Осенние (СИ)

Костя уже привычно стремительно шёл на меня в вихрях разноцветной листвы. Мне думалось — мой. Мой мужчина-осень… Но осень изменчива.

Коротко — женат. Как обухом по голове.

Я часто-часто задышала, стараясь вдохнуть воздуха, которого вдруг стало не хватать. Зачем?… Зачем он это сделал?! Или… А если виновата я? Если своими рисунками, которыми — думала, спасаю его! — я привязала его к себе, а потом, не посмотрев, что он не свободен, влюбилась в него сама?! И… Если у него есть жена — я развожу их?!

Но тогда при чём здесь Вера?!

Или она что-то знает о Косте? Например, что он собирался разводиться, и тоже претендовала на будущее свободное место спутницы его жизни?

Я схватилась за голову, которую внезапно начало рвать на части резкой болью. Сдавила виски. Закрыла глаза. Нет… Нет, только не это. Сорвать портрет со стены и… А если опять сделаю что-то не то?! Если, после того как сожгу портрет, с Костей снова что-то случится?! Господи, что же делать?! Как жить дальше?! Я же сама жить после этого — без него! — не смогу!

Заглянув в его сосредоточенные глаза, я передёрнула плечами — показалось, они живые. Но нет. Это оттого, что слёзы выступили на моих глазах…

Женька! Он должен знать!

Но… Я бросилась к стопке листов, прикрытых другими листами. Быстро разыскала нужный лист — один из последних. С набатно бьющимся сердцем заглянула уже в глаза Валеры… Живые. Чуть не заплакала. Из-за себя бессовестной: вспомнила о Валере, только после того как мне понадобился его брат! Бессовестная…

Звонок мобильника, недавно переключённого с «тишины».

Нет, только не от него… Пожалуйста, Господи… Только не от него!

Женя

— Да!

— Алёна, я не звонил, но… — торопливо заговорил Женя. — Сегодня нам позвонили: Валера в больнице с ожогами — тяжёлыми, но не опасными. Глаза — в норме!

Я затряслась от рвавшихся наружу слёз, но снова проморгалась.

— Женя! Женя! — горячечно зашептала я, чуть не в панике оглядываясь на дверь, которую только что лихорадочно закрыла. — Женя, у меня… У меня… Нас с тобой сфоткали, когда мы были у тебя в машине. Меня шантажируют, Женька! Что делать?! И ещё… Не сочти меня дурой и сволочью, у тебя несчастье, а я о своём… Женя, не обижайся, пожалуйста, не обижайся, только не бросай трубку! Женя, он женат?! Пожалуйста! Женя, я тут с ума сойду!

— Закрой. Рот, — размеренно и чётко, как глухой, сказал Женька.

Я замерла. Прислушиваясь к тишине в трубке, я безнадёжно думала: сейчас он скажет что-нибудь матом и отключится. Услышала — или показалось, что услышала, как он учащённо дышит. Потом Женька сказал:

— Не уходи далеко. Я сейчас позвоню и узнаю. Хорошо?

— Ага…

Меня трясло так, что я бросила трубку, мокрую от пота, выступившего на пальцах, — так её сжимала… Села на кровати и качалась из стороны в сторону, ни о чём не думая, только механически повторяя: «Он сейчас позвонит и всё узнает… Он сейчас позвонит…»

Звонок, негромкий и привычный, раздался так вдруг, что я отшатнулась, а потом кинулась на мобильник, словно боясь — он взлетит и удерёт от меня, если я не успею его поймать. Женя. Неужели он уже знает?… Трубка выскользнула из мокрых пальцев — так я испугалась, что он сейчас скажет — всё правда!

— Алёна, не психуй. Он никогда женатым не был.

Я посидела, успокаивая дыхание и сердце, подошла к окну, открыла раму. Холодный ветер налетел успокаивающей сырой прохладой, напомнившей о будущих дождях, и я смогла вздохнуть полной грудью. Хотя горло всё ещё чувствовалось зажатым до боли. Подняла мобильник. Трудно выговорила:

— Женя, прости… И спасибо.

— Вместо спасиба ты мне сейчас расскажешь про шантаж. Всё и в подробностях.

За этим деловито сухим тоном я увидела холодные глаза Жени.

Как ни странно, они меня успокоили быстрее, чем произнесённая им благая весть, что Костя не женат. Теперь я поняла, что происходит. Если после слов мамы мелькало рядом с громадным потрясением неуверенное: «Неужели звонила жена?!», то теперь я точно знала, кто звонил.

И рассказала Женьке всё, без утайки.

Он выслушал, не перебивая, и лишь по окончании уточнил:

— Снимали на телефон? Фотошопом не объяснишь.

— Жень, что делать? — с тревогой спросила я. — Не уверена, люблю ли я его, но уж точно не хочу потерять его.

— Ну… Ты права в одном. Я не хочу, чтобы о моём автописьме знали. Это моё — и только моё. Может, скажешь ему, что я тебя подвёз, а на прощанье поцеловал? Это же нормальное движение людей, которые давным-давно друг друга знают.

— Примерь ситуацию на себя, — предложила я, почти успокоившись и включив всё своё воображение. — Твою девушку поцеловали. Воспримешь как дружеский жест?

— … Тогда надо придумать что-то нейтральное. — Женька, наверное, снова задумался, потому что замолчал надолго. Я представила, как он с досадой морщится: дурацкая проблема, а приходится решать! И виновато опустила голову. — Придумал, — наконец сказал он. — Как ты относишься к идее совместной выставки? Моя акварель — твой карандаш?

— Что? То есть… — медленно начала я, стараясь вникнуть в странное предложение. — Ты предлагаешь сказать Косте, что мы с тобой договаривались о совместной выставке, ты меня уговорил, а когда я согласилась — ты меня поцеловал?

— Алёна, ты не поняла, — терпеливо сказал Женя. — Я говорю о реале. Отец предлагает перед дипломной устроить персональную выставку, и я уже думал о том, чтобы подсоединить тебя. А здесь — убиваем сразу двух зайцев…

— Вот так, с бухты-барахты… — растерянно сказала я. — Да у меня даже и рисунков нет. Какая выставка?

— Алёна, думай головой! Выставка, как минимум, будет через месяц-полтора. До этого времени ты успеешь набрать портретов — ты же собиралась ходить на Арбат? И вообще… Тебе же главное — сказать своему Косте про выставку. А если он заинтересуется, то узнает, что это правда. Чего тебе ещё надо?

— Наверное — подумать.

— Думай, — сказал Женька, и я услышала короткие гудки.

Выставка. Я посмотрела на портрет Кости. Рвать рисунок со стены уже расхотелось. А уж в клочья, как по первому порыву, — тем более.

Может, всё обойдётся?

Позвонить прямо сейчас? Если нам на домашний звонили, значит, начали атаку со всех сторон? А вдруг ему уже позвонили и переслали фотографии?… Внутри всё заледенело от предчувствия. Облизав губы, я взяла мобильник — и чуть не подпрыгнула, когда он зазвонил! Перехватила в воздухе. Костя… Как будто понял, что я собираюсь звонить. Или… С чем он?

— Да?

— Алёна, это правда, что ты целовалась в машине?

— Это меня поцеловали, а не… — начала я — и услышала короткие гудки.

Добрались-таки до него. Любопытно, ему звонила Вера, или это младший брат с особой эмоциональностью рассказал о моей измене?