Глен Кук - Белая Роза. Игра теней

Ведьмак назвал тех, чью работу мы видели на дороге, серыми. Но серую униформу носят как раз там, откуда мы прибыли. И я спросил того, в кресле, на форсбергском, самом употребительном в северных подразделениях:

— Постояльцев принимаете?

— Ага.

Глаза сидящего сузились. Он явно что-то прикидывал в уме.

— Одноглазый, Масло, Ведьмак, позаботьтесь о лошадях! — И мягенько: — Гоблин, ты что-нибудь почуял?

— Кто-то только что вышел с заднего хода. Внутри все встали. Но начнется, пожалуй, еще не сейчас.

Сидящему в кресле не понравились наши перешептывания.

— На сколько думаете остаться? — спросил он.

Тут я углядел и татуировку на запястье — еще один верный признак северянина.

— До завтра.

— У нас переполнено, но уж как-нибудь вас устроим.

Однако нахальства ему не занимать…

Паучары они, эти дезертиры. Постоялый двор — паутина, здесь они намечают жертву. Но всю грязную работу проделывают на дорогах.

Внутри царила тишина. Войдя, мы оглядели мужчин и нескольких женщин очень уж затасканного вида. Чернуха ощущаема во всем. Обычно придорожные гостиницы — предприятия семейные, в них полно детишек, стариков и прочих чудаков всех промежуточных возрастов. Здесь — ничего подобного. Только крепко сбитые мужики да дамы определенного copra.

Неподалеку от двери в кухню стоял большущий свободный стол. Я сел, привалившись спиной к стене. Рядом плюхнулась Госпожа. Однако и зла же она! Не привыкла, чтобы смотрели на нее таким образом, как смотрят эти. Сохранила свою красоту, несмотря даже на дорожную пыль и походное тряпье…

Я положил руку поверх ее кисти — жест скорее умиротворения, нежели обладания.

Пухленькая девчушка лет шестнадцати с затравленным взглядом коровьих глаз подошла спросить, сколько нас, какая еда нам нужна и какое жилье, греть ли воду для мытья, надолго ли останемся и какого цвета наши монеты. Спрашивала она равнодушно, но правильно, — хотя безнадежно, переполненная страхом совершить случайную ошибку.

Интуиция моя определила ее как члена семейства, по праву управляющего постоялым двором.

Я бросил ей золотой. Этого добра у нас — после разграбления той самой имперской казны и бегства из Курганья хватало. Блеск монеты тут же отозвался блеском в глазах мужиков, изо всех сил старавшихся наблюдать за нами незаметно.

Тут подоспел Одноглазый с остальными, тащившими стулья для себя.

— Там, в лесу, сейчас суматоха! — шепнул Гоблин. — Они строят кое-какие планы насчет нас.

Левый угол его рта растянулся в лягушачьей ухмылке. Очевидно, у него имелись собственные планы. Он всегда любил заставлять врагов заманивать в засаду самих себя.

— Разные бывают планы, — сказал я. — Если они — бандиты, пускай перевешают друг друга.

Он попросил подробностей — порой мои замыслы еще отвратительнее его собственных. Это оттого, что я давно утратил чувство юмора и действую по правилу: чем непригляднее, тем смешнее.

Поднялись мы еще до рассвета. Одноглазый с Гоблином наложили на гостиницу свое любимое заклятие, повергающее всех вокруг в непробудный сон, и по-тихому смылись в лес прорепетировать представление. Остальные занялись лошадьми и амуницией. Между мной и Госпожой имела место небольшая стычка: она желала, чтобы я сделал что-нибудь для женщин, захваченных разбойниками.

— Если я стану исправлять все неправильное, что встречу на пути, мы не доберемся до Хатовара, — отвечал я.

Она не стала продолжать спор, и через несколько минут мы тронулись в путь.

Наконец Одноглазый сказал, что лес вот-вот кончится.

— Ладно, это место ничем не хуже прочих, — согласился я.

Аллее мы с Мургеном и Госпожой свернули в лес, на запад. Ведьмак, Масло и Гоблин повернули на восток. Одноглазый же просто остановился и принялся ждать.

Ничего явного он не проделывал. Гоблин, казалось, был тоже занят.

— А если они не придут? — спросил Мурген.

— Значит, мы были не правы, а они не бандиты. С ближайшим попутным ветром пошлю им мои извинения.

Некоторое время все хранили молчание. А выехав на дорогу, чтобы проверить обстановку, я увидел, что Одноглазый уже не один. За его спиной стояли с полдюжины всадников. Сердце мое дрогнуло. Фантомы были хорошо знакомы мне. Они изображали старых товарищей, давным-давно мертвых.

Я ретировался в лес. И дрожь, обуявшая меня, была, противу ожиданий, сильной. Настроение мое отнюдь не сделалось лучше. Лучи солнца, пробивавшиеся сквозь полог леса, играли зайчиками на призраках моих мертвых друзей. Они ждали врага со щитами и копьями наготове, безмолвно, как и подобает призракам.

Но они были призраками лишь для моего сознания. На деле были они иллюзиями, созданными Одноглазым. А по другую сторону дороги Гоблин строил собственный легион теней…

Эта парочка — настоящие художники, если дать им время спокойно поработать. Сомнений более не было. Даже относительно личности Госпожи.

— Скачут, — без всякой надобности сообщил я, — Это они.

В желудке засосало. Стоит ли рисковать, подпуская так близко? Потом стрелять будет поздно. Если они решатся на драку… И если Одноглазый с Гоблином оплошают…

— Поздно, Костоправ.

Я взглянул на Госпожу, и тут меня обожгло воспоминание, кто она такая. Она улыбалась, зная, что творится в моих мыслях. Сколько же раз сама она бывала в подобной ситуации, хотя бы на большей игральной доске?

Разбойники мчались вдоль дороги. И, сбитые с толку, осадили коней, завидев поджидающего их Одноглазого.

Я рванул вперед, а призрачные кони двинулись сквозь лес следом за мной. Зазвенела сбруя, затрещали ветви. Здорово сработано, Одноглазый. Как ты выражаешься, наиправдоподобнейше.

Бандитов было около двадцати пяти человек. Лица у них и так были — краше в гроб кладут, но они сделались еще бледнее, углядев Госпожу и узнав призрачное знамя на копье Мургена.

Черный Отряд весьма знаменит.

Асе сотни призрачных луков изогнулись. Пятьдесят рук поднялось к небу, словно в попытке уцепиться за брюхо неба.

— Вам, полагаю, следует спешиться и разоружиться, — сказал я их предводителю.

Тот некоторое время шумно глотал воздух, прикидывая шансы, затем подчинился.

— А теперь вы, грязные людишки. Живо с седел!

Разбойники повиновались. Госпожа махнула рукой. Лошади развернулись и рысцой устремились к Гоблину, на деле ими управлял он. Гоблин пропустил лошадей — пусть вернутся на постоялый двор в ознаменование того, что гнету конец.

Гладко сошло, ох и гладко! Без единой задоринки! Вот так мы управлялись с делами в былые деньки. Хитрость и маневр! Зачем утруждаться самим, когда достаточно мухлевать и надувать?

Построив пленных вереницей и связав веревкой для облегчения управления, мы направились на юг. Одноглазый с Гоблином расслабились, и разбойники пришли в крайнее возбуждение. Посчитали, что мы поступили нечестно.