Глен Кук - Черный отряд. Тени сгущаются

Душелов вновь подошел к огню.

— Прекрасная работа, господа. Просто отличная. Все сделано с воображением. Это, возможно, поможет выбить их из Клина. Мы отправляемся в Розы, как только улучшится погода. Поедут восемь человек, Капитан, включая двоих ваших колдунов. — После каждой фразы следовала пауза. Каждая произносилась другим голосом. Жуть.

Я слышал, что это голоса тех людей, чьи души захватил Душелов.

Позволив смелости возобладать над желаниями, я вызвался участвовать в экспедиции. Мне хотелось увидеть, как Загребущий будет пойман с помощью волос и блока известняка. Вся яростная мощь Хромого не справилась с этой задачей.

Капитан обдумал мое предложение.

— Хорошо, Костоправ. Поедут Одноглазый и Гоблин. Ты, Ильмо. И выбери еще троих.

— Получается только семь, Капитан.

— Восьмым будет Ворон.

— Ах, Ворон. Ну конечно.

Конечно. Молчаливый и смертельно опасный Ворон станет alter ego Капитана. Связь между этими двумя не поддается пониманию. Полагаю, это волнует меня потому, что недавно Ворон напугал меня до полусмерти.

Ворон поймал взгляд Капитана. Его правая бровь приподнялась. Капитан ответил едва заметным кивком. Ворон шевельнул плечом. В чем был смысл его ответа? Я не смог догадаться.

Затевалось нечто необычное. Посвященные в тайну уже наслаждались заранее. И хотя я не мог догадаться, чем все обернется, я был уверен, что мне предстоит увидеть что-то мерзкое и отвратительное.

Буран стих. Вскоре дорога на Розы стала свободной. Душелова одолел зуд нетерпения. Загребущий получил две недели форы, а нам, чтобы добраться до Роз, требовалась неделя. Оставалось надеяться, что пущенные Одноглазым байки о наших шпионах понизят эффективность действий противников.

Мы выехали еще до рассвета, погрузив каменный блок в фургон. Колдуны почти не изменили его формы, выдолбив лишь углубление размером с большую дыню. Я мог лишь теряться в догадках относительно его предназначения. Одноглазый и Гоблин хлопотали вокруг камня, словно жених возле невесты. На все мои вопросы Одноглазый отвечал лишь широкой улыбкой. Скотина.

Погода оставалась ясной. С юга подули теплые ветры. Нам стали попадаться длинные участки раскисшей дороги. И я сделался свидетелем поразительного явления — Душелов спрыгивал в грязь и толкал фургон вместе с нами. Душелов, великий лорд империи.

Розы — главный город провинции Клин, свободный город, республика. Госпожа решила, что нет смысла лишать его традиционной автономии. Миру нужны местечки, где люди любых взглядов и убеждений могут сбросить напряженность повседневности.

Так вот. Розы. Город без правителя. Набитый агентами, шпионами и всяческим сбродом, преступившим закон. В такой обстановке, утверждал Одноглазый, его план обречен на успех.

Когда мы подъехали к городу, над нами нависли его красные стены, темные в лучах закатного солнца, словно засохшая кровь.

В комнату, которую мы снимали, ввалился Гоблин.

— Я нашел подходящее местечко, — пискнул он, обращаясь к Одноглазому.

— Хорошо.

Странно. Они уже пару недель не обменялись и единым бранным словом. Обычно хотя бы час без их склоки казался нам чудом.

Душелов шелохнулся в темном углу, где торчал неподвижно, словно тощий черный куст, негромко споря сам с собой разными голосами.

— Продолжай.

— Это старая городская площадь. На нее выходит десяток улиц и переулков. Ночью плохо освещена. Нет никакого смысла ходить по ней или ездить после наступления темноты.

— Звучит превосходно, — согласился Одноглазый.

— И не только звучит. Я снял комнату с видом на эту площадь.

— Пошли взглянем, — решил Ильмо. Долгое пребывание в комнате всем осточертело. Началась суета. Лишь Душелов сохранял невозмутимость. Наверное, он понимал, почему нам не терпится оказаться на улице.

Разумеется, площадь оказалась именно такой, какой ее описал Гоблин.

— Так в чем, наконец, дело? — спросил я. Одноглазый ухмыльнулся. — Молчальник хренов! — не выдержал я. — В игрушечки играет.

— Сегодня ночью? — спросил Гоблин.

Одноглазый кивнул:

— Если черный призрак прикажет.

— У меня кончается терпение, — объявил я. — Что, в конце концов, происходит? Вы, клоуны, только и делали, что дулись в карты да любовались, как Ворон точит свой ножик. — Он занимался этим часами, и от звука стали, соприкасающейся с точильным камнем, у меня по спине бегали мурашки. Это было знамением. Ворон точил нож лишь в том случае, если ожидал, что ситуация станет паршивой.

В ответ Одноглазый по-вороньи каркнул.

Фургон мы выкатили в полночь. Хозяин конюшни обозвал нас сумасшедшими. Одноглазый в ответ одарил его одной из своих знаменитых улыбок и сел на место кучера. Мы пошли пешком, окружив фургон.

Наш груз изменился. Кое-что добавилось. Кто-то высек на камне надпись. Наверное, Одноглазый — во время очередной своей таинственной отлучки.

Вместе с камнем в фургоне лежали объемистые кожаные мешки и прочный дощатый стол, достаточно крепкий на вид, чтобы выдержать вес глыбы. Ножки стола были сделаны из темного полированного дерева с врезанными в древесину символами из серебра и слоновой кости — очень сложными, иероглифическими и таинственными.

— Где вы раздобыли стол? — спросил я. Гоблин пискнул и рассмеялся. — Но сейчас-то вы мне можете сказать? — прорычал я.

— Ладно, ладно, — смилостивился Одноглазый, гнусно хихикая. — Мы его сделали.

— Для чего?

— Чтобы положить на него камень.

— Вы мне так ничего и не объяснили.

— Терпение, Костоправ. Всему свое время.

Вот скотина.

Площадь, куда мы прибыли, выглядела странновато — ее окутывал туман, хотя нигде в городе тумана не было.

Одноглазый остановил фургон в центре площади.

— Выволакивайте стол, парни.

— Выволакивайся сам, симулянт! — пискнул Гоблин. — Думаешь, тебе удастся посачковать, пока мы надрываем пупки?

— Он обратился за поддержкой к Ильмо: — У этого паршивого инвалида вечно наготове какая-нибудь отмазка.

— Он прав, Одноглазый, — заметил Ильмо. Одноглазый принялся возмущаться. Ильмо не выдержал и рявкнул: — А ну, стаскивай свою задницу и ползи сюда!

Одноглазый метнул в Гоблина убийственный взгляд:

— В один прекрасный день я тебя прихлопну, огрызок. Наложу на тебя проклятие импотенции. Как тебе такое понравится?

Его слова не произвели на Гоблина впечатления:

— Я бы давно наложил на тебя проклятие тупости, если бы мог усилить то, над чем уже постаралась природа.

— Выгружайте же наконец проклятый стол! — гаркнул Ильмо.

— Нервничаешь? — спросил я. Перепалки колдунов никогда его не раздражали. Он, как и все, считал их развлечением.

— Да. Залезайте с Вороном в фургон и выталкивайте стол.