Стивен Эриксон - Дом Цепей

— Жалкие ножички! О! Нет, не жалкие, нет! — Старик развернулся на насесте, протянул руку и снял перевязь. Оскалился, покрытый синими венами язык мелькнул меж красных десен. — Ими недавно владел пардиец, убийца духов! — Он вынул из ножен один клинок. Лезвие было почернено, только посередине вилась серебряная змейка.

— Не пардийский, — буркнул покупатель.

— Я сказал, пардиец им владел. У тебя точно острый глаз. Они виканские. Добыты в Собачьей Упряжке.

— Дай погляжу другой.

Старик обнажил второй нож.

Глаза Калама Мекхара чуть расширились. Быстро вернув себе скучающий вид, он взглянул на торговца. Однако старик всё заметил и теперь кивал.

— Да, друг. Да…

Все лезвие, тоже черное, было украшено узором «вороньи перья», сплав в бороздках — серебристо-янтарный… да, сплав с отатаралом. Клан Вороны. Но не оружие простого воина. Нет, он принадлежал кому-то важному.

Старик вложил вороний нож в ножны и постучал пальцем по первому: — Этот зачарован. Как совместить с отатаралом? Просто. Магия Старших.

— Старшие. Виканская магия не Старшая…

— Да, однако покойный викан имел друга. Гляди, вот, возьми нож в руку. Прищурься. Этот знак — видишь, змея обвилась хвостом…

Длинный нож казался руке Калама странно тяжелым. Рукоять со слишком грубыми выступами, но викан обмотал ее кожаными полосками. Знак, впечатанный в металл около змеиного хвоста, был сложным выше всякого вероятия, учитывая размер руки, его наносившей. Фенн. Теломен Тоблакай. У викана поистине был друг. «Что еще хуже, я знаю клеймо. Знаю, кто именно зачаровал оружие. Боги подлые, в какие странные круги я вошел?»

Торговаться смысла не было: слишком многое он уже показал. — Назови цену, — попросил Калам.

Улыбка старика стала шире: — Как ты сам можешь догадаться, этот чудный набор — самое ценное мое достояние.

— Если только сын покойного воина Вороны не придет его забрать. Боюсь, он захочет заплатить не золотом. Я унаследую мстительного охотника, так что уйми жадность и назови цену.

— Двенадцать тысяч.

Ассасин положил на стол небольшой кошель. Хозяин развязал тесемку, заглянул внутрь…

— В этих диамантах тьма, — сказал старик чуть погодя.

— Именно тень и делает их особо ценными, сам знаешь.

— Да, поистине. Половины будет достаточно.

— Какой честный торговец.

— Редкость, да. Но в наши дни верность окупается.

Калам смотрел, как старик пересчитывает алмазы. — Потеря имперской торговли оказалась болезненной?

— Очень. Но положение здесь, в Г» данисбане, едва ли плохое.

— Как это?

— Ну, все у Бридиса, разумеется. Осада.

— Бридис? Старая крепость в горах? Кто там окопался?

— Малазане. Ушли из твердынь Эрлитана, Пан» потсуна и здешней — мы охотились за ними в холмах. О, ничего подобного Упряжке, но до крепости добралось едва несколько сотен.

— Но они еще держатся?

— Да, Бридис, он такой. Увы. Но готов поспорить, осталось недолго. Что же, дело сделано, друг. Хорошенько спрячь кошель, и да вечно идут боги в тени твоей.

Калам постарался скрыть улыбку, забирая перевязь. — И в твоей, господин. «Так и будет, приятель. Они гораздо ближе, чем тебе бы хотелось».

Отойдя недалеко от рыночной улицы, он помедлил, подгоняя застежку перевязи. Прежний владелец не отличался такой дородностью. Но ведь мало кто может похвастаться… Закончив, он надел перевязь и накинул плащ-телабу. Тот нож, что тяжелее, повис под левой рукой.

Ассасин продолжил путь по пустынным улицам Г» данисбана. Два длинных ножа, оба виканские. Один владелец? Трудно судить. Они в некотором смысле подходят друг другу, но разный вес может стать вызовом тому, кто решит ими сражаться.

В руке Фенна тяжелый нож мог казаться едва ли кортиком. Стиль определенно виканский, а значит, чары сделаны или в дар, или за плату. «Могу ли я представить викана, заслужившего такой дар больше, чем Колтейн — но тот носил один кинжал, без узоров. Если бы я знал проклятого Теломен Тоблакая получше…

Да, Верховный Маг по имени Беллурдан Пробей-Череп мертв.

Воистину круги, циклы. А теперь Дом Цепей. Проклятый Увечный Бог…

Это ты проклятый дурак, Котиллион. Ты был при последнем Сковывании. Нужно было вонзить нож в грудь ублюдку, верно?

Интересно, был ли там Беллурдан?

Ох, черт, забыл спросить, что сталось с пардийцем, убийцей духов…»

Дорога, вьющаяся на запад от Г» данисбана, оказалась выбитой до нижнего слоя камней. Очевидно, долгая осада привела к разорению и без того небольшого городка. Осажденным, скорее всего, приходится еще туже. Бридис вырезан в скале — давняя традиция окружающих Святую Пустыню одханов. Там нет специального подъезда, ни даже ступеней или поручней на утесе; тоннели внутри крепости уходят глубоко вниз. Из них добывается родниковая вода. Калам видел Бридис лишь снаружи — коренные обитатели давно его оставили, отчего напрашивается вывод об истощении колодцев. Хотя подобные твердыни снабжены комнатами для припасов, вряд ли бежавшие туда малазане нашли эти склады набитыми доверху.

Бедные ублюдки наверняка голодают.

Калам шагал по дороге. Сгущался сумрак. Он никого не видел на пути и подозревал, что обозы с провиантом не выедут из города до ночи, избавляя скот от дневной жары.

Между тем дорога начала забирать кверху, карабкаться по склонам холма.

Ассасин оставил коня у Котиллиона, в Королевстве Тени. В будущей работе главное значение имеет не скорость, а скрытность. К тому же Рараку не жалует лошадей. Почти все известные источники воды засыпаны и отравлены в ожидании армии Адъюнкта. Он знал, однако, несколько тайных, которые по необходимости оставили в чистоте.

Эта страна, подумалось Каламу, уже под осадой, а ведь армия врага пока не подошла. Ша'ик придвинула Вихрь ближе — тактика, в которой ассасин угадывал страх. Или Ша'ик специально делает не то, чего от нее ожидали? Может быть, она попросту заманивает Тавору в ловушку, в Рараку, где ее сила мощнее всего, где ее отряды знают местность, а пришельцы — нет.

Но в армии Таворы есть хотя бы один человек, знакомый с Рараку. Лучше бы ему все рассказать, когда придет время.

Наступила ночь, звезды засверкали над головой. Калам ускорил шаг. Он продолжал потеть под грузом тюка с водой и пищей, хотя воздух и стал холодным. На вершине очередного холма он различил огоньки лагеря осаждающих на фоне неровной линии горизонта. На самом утесе света не было.

Он продолжал путь.

В лагерь он пришел к полуночи. Шатры, фургоны, каменные очаги были беспорядочно разбросаны, формируя грубый полукруг перед отвесным закопченным утесом крепости. Повсюду виднелись груды мусора; переполненные выгребные ямы смердели, прогретые дневной жарой. Спускаясь с пригорка, Калам изучал ситуацию. Он решил, что осаждающих примерно пять сотен, многие — судя по мундирам — происходят из туземных солдат, служивших в малазанских гарнизонах. Местные. Приступов против крепости не было уже довольно давно. В стороне стояли неряшливо собранные осадные башни.