Глен Кук - Белая Роза. Игра теней

Может, Душечка не так поглупела, как мне казалось. Может, от этих Взятых мы и отделаемся. И то утешение, даже если все остальное провалится с треском.

Но мы-то чем занимаемся? Вспышка молнии осветила моих спутников. Ближе всех ко мне сидели Следопыт и пес Жабодав. Следопыт, похоже, скучал, но пес Жабодав насторожился небывало. Он сидел, обозревая пейзаж. Дотоле я видел его сидящим только за едой.

Пес высунул язык. Тяжело дышал. Будь он человеком, я сказал бы — ухмылялся.

Второй Взятый попытался показать мантам свою силу. Но его превосходили числом. А Душечка внизу двигалась. Взятый неожиданно вошел в безмагию. И рухнул. За ним устремились манты.

Падение, конечно, Взятые переживут. Но окажутся они при этом в самом центре настороженной равнины. И вряд ли оттуда выберутся.

Летучий кит поднялся уже на пару тысяч футов и двигался на северо-восток, набирая скорость. Сколько до ближайшего ко Рже края равнины? Миль двести? Отлично. До рассвета мы, может быть, и доберемся туда. Но как насчет последних тридцати миль, за пределами равнины?

Следопыт запел — поначалу тихо. Песня была старая. Солдаты северных стран пели ее уже много поколений. То был гимн, предсмертная песнь в память о готовых пасть. Я слышал, как в Форсберге ее пели обе стороны. Потом песню подхватил новый голос. И еще один, и еще. Из сорока солдат ее знали человек пятнадцать.

Летучий кит мчался на север. Далеко-далеко внизу проплывала невидимая равнина Страха.

Хотя наверху было прохладно, меня прошиб пот.

Первый раз я ошибся, подумав, что Хромой будет дома, когда мы нанесем ему визит. На это намекал и Душечкин маневр со Взятыми. Мне следовало бы припомнить, что Взятые способны связываться друг с другом на расстоянии — разум к разуму. Хромой и Благодетель промелькнули мимо нас, когда мы мчались на север.

— Ложись! — взвизгнул Гоблин, когда до окраины равнины оставалось миль пятьдесят. — Взятые! Всем лежать.

Старый Костоправ, как всегда, посчитал, что для него закон не писан. Все ради Анналов. Я подполз поближе к боку нашего ездового чудовища, глянул в ночь. Чуть ниже и позади нас в ночи неслись две тени. Когда они скрылись, я получил хороший выговор от Ильмо, Лейтенанта, Гоблина, Одноглазого и всех, кто удосужился открыть рот. Я вновь сел рядом со Следопытом. Тот ухмыльнулся и промолчал.

Чем ближе к бою, тем живее он становился.

Второй раз я ошибся, полагая, что летучий кит высадит нас на краю равнины. Когда мы приблизились к границе, я снова поднялся, игнорируя ехидные реплики в свой адрес. Но кит не опускался. И не садился еще довольно долго. Вновь усевшись на свое место, я начал тихонько бредить.

Следопыт открыл свой дотоле таинственный сундучок. Там содержался небольшой арсенал. Следопыт проверил клинки. Один длинный нож его не удовлетворил, и Следопыт взялся за точильный камень.

Сколько раз так же поступал Ворон в тот краткий год, что он провел с Отрядом?.

Кит сел внезапно. Ильмо и Лейтенант передали приказ: слезать быстро.

— Держись за мной, Костоправ, — бросил Ильмо. — И ты, Следопыт. Одноглазый, есть там, внизу, что-нибудь?

— Нет. У Гоблина сонное заклятие наготове. Когда мы спустимся, их часовые будут дрыхнуть.

— Если не проснутся и не поднимут тревогу, — пробурчал я. Черт, ну почему я такой пессимист?

Никаких проблем. Мы сели. Солдаты покатились с китовых боков и рассыпались, точно на параде. Может, пока я дулся, они тренировались?

А я мог делать только то, что приказал Ильмо.

Поначалу мне это все напомнило другой налет — давным-давно, к югу от моря Мук, прежде чем мы нанялись на службу к Госпоже. Мы вырезали городские когорты Самоцветного города Берилла, пока те храпели под чарами наших колдунов.

Не скажу, чтобы мне нравилась такая работа. Большая часть этих парней — мальчишки, записавшиеся на службу, чтобы избежать худшей участи. Но они были врагами, а мы делали широкий жест. Более широкий, чем я мог ожидать от Душечки.

Небо начало светлеть. Этой ночи не пережил ни один из солдат гарнизона, кроме разве что пары самовольщиков. С главного плаца казарм, располагавшихся далеко за городской чертой, доносились крики Ильмо и Лейтенанта: «Быстро, быстро, дел по горло. Этот взвод — сломать звезды Взятых. Этот — разграбить местный штаб. Еще один — приготовить казармы к поджогу. И еще один — обыскать личные покои Хромого на предмет документов. Быстро, быстро. Закончить надо, пока Взятые не вернулись. Душечка не может их вечно за нос водите».

Кто-то, естественно, лопухнулся. Так всегда бывает. Слишком рано подпалил бараки. Поднялся дым.

В самой Рже, как мы тут же выяснили, стоял еще один полк. Через минуту к нам уже скакал конный эскадрон. И опять кто-то лопухнулся. Ворота были не заперты. Всадники навалились на нас почти без предупреждения.

Кричали люди. Звенели клинки. Летели стрелы. Ржали кони. Солдаты Госпожи откатились, оставив половину своих.

Вот теперь Ильмо и Лейтенант действительно заторопились. Всадники вернутся с подмогой.

Покуда мы расшвыривали противников, летучий кит взлетел. Забраться на него успело с полдюжины солдат. Кит поднялся над крышами и направился на юг. В сумерках его никто не заметил.

Можете представить, сколько шума и ругани последовало за этим. Даже пес Жабодав нашел в себе силы зарычать. Я обмяк, чувствуя наше поражение, пристроился на коновязи и помотал головой. Несколько человек пустили стрелы вслед киту. Тот даже не заметил.

Рядом со мной оперся на коновязь Следопыт.

— Кто мог знать, что такая здоровая тварь струсит, — проворчал я.

— Я хочу сказать, летучий кит город может снести.

— Не приписывай свои мотивы существу, которого не понимаешь. Посмотри с его точки зрения.

— Ну и?

— Даже не зрения… Слова не подберу. — Он напоминал мне четырехлетнего малыша, сражающегося с трудным понятием. — Он на чужой земле. За границами, которые, как полагают враги, удерживают его. Он бежал из страха, что его заметят и раскроют его тайну. Он никогда не сотрудничал с людьми. Куда ж ему вспомнить о них в отчаянную минуту?

Возможно, он был прав. Но в тот момент он интересовал меня куда больше его теории. Теорию я и сам придумал бы, посидев немного. Но у него эта мысль выглядела необычайно сложной и важной.

Я призадумался о его рассудке. А не полудурок ли он? Может, его вороноподобное поведение — продукт не индивидуальности, а скудоумия?

Лейтенант стоял на плацу, уперев руки в бедра, и смотрел, как уплывает летучий кит, оставляя нас в руках врага.

— Офицеры! — гаркнул он через минуту. — Собраться!

— Нам конец, — заявил он, когда мы собрались. — Я вижу только один шанс. Если этот ублюдок здоровый свяжется с менгирами, когда вернется, а те решат, что нас стоит спасать. Так что нам надо продержаться до заката. И надеяться.