Стивен Эриксон - Дом Цепей

— Откуда ты его знаешь?

Каракатица огляделся. Глаза стали щелочками. Он равнодушно сказал: — Никогда прежде не встречал, сэр. Ну, если позволите… я задолжал поцелуй.

Всего через четверть звона Восьмой легион кулака Гамета неподвижно застыл в плотных, ровных шеренгах. Адъюнкт Тавора изучала его, стоя рядом с Гаметом, но пока молчала. Каракатица и Смычок влились в Четвертый взвод Девятой роты.

Казалось, Тавора приняла некое решение. Жестом велела подойти кулакам Тене Баральте и Блистигу. Невыразительные глаза уставились на Блистига. — Ваш легион ждет на главной улице?

Краснолицый офицер кивнул: — Плавясь на жаре, Адъюнкт. Но та долбашка заставила их сесть.

Ее взор скользнул на Алого Клинка. — Кулак Баральта?

— Притихли, Адъюнкт.

— Когда я отпущу Восьмой с плаца, предлагаю, чтобы остальные солдаты входили поротно. Каждая рота занимает позицию, когда будет готова, идет следующая. Может понадобиться много времени, но ведь мы не желаем повторения виденного недавно хаоса. Кулак Гамет, вы удовлетворены построением вверенных войск?

— Вполне, Адъюнкт.

— Как и я. А теперь вы…

Она прервалась, видя, что внимание троих мужчин отвлечено. Оглянулась через плечо. Четыре тысячи стоявших навытяжку солдат внезапно стали безмолвны, воцарилась абсолютная тишина — ни хруста доспехов, ни кашля. Восьмой легион одновременно вздохнул и задержал дыхание.

Гамет старался сохранить внешнюю невозмутимость, хотя Тавора вопросительно подняла бровь. Затем повернул голову.

Малыш появился из ниоткуда; никто его не замечал, пока он не оказался на краю кратера, где некогда стояла Адъюнкт. Ржаво-красная телаба не по росту волочилась за ним королевской мантией. Спутанные светлые волосы над смуглым, невинным, хотя и грязным личиком… ребенок стоял перед солдатским строем, словно безмятежно о чем-то размышлял.

Раздался сдавленный кашель, кто-то выступил вперед.

Глаза ребенка тотчас же отыскали вышедшего. Спрятанные в рукавах руки вытянулись. Один рукав соскользнул, обнажая крошечную ладонь, и в ладони этой была зажата кость. Длинная человеческая кость. Мужчина замер на середине шага.

Казалось, сам воздух зашипел над плац-парадом: четыре тысячи солдат одновременно выдохнули.

Гамет ощутил дрожь. Обратился к вышедшему из строя. — Капитан Кенеб, — произнес он громко, пытаясь подавить накатывающий ужас, — советую забрать паренька. Сейчас же, пока он не начал… гм… пищать.

Лицо вспыхнуло. Кенеб отдал честь дрожащей рукой и пошагал вперед.

— Неб! — крикнул сосунок, когда капитан подхватил его на руки.

Адъюнкт Тавора бросила Гамету: — За мной! — Они отошли вдвоем. — Капитан Кенеб, так?

— Проо… прошу прощения, Адъюнкт. У мальца есть нянька, но он, кажется, задался целью ускользать от нее при каждой оказии… есть заброшенное кладбище за…

— Он ваш, капитан? — резким тоном спросила Тавора.

— Можно считать, Адъюнкт. Сиротка из Собачьей Упряжки. Историк Дюкер отдал его под мою заботу.

— Имя есть?

— Гриб.

— Гриб?

Кенеб пожал плечами, извиняясь: — Пока что, Адъюнкт. Вполне подходит…

— И Восьмой легион не старше. Верно. Отведите его к няньке, капитан. А завтра увольте ее и наймите новую… трех сразу. Ребенок пойдет с армией?

— У него больше никого нет, Адъюнкт. Среди обозной прислуги найдутся семейные…

— Я понимаю. Займитесь делами, капитан Кенеб.

— Я… простите меня, Адъюнкт…

Но она уже отвернулась, и лишь Гамет расслышал вздох и слова: — Слишком поздно для извинений.

Она была права. Солдаты — даже новобранцы — умеют узнавать знамения. Ребенок, пришедший по следам женщины, готовой вести армию. В руке кусок выбеленной солнцем бедренной кости.

«Боги подлые…»

— Худовы яйца на вертеле!

Проклятие прозвучало негромко, в рыке солдата слышалось отвращение.

Смычок подождал, пока Каракатица положит свой мешок под койку. Превращенные в казармы конюшни вместили уже восемь взводов, тесные стены пропахли свежим потом и… застарелым страхом. Кто-то блевал в дырку для слива мочи.

— Давай выйдем, Карак, — сказал, чуть подумав, Смычок. — Я подберу Геслера и Бордюка.

— А я лучше напьюсь, — буркнул сапер.

— После оба напьемся. Но сначала нужно провести короткую встречу.

Его приятель колебался.

Смычок встал с матраца, подошел ближе. — Да, это важно.

— Хорошо. Веди нас… Смычок.

Как оказалось, Буян тоже прибился к группе ветеранов, молча протискавшихся мимо бледных рекрутов (многие закрыли глаза и неслышно бормотали молитвы) и вышедших во двор.

Там было пусто. Лейтенант Ранал — показавший себя полнейшим неумехой на построении — сбежал в главный дом за миг до появления своих взводов.

Все смотрели на Смычка. Он и сам изучал россыпь лиц. Несогласных со смыслом знамения тут нет, и сам Смычок возражать не намерен. «Дитя ведет нас к смерти. Кость ноги означает поход, истощение под лучами проклятого солнца пустыни. Мы прожили слишком долго, повидали слишком многое, чтобы отвергать грубую истину: армия новобранцев уже видит себя армией мертвецов».

Несвежее лицо Буяна скривилось под рыжей бородой — слишком горькое выражение, чтобы сойти за усмешку: — Если ты хочешь нам тут травить, Смычок, что даже у врат Худа есть надежда, можно повернуть любой прилив и так далее — ты разум потерял. Парни и девчонки, здесь стоящие, вовсе не особенные. Все три треклятых легиона…

— Знаю, — оборвал его Смычок. — Среди нас дураков нет. Но сейчас я прошу слушать меня без пререканий. Я говорю. Вы слушаете. Когда закончу, дам знать. Согласны?

Бордюк повернул голову, харкнул. — Ты Худом клятый Сжигатель Мостов.

— Был. А у тебя с этим проблемы?

Сержант Шестого взвода оскалился: — Я о том, сержант, что я готов слушать. Как пожелаешь.

— Как и мы, — буркнул Геслер. Буян молча кивнул.

Смычок поглядел на Каракатицу: — А ты?

— Только потому, что это ты, Скрипач, а не Еж. Прости, Смычок.

Глаза Бордюка расширились: он узнал имя. И сплюнул еще раз.

— Спасибо.

— Рано благодарить, — сказал Каракатица, но сгладил резкость тона слабой улыбкой.

— Ладно, начну с истории. Было это с Ноком, адмиралом… хотя тогда он был не адмиралом, а командиром шести дромонов. Буду удивлен, если кто-то из вас слышал эту историю, но если и слышали, молчите. Вы тогда сами поймете, к чему я веду. Шесть дромонов, идущих наперерез флоту Картула в три пиратских галеры, благословленных жрецами Д» рек. Осенней Змеи. Да, вы знаете прозвище Д» рек, но я произнес его для пущего впечатления. Ну, так флот Нока встал у Напанских островов, вошел в устье реки Кулибор, чтобы наполнить бочки свежей водой. Так поступают любые корабли, идущие в Картул или из него в Пучину. Шесть кораблей, набирающих воду, бочки под палубами.