да, она красивая, так и должно…

– Она доступная. Особенно сейчас.

– Она всегда доступна. Просто болезнь, – Борис резко поднял голову, Кондрат легонько постучал по лбу, – вот здесь. Неутолимое желание.

– И ты с этим пытаешься бороться.

– Я пытаюсь вымолить для нее место там… ладно, ты прав, не стоит об этом продолжать. Это сложно, я сам не могу себе объяснить.

Некоторое время они молчали, наконец, Борис не выдержал.

– Просто я верю в другого бога. Вернее… в другую его сущность. Не знаю, как лучше тебе объяснить. Я не религиозный человек.

– Я это понял сразу.

– Никогда не ходил в церковь, равно как и родители. Нет, отец жертвовал, пока богат был… а потом деньги кончились, увлечение прошло.

– Нехорошо так, об отце…

– Знаю. Но это давняя история. Я о боге. Я не верю в его антропоморфизм. Я полагаю его вселенской сущностью, чем-то вроде смешения энергетического и информационного полей.

– Что-то вроде ноосферы? – Борис удивленно посмотрел на Кондрата. – Я читал Вернадского, – будто бы извиняясь, ответил тот.

– Нет, наоборот. Ноосфера это влияние человека на окружающую среду. А я представляю это обратным, влияние среды на человека. Представь себе некое поле, равномерно распределенное по вселенной с момента Большого взрыва и по нынешние дни. Поскольку внешний размер вселенной, как я полагаю, неизменен и не зависит от внутреннего, я думаю, такое поле может существовать всегда, при этом его плотность в пространственно-временном континууме есть константа. Но случаются флуктуации, в одной из которых находится наша планета. Здесь плотность экспоненциально повышена, настолько, что общее поле можно не принимать во внимание. И как следствие этот частный случай можно рассматривать в отрыве от общего, то есть говорить о неком земном боге, который есть все сущее, и который является всемогущим и всеведающим по причинам, изложенным выше. И от которого наша информационная оболочка, ту что мы именуем душой, происходит и которая в итоге его и подпитывает.