Александр Слепаков - Повесть о советском вампире

Да, но вот я иду в сельпо за вином для поэта, я иду по сельской улице, и мне кажется, я сейчас взлечу и полечу. Как Наташа Ростова, только еще лучше. Без всяких этих «почему» да «почему». А «потому»!»

Вдруг ей показалось, что она действительно слегка зависает в воздухе. Это было так невероятно восхитительно, что даже дыхание перехватило.

Когда стемнело, она вышла из общежития и пошла к реке. Она совершенно не удивилась, увидев, что он идет рядом. Она как будто могла угадывать его мысли и не сомневалась, что он может угадывать ее. И она тоже скорее угадывала, чем видела, что он улыбается в темноте.

– Чему ты улыбаешься? – спросила она.

– Участковый на жену весь вечер орет, – сообщил Фролов. – Говорит, она ему жизнь загубила. А она завтра к вашему начальству жаловаться пойдет. Нам, мол, в деревне такая помощь не нужна – чтобы чужих мужей с ума сводить.

– Немного обидно, что ты не злишься, – призналась Иевлева.

– Если я ночью тебя с кем застану, не обижайся! – сказал он. – А днем – меня нет, никто тебе не указчик. Ты с участковым как-то поговори – он на тебе жениться собрался!

– А почему это днем тебя нету? Куда это ты днем деваешься? – спросила Иевлева.

– Днем сплю! – ответил Фролов.

– А я днем живу, а ночью я сплю, – сказала Иевлева.

– Раньше так было. А теперь ты ночью живешь, а днем на ходу засыпаешь. Ты раньше меня боялась – теперь не боишься, – объяснил Фролов.

– А почему я должна тебя бояться? – удивилась Иевлева.

– Да ты сама понимаешь! – сказал Фролов.

– Нет, ты скажи! – настаивала Иевлева.

– Таких, как я, люди боятся, – заметил Фролов.

– Каких «таких»? – выпытывала Иевлева.

– Таких, которые по ночам ходят, – терпеливо объяснял Фролов. – И фельдшера ты до полусмерти напугала, он сидит пьяный – не спит, ждет, пока ты меня приведешь.

– Ты что, следишь за мной? – удивилась Иевлева.

– Да зачем за тобой следить – у тебя все на лице написано! – улыбнулся Фролов.

– У меня фельдшер на лице не написан, – заметила Иевлева.

– Ты что, правда хочешь меня в медпункт отвести и кровь на анализ взять? – спросил Фролов. – Ну, веди!

– Ну, пойдем! – позвала Иевлева.

– Сейчас пойдем, – сказал он, привлекая ее к себе.

Медпункт ночью был закрыт. Но фельдшер не спал. Сидел в палисаднике и пил плодово-ягодное вино. Вскочив, он от Иевлевой сначала попятился, но потом взял себя в руки.

– Вы, главное, не бойтесь – он вам ничего не сделает, – сказала Иевлева.

– Давай его в медпункт, там открыто, – неловко пригласил фельдшер, – свет только зажгите, он свет как, нормально переносит? Я в темноте ничего делать не буду!

– Не бойтесь, – повторила Иевлева и, повернувшись, вышла за калитку.

Когда фельдшер вошел в медпункт, он долго мыл руки в умывальнике в коридоре и никак не мог заставить себя войти в кабинет. Но в кабинете он увидел обычного мужчину, ничем не напоминающего загробное чудовище. И даже вполне симпатичного мужика. Тот вежливо встал со стула и сказал:

– Вот и привелось свидеться, Игнатич, ты, небось, и не думал. Ты тогда не обратил на меня внимания, когда я солдата принес, почему-то ты решил, что это участковый, хотя я на него совсем не похож. Ну и правильно, будем считать, что это участковый! Ты не бойся меня, Игнатич!

Фельдшер неожиданно осмелел и, покачав головой, сказал:

– Ну, Фролов, и хорошо это так? У девок и молодых баб кровь пить?

– Кто старое помянет… – сказал Фролов. – Теперь все по-другому будет. Небось к тебе с дырками на шее больше никого не приводят?.. Я же не хотел, я сам не понимал, что делаю. Мне от Петровых никогда обиды не было! Я же не думал! А сейчас, Игнатич, я стал думать, я знаю, как надо делать, чтоб людям вреда не было.

– А что это ты на себя совсем не похож? Ты вон какой был жирный!

– Да я не знаю, оно так само стало. Я, когда стал ходить, сразу был такой. Ты кровь у меня хотел взять на анализ – давай бери, мне самому интересно.

Фролов сел за стол, положил правую руку на подушечку, но фельдшер как-то не спешил приступать к процедуре. Тогда Иевлева отодвинула его и сказала:

– Не нужно вам – я сама все сделаю!

Она ловко, с первого раза вошла в вену, осторожно вытянула полный шприц – фельдшер про себя отметил нормальный цвет венозной крови. Иевлева профессиональными движениями распределила кровь по пробиркам, закрыла их пробочками. Фролов, улыбаясь, прижимал ватку со спиртом, и видно было, что вся эта процедура очень его смешит. Он сказал:

– Чтоб у такого, как я, кровь брать, это только в советской стране может быть. Всегда мы кровь берем, а в советской стране и у нас берут. Везде люди боятся, а тут не боятся. И баб таких больше нигде нет. А если у меня болезнь найдется, будете меня лечить?

– У нас диспансеризация, – пробормотал фельдшер. – У нас всех лечат, я тебе в случае чего через нее все передам. Ты ко мне сам не приходи, пожалуйста.

– Если что-то захочешь мне передать, скажи Елизавете Петровне, я к ней прихожу иногда, – сообщил Фролов.

Фельдшер был покрыт испариной, находился какое-то время в нерешительности, наконец спросил:

– Фролов, ну как оно там?

– Да я не помню, – ответил Фролов совершенно серьезно, – я как-то очень быстро тут опять оказался.

– А видел ты… ангелов? – спросил фельдшер.

– Не помню, правда, Игнатич, не помню, – смущенно признался Фролов.

– А… чертей ты видел? Тебе вроде полагается чертей видеть? – не мог успокоиться фельдшер.

Фролов задумался, видно было, что он пытается что-то вспомнить. Потом он посмотрел на фельдшера так же серьезно и тихо сказал:

– Нет, Игнатич, чертей я точно не видел.

– А что ты видел? – не унимался фельдшер.

Фролов опять задумался, потом как-то вскинулся весь и сказал:

– Слышь, Игнатич, я речку какую-то видел, ей-богу, вот сейчас вспомнил.

– Ну да, – сказала Иевлева, – это Стикс. И перевозил тебя Харон на своей ладье.

– Ты помолчи, – вдруг как-то резко отозвался Фролов, – ты чего не знаешь, не говори! Какой Харон? Еврей, что ли?

Потом он обернулся к фельдшеру и продолжал:

– Река была точно, деревья на берегу – тополя! Мужик был, на полуторке, ждал переправы, еще помню – столбы с проводами.

– Моей Маши не видел? – спросил фельдшер, сглотнув.

– Нет, – ответил Фролов, – я ж ее узнал бы. Хотя, слышь, Игнатич, ты бы меня встретил, тоже бы не узнал. Но я там вроде баб вообще не видел. Я мало что видел.

– А как ты тут опять оказался? – удивился фельдшер.

Фролов опять задумался. Потом сказал:

– Не помню. Я вдруг смотрю, а это я по улице иду к магазину. Там, где Кононовых дом.

– Ну ты даешь, – откликнулся фельдшер, в его голосе ясно слышалось сочувствие.

Вдруг в коридоре раздались довольно тяжелые шаги, скрипнули половицы, все повернулись к дверям, в них стоял участковый. «Все как по-писаному», – подумала про себя Иевлева. Участковый был одет по форме, в фуражке, на поясе кобура, причем расстегнутая.