Вера Огнева - Дети вечного марта. Книга 1

Об арлекинах ходили самые разные слухи. Что они детей крадут, что кровь по ночам сосут, что зельями торгуют, что воры, разбойники, что людей спасают, что последним делятся, что никого к себе из чистых людей не принимают, что все поголовно колдуны, что между княжествами ходят невозбранно. В общем — вне закона.

А сам-то ты кто, — пронеслось в голове у Сани. Когти-предатели поползли, пока не спрятались совсем. Только что на столе лежали страшные лапы и уже — обычные руки. Если присмотреться, на тыльной стороне ладоней видны темные треугольники. Там когда-то росла шерстка. Еще приемная мамка ее вывела, свела Саню к деревенскому знахарю. Он пошептал и притирание дал. Долго чесалось. Да и сама шерстка была красивая. Но мамка сказала: зачем? Имя у тебя человеческое, так и представляйся человеком. А что на спине полоска из такой же шерсти, кто под рубахой видит? Чистому человеку легче в жизни, чем алларию. В нашем-то княжестве, все едино, а в других законы бывают очень даже строгие. Где и в города полулюдей не пускают.

Слово получеловек Саня не любил. Его только мамка говорила необидно. Другие так ругались. Со временем, когда пообтерся, да привык и вовсе себя человеком представлял. Почему: полу? Он ведь такой же, как все. Шерсть на спине растет? Так у другого вся туша курчавится. Раздень — медведь медведем. Однако, он — человек. А ты — нет. Но мир не переделаешь. Живи и приспосабливайся. Когти еще! Саня одно время даже хотел их вырезать, но, как раз, нарвался в поле на шайку чистюков. Они сперва не поняли, что он кот — привязались, лишь бы подраться. А как рубаху на нем рванули, да увидели спину, тут уж разговор пошел предметный: ты не имеешь права находится на нашей земле, нечисть, погань, выродок… Когти как раз пригодились. Бежали от него те чистюки, только пыль столбом стояла.

Вообще-то он предпочитал не нарываться, и шел в те княжества, где законы позволяли жить рядом с обычными людьми, и где чистюки не встречались. Он и в Кленяки-то забрел, потому что не добраться до его родного княжества, кроме как через эти земли. По Камишеру, говорят, моровая прошла. Саня хотел повидаться с приемными родителями и сестренкой, если живы, конечно. Говорили, Камишер в последние годы сильно обезлюдел. То нашествие диких трав, то — железная саранча, то, как нынче — моровая. А приемные родители уже старенькие. Раньше нет-нет да посылали весточку. А с начала этого года замолчали.

И всего-то надо было — заработать на подорожную. Без нее через границу не пустят. Он и заработал. Осталось, заплатить и бумагу выправить. Нет же! колдун, будь он неладен, подвернулся.

Но арлекинам свои трудности объяснять не будешь. Они им даром не нужны. Что им нужно, Саня не понимает, а спрашивать не станет. Спрашивать — еще больше нарываться.

Однако обстановка как-то сама собой устаканилась и замирилась. Шак убрал со стола копыта, да и собака не казал больше клыков, стоял у стенки, ногти ковырял.

— Давай разойдемся красиво, — после долгой паузы предложил Сане Апостол, — Жук хотел тебе помочь из чисто гуманных побуждений. Его вина. Нечего! — прикрикнул он на собаку. — Не ерепенься. Каждому помогать, сам без головы останешься.

— Значит, надо было кота бросить, чтобы ему яйца оторвали?

— Его проблемы.

— Он же совсем молодой.

— Будет таким дураком, никогда не состарится.

— Да брось ты, Шак, все путем. Котик пойдет своей дорогой, мы — своей.

Саню вовсе отпустило. Удерживать силой его ни кто не собирался. Наоборот: Шак не чаял, побыстрее избавиться от глупого кота. Осталось, встать и уйти. Другое дело — куда? Подорожной у него нет. В город не сунешься, там законный колдун у ворот караулит, все глаза проглядел… Кстати, о какой кастрации речь? В этом княжестве за самовольное поселение аллария в городе, всего-то штраф полагался. Саня помнил.

— Я про кастрацию… — решился он подать голос. — Нет такого закона.

— Для всех остальных нет, а для тебя особо изобрели, — отбрил собака. — Те, двое, которые за тобой гнались, знаешь кто?

— Девка и колдун.

— Не просто девка, а колдунова дочь. Разницу понимаешь?

Саня понимал. Вернее, только сейчас понял — аж в мошонке закололо. Особым пунктом законодательства оговаривалось: соитие незнатного аллари мужского пола с лицами, принадлежащими к высшим кругам, по согласию, или без согласия последнего, карается кастрацией посягнувшего.

Дочь законного колдуна как раз теми самыми кругами и является. Тут не поспоришь.

— А она соврала, что папаша — лавочник, — заспорил Саня.

— Иди, доказывай! Судьи будут оскорбленного родителя слушать. Тебе никто слова не даст сказать в свое оправдание. И заметь, положение действует по всему княжеству, а не только в городе.

Все, приехали! Свободен аккурат до первого поста. Родитель девки, само собой, по всем перекресткам приметы разослал, а уж на границу — и подавно. Капкан!

— Иди, кот, — устало прогудел Шак. — Никто тебя держать не станет. Собаку только не забудь поблагодарить.

— Спасибо, — вежливо выговорил Саня, встал и направился к двери.

Надо бы смириться и попросить помощи. Только он не мог. Ну, никак не мог. Еще мамка приемная в свое время ругалась, что за пасынок ей достался. Другой без мыла в задницу влезет, а этого хоть режь — г-о-о-рдый!

— Стой! — рявкнул Шак, когда одна нога уже стояла на пороге. — Куда пойдешь-то?

— На улицу. Отлить.

Послать бы их подальше! За что? Да просто, никого другого рядом не случилось. Эти, кстати, не самые плохие — даже в лоб не получил. Просто, мир плох или он, Саня, для этого мира плох…

— Отольешь, возвращайся, — велел Апостол.

И будто гора с плеч. Когда есть куда вернуться, угроза, остаться перед людьми и законом совсем одному, уже не грызет, выедая в душе лунку для страха. Он больше не думал, что ему тут придется делать. Манатки сторожить? Да — запросто. Скарб таскать? Он, что, боится тяжелой работы? Арлекина представлять? Научится, не велика затея.

За дверью охватило сухим зноем. Промокшая потом рубаха вмиг высохла и заскребла по спине соленой щеткой. Во рту давно навязла горькая слюна. Саня осмотрелся в поисках колодца. Такового не нашлось, зато в дальних зарослях блестел ручей. Туда он и направился, по дороге окропив кустики горячей как кипяток мочой.

Рубаху и штаны он прополоскал, выжал и разостлал на низких кустиках жимолости, а сам ухнул в заводь с головой, благо воды хватало. Первым делом надо было смыть с себя пот, грязь и страх.

Запах страха Саня чуял за версту. Другие аллари, впрочем, тоже. И самому от собственной вони противно, и арлекинов злить не стоит. Сколько их всего? Лошадь, собака… Шак помянул каких-то девчонок. Эти не в счет. Неприятности могли проистекать исключительно от мужской компании. В этом Саня за свою не такую уж короткую — двадцать пять лет — жизнь убедился. С женщинами он как-нибудь договорится.