Влада Медведникова - Предвестники Мельтиара

Я поняла, что это значит. Рэгиль не слышит меня, не слышит даже Мельтиара, — и помощь осталось искать только в залах пророчеств. Пророки успокоят боль, выведут Рэгиля к свету и дадут опору. Он снова сможет жить.

«У тебя неясное будущее», — говорил мне Эркинар. Знает ли он, что будет с Рэгилем дальше? Что будет дальше со всеми нами?

Мне было трудно разжать пальцы, выпустить ладонь Рэгиля, но я знала — так нужно. Двое пророков подошли к нему, взяли за руки. Рэгиль стоял, не замечая их.

— Ты сможешь помочь ему? — спросил Мельтиар, глядя на Эркинара. — Точно?

— Я все сделаю, — ответил Эркинар. — Я обещаю.

Я смотрела, как пророки уводят Рэгиля. Среди них, одетых в белое, он казался осколком темноты. Он шел, не оборачиваясь, и исчез за воротами.

— Пойдем, — сказал Мельтиар.

Он вывел меня через боковую дверь. Мы шли долго и словно без цели, — коридоры перетекали один в другой, пока не стали совсем безлюдными и узкими. Тогда Мельтиар остановился.

Здесь не было ни старших, ни младших звезд, лишь электрический свет, ветер и шум лопастей.

— Я сейчас вернусь, — сказал Мельтиар. — Подожди меня.

Я не успела ответить, — темнота вспыхнула и погасла, оставив меня одну.

Никто меня не видел, но я закрыла лицо ладонями. Слезы прорвались сквозь комок в горле, я больше не могла удержать их. Они текли по щекам, крупные как капли дождя, соленые и горькие как морской ветер.

Я прижалась к стене и стала ждать.

Я перешагнул порог.

Неужели совсем недавно моя тюрьма парила в вышине, в сиянии прозрачного потока? Пока я спал, и видения и отзвуки песен владели мной, мерцающий шар опустился на черные плиты пола, замер среди отвесных стен.

— Идем, — сказал тюремщик, и я молча последовал за ним.

Мы шли по коридору, прямому и светлому. И безлюдному, — никто не вышел нам навстречу, не появился из-за угла, не открылся ни один люк, ни одна дверь в стене. Словно пещерный город опустел, пока я спал, и все жители покинули его, разбрелись по миру.

Быть может, так и есть, ведь мир теперь принадлежит им.

Где бы они ни были, их волшебство осталось: холодными и жаркими искрами кололо босые ступни, звенело в каждом глотке воздуха. Песни темного города звучали так ясно, их пели зеркальные плиты и скрытая под ними толща каменных стен; ветер подхватывал их, шорох металла вторил ему.

Мой тюремщик шел впереди на полшага и не оборачивался, словно, не глядя чувствовал, иду я за ним или нет. Я смотрел на его крылья, прижатые к спине, на волосы, перехваченные темным шнуром, и думал: я могу попробовать бежать или напасть на него. Я не смогу освободиться, но умру, сражаясь.

Мысль об этом была далекой и тусклой, лишенной смысла.

Мы шли, пока коридор не кончился, — его заслонила стена, белая и гладкая. Свет ламп отражался в ней. Тюремщик прикоснулся к гладкой поверхности, и она разошлась под его ладонями, превратилась в дверной проем.

— Сюда, — сказал тюремщик.

Но сам не вошел, остался у распахнутых дверей. Я не мог прочитать его взгляд, он был лишенным выражения, спокойным. Я молча кивнул и шагнул внутрь.

И почувствовал, как стена сомкнулась у меня за спиной.

Человек, к которому меня привели, сидел за столом посреди большой комнаты. Это была даже не комната — зал, не меньше, чем зал во дворце в Атанге, тот, где я приносил присягу. Но только это место казалось полупустым и заброшенным: стулья и скамейки стояли в беспорядке, будто оказались здесь случайно; черные плиты штабелями громоздились вдоль стен.

Несколько мгновений я молча ждал, но враг не шелохнулся. Длинные волосы затеняли его лицо, но мне казалось — он смотрит на пустую поверхность стола, читает там письмена, не видимые другим.

Мельтиар, так его зовут.

Я подошел и сел напротив, бездумно коснулся гладкой поверхности стола, — и Мельтиар вскинулся, поймал мою ладонь.

Его рука пылала, словно он был в лихорадке. Должно быть, черный шторм вечно сжигает его изнутри, — я слышал отзвуки темных волн в биении его крови.

— Эли, — сказал он, глядя на меня.

Как могут быть у человека переполненного магией, раскаленного песнями, такие черные глаза? Они должны были давно потерять цвет, стать прозрачными, как ветер.

— Ты хочешь, чтобы я рассказал твое будущее? — спросил я.

Он держал меня за руку, и его будущее было так близко, — я знал, вот-вот увижу его, без снов, без ветра, без волшебных зеркал. Я уже слышал боль, беспамятство, надвигающееся как шквал, — совсем рядом, с другой стороны рассвета.

— Нет. — Мельтиар покачал головой. — Это уже не нужно.

Видение приблизилось, готовое захлестнуть, увлечь в глубину. Образы теснились, — звездный свет, кроны деревьев, обрывы скал. Голос моря сплетался со вкусом пыли, неподъемная боль тянула вниз, воздух был полон тоской.

Я зажмурился, усилием воли вернулся в явь.

Мельтиар на миг крепче сжал мою руку и проговорил:

— Ты хороший противник.

Его речь звучала странно, и я понял, — он говорит на моем языке.

— Мое время кончилось, — сказал Мельтиар. — Я отдаю тебе Лаэнара.

Удивление вспыхнуло, — он враг, я не должен верить, это ловушка. Но мысли угасли, унесли недоверие с собой. Я ждал, что он скажет дальше.

— Да, — проговорил Мельтиар, словно в ответ на незаданный вопрос. — Мир изменился. Лаэнар теперь твой. Увези его за море, увези в другой мир.

— Зачем? — спросил я.

Зачем тебе это? Зачем ты отпускаешь нас? Зачем говоришь со мной?

Мельтиар молчал, смотрел на меня внимательно, будто пытался разглядеть что-то на дне души.

— Чтобы Лаэнар остался жив, — ответил он наконец. И добавил, словно это объясняло все: — Он мой предвестник.

Я понял, что не удержусь сейчас, спрошу обо всем. Тысячи вопросов теснились, рвались наружу, — я должен был знать, что значит быть его предвестником, что это значит для Лаэнара и что для Арцы. Я должен узнать о напевах, пылающих в темноте, и о сиянии отвесных ручьев в колодце.

Я должен узнать, где рождаются песни, где сердце волшебства.

Мельтиар улыбнулся, безрадостно и мимолетно, и отпустил мою руку.

— Теперь иди, — сказал он и указал на темный проем в дальней стене.

Я кивнул, поднялся и пошел туда.

Пол казался холодней с каждым мгновением, магия звенела, качала меня, шаги вплетались в беззвучную песню.

Дверь открывалась в коридор, извилистый, с каменными стенами. Редкие лампы сияли под потолком, освещали путь.

Я обернулся, но за столом никого не было. Зал опустел.

Он появился, когда я потеряла счет времени, когда готова была позвать его или отправиться искать.

Я не успела сказать ни слова, — Мельтиар обнял меня, я замерла, слушая удары его сердца, тяжелые, глухие. Позади них гремела буря, и лишь его воля сдерживала неумолчный шквал. Раскаленное сияние силы струилось с ладоней Мельтиара, мчалось от сердца к сердцу, переполняло меня, но не могло принести покой, — ведь его душа была в центре бури.