Стивен Эриксон - Дом Цепей

Очевидно также, что они прячутся, а значит, играют важнейшую роль в планах Бидитала.

Он медленно поднял правую руку: два быстрых жеста заставили четверых помощников разойтись по линии деревьев, окружая местоположение женщин. Ассасин чуть слышно забормотал заклинание, сплетая древние, зловещие на слух слова, что должны навевать жертвам вялость, отуплять все чувства. И улыбнулся, видя, что женские головы одновременно поникли.

Казенел встал из укрытия. Нужда скрываться прошла. Он ступил на поляну. Четверо сородичей сделали так же.

Вытащили ножи, подошли поближе.

Казенел так и не увидел огромного лезвия, разрубившего его пополам — от шеи до бедра. Мгновенное ощущение: он распадается надвое — и накатило забвение, и он не услышал воплей кузенов, когда владетель каменного меча шествовал между ними.

Когда Казенел открыл наконец, призрачные глаза, чтобы узреть врата Худа, он порадовался, видя четверых кузенов рядом.

Стирая кровь к меча, Карса Орлонг повернулся к женщинам. — Фелисин, — прорычал он, — шрамы пылают прямо на твоей душе. Бидитал явно пренебрег моими советами. Да будет так. Где он?

Все еще ощущая непонятное, захватившее все чувства отупение, Фелисин могла лишь покачать головой.

Карса скривился и посмотрел на другую. — Ночь украла и твой язык?

— Нет. Да. Нет, точно нет. Думаю, на нас напустили колдовство. Но мы уже оправляемся. Тоблакай, ты ушел надолго.

— И теперь вернулся. Где Леомен? Бидитал? Фебрил? Корболо Дом? Камист Рело? Геборик Руки Духа?

— Впечатляющий список — похоже, у тебя будет хлопотливая ночь. Ищи их где хочешь, Тоблакай. Ночь ждет.

Фелисин сипло вздохнула, охватывая себя руками и глядя на ужасного воина. Он только что убил пятерых ассасинов пятью размашистыми, почти поэтическими выпадами громадного меча. Легкость расправы наводила ужас. Верно, ассасины хотели сделать так же с ней и Сцилларой…

Карса расслабил плечи и пошел по тропе к городу. Через миг он пропал из вида.

Сциллара подошла к Фелисин, опустила руку на плечо. — Смерть всегда потрясает. Онемение пройдет, обещаю.

Но Фелисин потрясла головой. — Кроме Леомена, — шепнула она.

— Что?

— Кого он назвал. Хочет убить всех, кроме Леомена.

Сциллара не спеша повернулась лицом к тропе; по лицу промелькнуло холодное, задумчивое выражение.

Последние двое сразили четверых воинов и подошли к шатру на тридцать шагов, прежде чем пасть. Кривясь, Матток смотрел на утыканные стрелами, изрубленные клинками трупы. Шесть попыток покушения за одну ночь, а первый звон еще не прозвучал.

Хватит!

— Т'морол, собери мой клан.

Согласно буркнув, грузный воин пошел прочь. Матток потуже натянул плащ и вернулся в шатер.

Внутри скромных покоев он помедлил, погружаясь в раздумья. Потом встряхнулся и подошел к завешенному шкурой сундуку около постели. Согнулся, откинул покрывало и поднял резную крышку.

Внутри покоилась Книга Дриджны.

Ша'ик поручила книгу его заботам.

Чтобы сберечь.

Закрыв крышку, он запер замок и поднял сундук на плечо. Было слышно, как воины в окрестной тьме снимают лагерь. — Т'морол.

— Вождь.

— Мы скачем на соединение с Леоменом Молотильщиком. Остальные кланы охраняют Ша'ик, хотя я уверен, она вне опасности. Они могут ей понадобиться поутру.

Темные холодные глаза Т'морола не отрывались от вождя. Выражение его лица было невозможно прочесть. — Мы ускачем от битвы, Вождь?

— Для сбережения Священной Книги может понадобиться бегство, старый друг. На рассвете мы будем на самом краю.

— Оценивая ветер.

— Да, Т'морол. Узнавая, куда ветер дует.

Бородатый воин кивнул: — Коней уже седлают. Я прикажу ускорить сборы.

Геборик слушал тишину. Лишь его кости могли ощущать дрожь магической паутины, покрывшей целый оазис и руины города. Тугие нити вибрируют, когда различные силы начинают двигаться, а затем с дикарским пренебрежением рвать паутину.

Он скатился с лежака, застонав от наспех исцеленных ран, и неуверенно встал. Угли умерли в жаровнях. Сумрак казался плотным, он будто не хотел уступать ему дорогу к выходу. Геборик оскалил зубы. Когтистые пальцы сжались.

Духи скитаются по городу. Даже боги ощущаются близко, они желают стать свидетелями того, что случится. Желают видеть или выбрать момент для действия. Толчок тут, рывок там, только чтобы ублажить самолюбие… только чтобы пронаблюдать, что изменится. Вот такие игры он презирает, они стали источником яростного сопротивления многие годы назад. Вот мера его преступления, если это было преступлением. «И они отняли у меня руки. Только чтобы иной бог их вернул».

Он понял, что равнодушен к Тричу. Невольный Дестриант нового бога войны, пусть его и одарили. Не изменились и его желания. «Остров Отатараль, нефритовый гигант — вот что меня ждет. Возвращение силы». Слова проносились по разуму, а он понимал, что в них таится обман. Тайна, которую он знает, но не желает придавать форму. Ни сейчас, ни когда-либо до мгновения, когда встанет на пустошах, в тени искривленного шпиля.

«Но сначала я встречу более неотложный вызов — выйду из лагеря живым».

Он еще помешкал у выхода, протягивая в окрестную темноту все свои чувства. Найдя путь чистым — хотя бы первые двадцать прыжков — метнулся вперед.

В последний раз перекатив желудь в пальцах, он спрятал его в кармашек пояса и по-змеиному выполз из трещины.

— О бессердечные руки Худа…

Песня стала далеким громом, сотрясающим кости, и ему это не нравилось. Что еще хуже, в оазисе проснулись такие могучие силы, что даже он, не практик колдовства, ощущает пожар в крови.

Калам Мекхар в очередной раз проверил длинные клинки и вложил в ножны. Было искушение выхватить отатараловый нож и разогнать с пути всякую магию. Но ведь это действует в обе стороны, не так ли?

Он изучал путь впереди. Свет звезд казался странно приглушенным. Калам напрягал память, извлекая всё, что заметил за время дневной лежки. Пальмы, призрачные стволы над обрушенными кирпичными стенами и завалами камня. Остатки коралей, загоны, хижины пастухов. Полосы песчаной почвы, покрытые хрупкими листьями и шелухой орехов. Никаких новых силуэтов.

Калам двинулся.

Впереди виднелись угловатые линии строений, все низко над землей — не более чем глинобитные фундаменты, над которыми поднялись полотняные, тростниковые и ратанговые стены. Значит, обитаемые жилища.

Далеко справа смутно виднелся необычный лес каменных деревьев. Он замыслил было подобраться с той стороны, но было нечто зловещее и отталкивающее в этом месте; он подозревал, что оно не так пустынно, как кажется.

Приблизившись к хорошо утоптанной улице между хижин, он уловил промельк движения — слева направо, через открытое пространство. Калам бросился наземь и замер. Вторая фигура, за ней третья, четвертая и пятая.