Вера Огнева - Дети вечного марта. Книга 1

— Я здесь?

— Арлекинов проверили?

За сим последовала пауза. Не начальник, а полено! Нет, чтобы без запинки отрапортовать — замялся. А прибывший ту заминку уловил и скомандовал:

— Выворачивай манатки на досмотр.

Этого, пожалуй, не улестить. Тут другой интерес. Саня заметил, как Цыпа вытащила что-то из-под ног. Шак тоже. В щель, к которой кот припал одним глазом, предмет не поместился. Видно только, что узкий и длинный. Ножны предположил Саня и похолодел.

Кровь в ушах шумела так, что ничего другого некоторое время он вообще не слышал. А когда тупая пелена прорвалась, чуть не оглох от щебета и цвирканья. Похоже, над пограничным кордоном зависла целая туча птиц. Откуда их принесло? Только что ни одной не было.

Окруживших повозку людей сие явление тоже весьма и весьма заинтересовало. Они перестали хвататься за сундуки и мешки. В общем, отвлеклись. А отвлекшись, к изначальным своим намерениям уже не вернулись, потому что из тучи на них пролился дождь. Сначала зашлепали отдельные капли. Над головой совсем потемнело. Это Цыпа раскрыла зонт. За ней — Шак. Капель очень скоро слилась в единый, дробный гул. К нему присоединились человеческие голоса, оравшие все одно неистовое: "А-а-а!" Заржали лошади. Одна, так просто заорала. Потом — мяк! И только дробь подков по дороге. Из общего хора исчез один человеческий голос. Упал, значит, болезный с коня — или убился, или дух перехватило.

А дальше: Апостол тихонько чмокнул, лошади тронулись, повозка затрясла боками; Саню, само собой, приложило затылком. Телеги двинулись и уже через пять минут были на той стороне границы. Здесь стражник, даже не высунувшись из-под навеса, проорал:

— Езжайте, езжайте. — Поди, заметил, как стая воронков плавно переместилась за телегами, и сообразил: дождь из едкого дерьма вот-вот прольется на его голову.

Собственно княжествами западные регионы назывались только по традиции. В большинстве из них правили выборные советы. Рюх, в котором Саня учился грамоте, попутно метя пол, готовя обед и вытряхивая перхоть из учительского сюртука, являлся исключением. Давным давно эти разрозненные поселения объединились в автономию. Тут царили свои нравы. Даже на изданный новым герцогом всеобщий закон, тут смотрели сквозь пальцы.

Другое дело — восток. Там располагались ленные владения, обширные пустые, заросшие диким лесом пространства и домен самого герцога.

Еще дальше на восход солнца лежал воинственный Аллор. Кроме того, существовала, — не к ночи будь помянута, — Граница. Не просто межевая борозда с полосатым колышком, а предел, запирающий обитаемый мир с севера. Границей на ночь пугали непослушных ребятишек во всех без исключения землях, потому что никто не знал, что она такое на самом деле. Она просто была.

Прожив почти всю сознательную жизнь в глухом углу, на дальней западной окраине, кот от нее пока не сильно удалялся. Порядки в примыкающих к Камишеру землях были и понятны и терпимы. Юг опротивел раз и навсегда. На востоке побывать хотелось, но в одиночку туда было не добраться, а в артель к себе бродячего кота до сих пор не шибко кто и звал.

Тесный плен продолжался еще верст пять. Стая зловредных птичек по дороге отвязалась. Когда повозки, прокатив довольно далеко в глубь леса, остановились, кота вытряхнули на свет. Сам он… замешкался. Не дождавшись, добровольного явления из сундука причины всех бед, Апостол ухватил короб за ручки и одним рывком вывернул его из телеги. Саня полетел на траву вместе с книжками. Но — кот, так что, пришел на все четыре лапы.

— Ты уснул? — ехидно поинтересовался собака. — Мы тут на мыло изошли, а он дрыхнет.

Саня не стал отвечать. Сочтутся еще. Для начала надо было прийти в себя.

Тент на второй повозке стал сизым, с него кое-где капало. Борта обоих телег заляпаны, чепраки лошадей — тоже. В траве валялись два зонта. И на них толстым слоем лежало гуано. Воняло соответственно, хоть и подсохло. Шак, не давая коту разлеживаться, приказал:

— Бери антураж и тащи в речку, отмачивать. Стой! Тент не забудь. Сунь в воду, и камнями привали. До завтра выполощется, а что не выполощется, отстираешь.

— Сам стирай! — окрысился кот. Но не по тому, что противно было в одиночку дрызгаться с едким дерьмом — тон главаря не понравился.

— Что! — взревел Апостол. — Да я, знаешь, что с тобой сейчас сделаю?

— Стоп! Стоп! — выметнулся из телеги собака, — Котяра, я тебя как брата прошу: не заедайся. Ты, родной, ни фига не понял. И не надо пока. Иди себе, делай, что велено. Шак, брось оглоблю. Себя вспомни. Все! Разошлись в разные концы леса! Котик, только я тебя умоляю, быстро не возвращайся. Дай командиру отойти. Он тебя и вправду может приложить так, что мало не покажется.

Всю дорогу до речушки, которая бежала среди кустов за поляной, Саня черно злился. Решил даже, что покидает арлекиново добро в воду и по тем же кустам уйдет. Пусть потом ищут, если захотят навалять. Фиг его в лесу поймаешь.

Он продрался сквозь подлесок, оскальзываясь на плоских валунах, спустился к воде и только тут, освободившись от неудобной вонючей ноши, дал себе труд помыслить. В результате чего вышло: самое время возвращаться назад и подставлять шею под Шакову длань.

Стало муторно. Как ни крути, спасая его, они сильно рисковали. Не решись Шак нагло смыться с границы, переждала бы стража налет и вытряхнула кота-преступника из захоронки. Ему — усекновение хозяйства, им — высылка с конфискацией. То есть: мыкаться без лошадей, без припасов, без декораций. Так что — сиди, котяра, дерьмо отскребай. Хоть этим за добро отплатишь.

Он, наверное, до утра бы там полоскался. Но, во-первых, банально хотелось жрать — в животе урчало, как в дробильном барабане — во-вторых, со стороны поляны вдруг послышались довольно громкие, и какие-то лишние звуки. Будто там не четверо арлекинов на ночлег устраивались, а целый отряд. По шуму — народу на биваке сильно прибавилось. Наученный опытом длинного и трудного сегодняшнего дня, Саня, прихватив зонтики, в обход открытого пространства, покрался к своим кибиткам. Благо, уже пали густые сумерки.

За переплетением колючего шиповника и жимолости, за кустами крушины на косогоре росли высоченные в два обхвата дубы. Кот перебегал от дерева к дереву, скользил между стволами, высматривая, что делается на поляне.

Там в свете двух костров мелькали кони и люди. Человек десять, столько же животных. Один костер — свой. Второй — на дальнем конце поляны.

Кто-то еще решил устроить тут ночлег? Леса им мало! Или соблазнились веселым соседством? Кот метнулся к следующему дереву. Оттуда стала видна монументальная фигура Шака. Вожак стоял, широко расставив ноги, уперев руки в бока. За спиной — костер. Сцепленные повозки остались чуть в стороне. На одной Саня разглядел Сольку, узнал по длинным, светлым волосам. Собаки видно не было.